В Дамаске все спокойно

Василий Павлов: Есть мнение, что в России такой конфликт невозможен, потому что в Сирии воюют сунниты против шиитов и алавитов, а у нас нет таких религиозных разделений; потому что там население поддерживает экстремистов, а у нас они поддержкой не пользуются. В действительности и в Сирии никакого религиозного столкновения нет. Мы наблюдаем противостояние экстремистской секты, международной террористической банды и… всех остальных, независимо от их конфессиональной принадлежности, которых ваххабиты считают неверными, которым они объявили джихад. Оппозиционная «Свободная сирийская армия», на которую многие на Западе возлагали надежды, сейчас реальной военной силой не обладает. Антиасадовская коалиция присягнула Аль-Каиде, и их мировоззрение никакого отношения к идеалам демократии не имеет. То, что население поддерживает оппозицию, — тоже миф. С населением оппозиция поступает просто: часть уничтожает, часть запугивает, часть выгоняет.

Анатолий Несмиян: Те технологии, которые используются в Сирии, не предусматривают привычной нам агрессии. В каждом обществе существуют объективные противоречия. Слабым местом сирийского социума было противостояние по линии «город — деревня». Далее: используя социальное напряжение, можно спровоцировать точечный конфликт, затем раздуть его с помощью медийной картинки, «завести» толпу и управлять ей. В Сирии в качестве запала был использован религиозный фактор, у нас аналогичную роль может сыграть национальный. В чем отличие? Асаду удалось структурировать общество, и его оппонентам пришлось завозить боевиков извне. Проблема в том, что наша власть таким же авторитетом не обладает. И потому существует реальная угроза, что сирийские события могут повториться у нас. Только в большем масштабе, потому что в России живет несколько миллионов мигрантов, тех людей, которые могут составить социальную базу для террористических организаций. Социальное напряжение, которое создает миграция, — наше «узкое место», та линия разлома, на которую могут воздействовать наши потенциальные противники. Надо сказать, что сирийская армия и сирийские спецслужбы оказались не готовы противостоять упомянутым технологиям. Но наши органы готовы в еще меньшей степени. Никаких инструментов противодействия терроризму у нас нет. Нет ни единой базы данных по мигрантам, ни системы контроля над информационными ресурсами. Всего того, что делается в США, единственной стране, действительно работающей на опережение и потому достигшей ощутимых успехов в войне с терроризмом.

— Анатолий Несмиян: 80-90% — это «пушечное мясо». Но этими людьми командуют опытные, те, кто прошли Афганистан, Ливию и Чечню. Есть большие группы, которые действуют в крупных городах. Но есть, например, Джабхат-ан-Нусра, сильнейшая из действующих в Сирии боевая организация, которая насчитывает всего пять тысяч человек. В ней сознательно не идут на то, чтобы увеличивать это число: уничтожено сто человек, они завербовали еще сто, например, из Ирака. В чем смысл? Эти пять тысяч разбиты на множество небольших групп, человек по пятьдесят. Группы между собой хорошо координированы, и им удается «растаскивать» внимание армии и спецслужб, не давая тем возможности сконцентрироваться на чем-то одном. Самое страшное — что эти люди, получив сирийский опыт, могут прийти в Россию. И «пушечное мясо» (среди тех же мигрантов или татарских националистов) они, как вы понимаете, найдут здесь в изобилии.

Василий Павлов: Это в чем-то похожие друг на друга люди. Самые большие проблемы возникают в удаленных населенных пунктах, где живут наименее бедные и наименее образованные люди, маргиналы, которые сознательно не пускали своих детей в школу. Теперь эти дети выросли. Они не очень умны, они не могут приспособиться к жизни в своей стране. И потому стремятся опустить других до своего уровня. Эти люди легко поддаются влиянию ваххабитов, которые предлагают им простой путь к счастью. В последнее время, правда, в составе боевиков (я сужу по тому, кого в плен берут) даже арабов нет. Не то что сирийцев. Российских граждан, по официальным данным, на стороне боевиков сражается около четырехсот человек. 

— Анатолий Несмиян: Сирия создала структуру народного ополчения, которое по своей численности примерно равно армии. Структура находится полностью в подчинении армейского командования, получает от государства оружие, имеет штатных офицеров, но при этом создана снизу, состоит из обычных, продолжающих работать людей, которые не хотят пускать бандитов на свою территорию. Например: из Дараи пытаются выйти около двух тысяч боевиков, но буквально несколько сотен ополченцев, живущих в другом пригороде Дамаска — Сахнаи, загоняют экстремистов обратно в Дараи умирать. Почему? Потому что они знают местность, знают, где поставить пулеметы. Эта модель актуальна и для нас. Более того, в борьбе с терроризмом я не вижу альтернативы самоорганизации.

— Василий Павлов: Мобилизации объявлено не было. Все сохраняют прежние места работы, кроме военных, конечно. Из разрушенных городов люди уехали в соседние населенные пункты, где им предоставили жилье и работу. Кто-то, наверное, уехал за границу. Кстати, слово «разрушенный» весьма относительно. В Дараи не подлежащих восстановлению домов процентов пять. Все остальные — «средний ремонт». Но это особенность ближневосточной архитектуры, где несущими являются не стены, а каркас: даже если снарядом разворочена стена, дом критично не страдает и подлежит восстановлению.

— Василий Павлов: Для сирийской армии ситуация развивается планово. Правительство поставило перед собой задачу не «победить в войне», а «не проиграть». Оно прекратило борьбу за конкретные населенные пункты. Речь сейчас идет о планомерном уничтожении живой силы противника, о том, чтобы боевики истреблялись быстрее, чем они прибывают в страну. Боевые действия ведутся с минимальными потерями, почти без применения авиации и артиллерии. Раньше бои были дистанционными, теперь борьба идет за каждый дом: хорошо, если за неделю освобождается один квартал. Правительство стремится подавить боевиков психологически, показав, что никаких шансов у них нет, что все, кто засел в Джобаре (там обороняется крупнейшая группировка бандитов), — трупы.

— Василий Павлов: Многие рассказывают байки о том, что Россия наверняка помогает Сирии оружием. Да, Асад нуждается в новом вооружении: например, «шмели» очень облегчили бы жизнь республиканской армии. Но, по моим данным, а я наблюдаю за действиями элитных частей в Дамаске, помощь России — это так же маловероятно, как помощь марсиан. Практически все оружие отечественного происхождения — советских времен. Самые новые снаряды — 1993 года. Самые новые танки — 1983 год. Винтовки — в лучшем случае 1994 год. Иран, да, помогает. Россия — нет.

— Василий Павлов: Во-первых, если бы химическое оружие было бы применено в районе, где находятся боевики, то пострадали бы не только женщины и дети. Во-вторых, никем не был зафиксирован факт его применения в этом районе. И это при том количестве видеотехники, которым пользуются боевики. В-третьих, бессмысленно применять химическое оружие в том районе, куда собираешься наступать. Работа комиссии ООН фактически не дала никаких результатов. Я вообще не уверен, что химическая атака имела место. Возможно, боевики использовали прекурсоры зарина для имитации применения химоружия.

— Василий Павлов: Думаю, нет, потому что сам этот удар изначально был маловероятен. Во-первых, потому что у сирийской армии есть система ПВО, в отличие от всех тех стран, с которыми ранее воевали США. Во-вторых, сирийская армия подготовилась к удару, грамотно рассредоточив части, подразделения, штабы. США было просто не по чему наносить удар. В-третьих, выбранная США концепция высокотехнологичной войны себя не оправдала. Сегодня их средства поражения стали дороже, чем поражаемые объекты. Военных объектов, которые стоили бы дороже одной крылатой ракеты, у Сирии почти нет. А если ты тратишь больше, чем твой противник, ты проигрываешь.

— Анатолий Несмиян: Я думаю, сыграло роль и политическое противостояние внутри США. За войну выступали республиканцы, для которых принципиальным является государственный суверенитет США, сохранение за ними роли единственной сверхдержавы. Большая война, считают они, должна вывести американскую экономику из кризиса, так же как она вывела ее в 1940-е годы. Демократы с Обамой во главе видят будущий мир разделенным на несколько валютных зон (доллара, евро, рубля, юаня и т.д.), каждая из которых управляется надгосударственными структурами. И потому, с точки зрения Обамы, экспансия США ни к чему хорошему не приведет, но только ускорит течение финансового кризиса. Кроме того, республиканцы через нефтяные компании тесно связаны с Саудовской Аравией, и потому Обама объективно заинтересован в том, чтобы если не развалить, то придушить главного врага Сирии.