Язык, который всем понятен

НОСТАЛЬГИЯ И НАДЕЖДА

— Вас называют российско-американской скрипачкой. Наверное, вы ощущаете себя гражданином мира?

— Да, но с ностальгией по Питеру. Я настолько питерская! Здесь в столовке винегрета поесть — это счастье, больше ничего не надо. Я родилась в центре города, мы жили напротив Никольского собора, в который я ходила с детства. Жили восемь человек в одной комнате, дома было небольшое пианино, на котором занималась музыкой моя старшая двоюродная сестра. Мне было два года, и я пальцем подобрала песню «Бухенвальдский набат» — она тогда только появилась. Когда мне было шесть лет, педагог, у которого я с 2,5 лет занималась частным образом, посоветовал идти в городскую музыкальную школу. Но мама понятия не имела, что надо было заранее пройти прослушивание, и когда мы пришли, все места в классе фортепиано были заняты, и меня отдали на скрипку. Как я её ненавидела! Надо было стоять, подняв руки, — тяжело. Только к окончанию музыкального училища я окончательно определилась с инструментом — я играла одинаково хорошо и на фортепиано, и на скрипке. В музыкальном училище я впервые попробовала себя и в качестве преподавателя: мой учитель Арнольд Готсдинер уехал в длительную командировку, а я как раз окончила музыкальную школу и поступила в училище. Арнольд Львович официально разрешил мне замещать его. Я занималась с детьми, и они меня слушали.

Биография

Алла Арановская родилась в Ленинграде, училась в детской музыкальной школе имени Софьи Ляховицкой. Окончила музыкальное училище имени Римского-Корсакова и ленинградскую консерваторию. Играла в оркестре кировского театра. Лауреат многих российских и международных конкурсов. С группой единомышленников — Аллой Горяиновой, Андреем Догадиным и Леонидом Шукаевым — в 1985 году создала струнный квартет ленинградской консерватории, получивший мировое призвание под названием «Квартет „Санкт-Петербург“», которое он носит с 1991 года. История ансамбля описана в книге американского издательства strings, в которой были представлены десять лучших квартетов XXI века.

— То есть их не смущало, что им преподает, по сути, совсем еще девочка?

— Нет, все воспринимали как должное, никто не роптал, не бунтовал. Откуда это у меня, совершенно непонятно: мама — воспитатель детского сада, у отца строительная специальность.

— Как со стороны видится ситуация с музыкальным образованием в России?

— Мне не очень нравится, что происходит в культуре и в Петербурге, и в целом в стране. Вот, мальчик из Астрахани участвовал в нашем конкурсе, у них в семье пятеро детей, денег нет вообще. Я забрала его с собой в Америку, бесплатно с ним занимаюсь, потому что у него не будет другой возможности получить нормальное музыкальное образование. Они приехали в Москву, мальчик — лауреат международного конкурса, а в музыкальной школе их в первую очередь спрашивают: «У вас деньги есть?» А губернатор Астраханской области, когда мальчик вернулся с победой, выписал ему стипендию — сто рублей в месяц. В музыкальных школах в провинции нет уроков сольфеджио, потому что нечем платить преподавателю. Если сохранится такое положение дел, сколько угодно можно говорить о духовности — толку не будет.

— Неужели нет надежды?

— Нет, почему же, я надеюсь на улучшения. Даже по конкурсу могу сказать: слушали старшую группу — впечатление не очень обнадеживающее. А младшие дети выходят, и видно — Божия печать. Говорят, что в других постсоветских странах такая же ситуация. В том, что нынешнее подрастающее поколение через несколько лет нам даст хороших музыкантов, — я уверена.

— И что для этого нужно?

— Как — что? Культура нужна! В каждом человеке есть искра, но в зависимости от того, читает он в детстве комиксы или «Евгения Онегина», искра возгорается в совершенно разное пламя. Целое поколение музыкантов у нас потеряно, потому что педагоги от безысходности уезжали за границу. Я проработала в Санкт-Петербургской консерватории много лет, уехала в 1997 году, будучи доцентом. Если бы осталась здесь, просто умерла бы с голоду. У меня двое детей, у мужа были проблемы со здоровьем.

— В США как вы прижились?

— Несколько лет назад я работала в университете в городе Уичита, штат Канзас, но почувствовала, что в творческом плане падаю в болото. Я ушла «в никуда», мы переехали в Канзас-Сити, трехмиллионный город с очень активной культурной жизнью. Муж заканчивал докторантуру по симфоническому дирижированию, надо было платить за его обучение и, разумеется, как-то жить. Я не могла быстро набрать столько учеников, чтобы денег хватало, поэтому три года работала в такси Uber. Ничего, выдержала, а потом жизнь снова наладилась. Должны быть приоритеты, и не всегда они связаны с наличием гарантированного куска хлеба.

— А ваши дети занимаются музыкой?

— Природа на детях отдыхает — это точно. С сыном пробовала заниматься, но увидела, что толку не будет. Зато внук одаренный, пока я была рядом, он учился, но потом я уехала. Так что профессиональным музыкантом он уже не станет, время упущено.

СТО ЛЕТ СПУСТЯ

— Какое значение имеет конкурс имени Леопольда Ауэра для Петербурга?

— Конкурс возрождает заложенные им самим традиции. В 1868 году 23-летний Леопольд Ауэр был приглашен в Петербургскую консерваторию профессором скрипки. Пригласил его сам Антон Рубинштейн, который стал тогда ректором Консерватории. Он услышал молодого скрипача в Европе, сыграл с ним концерт. Пост профессора скрипки занимал в те годы Генрик Венявский, но он был уже пожилым человеком. И Леопольд Ауэр преподавал в Консерватории до 1917 года,то есть 49 лет. Он вырастил плеяду мировых звезд, которые в свою очередь вырастили своих учеников. После революции многие разбрелись по всему миру, но кто-то остался жить в России, в самых разных её уголках. Школа Ауэра стала базой для обучения скрипачей во многих маленьких городах нашей страны. Даже сейчас, через столько лет, мы находим невероятные таланты, которые приезжают из провинции, где сохраняются заложенные Ауэром традиции. Когда приближалось 40-летие педагогической работы Ауэра, консерваторский комитет решил создать конкурс его имени. Однако средств было недостаточно, с 1908 года деньги собирались, но конкурс имени Ауэра состоялся лишь в 1911 году. Царская семья тоже дала денег на уставной капитал. К сожалению, в 1917 году Ауэр покинул Россию навсегда. На летних заграничных курсах он получил телеграмму: «Не возвращайся в Петербург, здесь что-то страшное». И тогда он и его жена с маленьким чемоданчиком уехали в Америку, где уже находились его ученики Яша Хейфец, Тоша Зайдель, Натан Мильштайн, Миша Эльман, которые уехали раньше и уже получили признание в Америке. Он проработал в Америке 13 лет и в 1930 году умер. Но он принес в Америку русскую школу, все самые авторитетные школы в Америке созданы его учениками. Так что конкурс объединяет три страны: Венгрию, откуда Ауэр родом, Россию, где он прожил пятьдесят лет, и Америку, которая стала последней родиной.

— Как возник замысел конкурса?

— В 2013 году, спустя чуть более ста лет после первого конкурса, мы решили его возобновить. Конкурс впервые прошел в 2014 году, 7 октября. Нам, к сожалению, в городе никто не помогает, но мы всё равно проводим конкурс каждый год, и с каждым годом приезжает всё больше и больше народу. Даже при минимальной поддержке конкурс будет продолжаться и развиваться. 73 участника в этом году, шесть квартетов. Я не теряю надежду, что мы будем услышаны. Ассоциация Леопольда Ауэра с 2016 года делает проект «Музыка за мир» — мы провозим лауреатов конкурса по разным странам, показываем миру, что такое школа Ауэра, я выступаю с лекциями. Музыка — это язык, который понятен во всем мире.

— А что лично для вас значит имя Леопольда Ауэра?

— Большую часть своей жизни я провела в его классе в Консерватории. В нем висит его знаменитый портрет, и он как будто наблюдает за всеми учениками. В моей жизни было немало событий и совпадений, связанных с Леопольдом Ауэром. Например, лет восемнадцать назад, когда я уже уехала в Америку, наш «Санкт-Петербург-квартет» выступал на фестивале в Мексике. Однажды после концерта ко мне подошел очень пожилой человек и предложил поиграть на его скрипке. Я взяла в руки один из его смычков и поняла, что он — продолжение руки. Я спросила, откуда этот смычок, и он сказал: «Этот смычок принадлежал Леопольду Ауэру». Он рассказал, что купил его в 1940 году в Чикаго. После смерти Ауэра его вторая жена, не имея средств к существованию, стала распродавать вещи — так смычок Ауэра попал к этому скрипачу-любителю. Я спросила, не продаст ли он этот смычок, но он сказал: «Нет, я еще играю». — «Если у вас возникнет мысль его продать, — говорю, — вспомните обо мне!». А мы ездили на этот фестиваль каждый год, и он каждый год приходил к нам на концерт. И года четыре назад он появляется с футляром от смычка и говорит: «Я готов продать». Я позвонила сыну, всем знакомым, попросила переслать мне деньги, и этот смычок теперь у меня.

— Как получилось, что вы нашли родственников Ауэра?

— В интернете обнаружила писательницу и публициста Марину Акимову, которой удалось найти архив писем жены Ауэра к её ближайшей подруге — 1500 писем, по которым прослеживается вся их жизнь. На основе этих писем Марина Акимова написала эссе, и в нем перечислено, как звали его родственников, в какие города и страны они переехали. Я нашла праправнучку, прапраправнучку, других прямых потомков: Мария Унковская, например, живет в Англии, преподает английский и русский языки, она мне тоже прислала свою семейную историю. В свое время Ауэр принял христианство, чтобы жениться на девушке из знатного дворянского рода (родственникам его жены принадлежал особняк Белосельских-Белозерских). Мне удалось «вычислить» дом, в котором семья Ауэра жила в Петербурге, он находится на углу Английского проспекта и улицы Декабристов. Квартира эта сейчас коммунальная, но мы добились, чтобы правнучка Ауэра смогла попасть в дом своих предков.

РАЗРУШЕННЫХ ХРАМОВ БЫТЬ НЕ ДОЛЖНО

— В Пензенской области вы дали два благотворительных концерта в поддержку восстановления единственного в России православного храма святой Аллы Готфской (Сердобская епархия). Почему вы решили за это взяться?

— Храмы не должны стоять разрушенными. В 2016 году я познакомилась с историком Александром Мраморновым. Он рассказал мне, что хочет возродить храм святой мученицы Аллы Готфской в селе Старая Потловка. Я поняла, что должна поехать в эту деревню, в Пензенскую область. Уверена, в жизни каждого человека, даже неверующего, случаются моменты, когда хочется сказать: «Спасибо Тебе, Господи, за эту жизнь». В этой деревне много других проблем помимо разрушенной церкви, и мне хотелось подарить людям радость, зародить в них желание жить.