Талант, не зарытый в землю. Интервью со Светланой Письмиченко

Она любит солнце и активную жизнь, но при этом абсолютно очарована мистикой неспешного, туманного Петербурга. Родившись в степях Казахстана, она с детства полюбила наш город-музей, связав с ним свою жизнь и карьеру, создав здесь семью и обретя осознанную веру. Так говорит о себе актриса Светлана Письмиченко, известная российскому зрителю по одной из центральных ролей в фильме «Брат» Алексея Балабанова, где она сыграла спутницу главного героя.
Раздел: По душам
Талант, не зарытый в землю. Интервью со Светланой Письмиченко
Журнал: № 2 (февраль) 2018Автор: Евгений ПереваловФотограф: Станислав Марченко Опубликовано: 19 февраля 2018

КИНО КАК ПРЕДОПРЕДЕЛЕННОСТЬ

— Светлана Викторовна, знакомясь с вашей биографией, я узнал, что ваша мама была киномехаником, а папа занимался кинопрокатом. Их профессии сыграли решающую роль в том, что вы выбрали карьеру артиста, или были другие мотивы?

— Конечно, когда у вас в доме с утра до вечера валяются кинопленки и кинопленочные банки… Жили мы в своем доме, папа часто приносил с собой ленты в наш домашний кинотеатр. В отдельной комнате у нас стоял аппарат «Украина»с двумя бобинами, как в будке киномеханика. Получался настоящий кинозал. Старшие брат с сестрой закрывали ставни, делали темноту, подключали видео, волшебный экран оживал. Всё это, конечно, сыграло не последнюю роль в моей судьбе.

В 13 лет я впервые приехала в гости в Ленинград и сразу его жутко полюбила. Я подумала, что никакая Москва мне не нужна, что буду учиться на артистку только в Петербурге. Проходя по Моховой, увидела там Институт театра, музыки и кинематографии, в который потом и поступила.

— То есть других вариантов для вас уже не существовало?

— Я, конечно, могла вернуться обратно. В моем родном поселке на севере Казахстана был дом культуры, я могла остаться работать там. Да и работала, потому что закончила школу рано, в 16 лет, и родители испугались отпускать меня в таком возрасте одну в большой город. Год я там протрудилась — занималась праздниками, вела кружки. Когда все-таки поехала поступать, не думала, конечно, что вернусь ни с чем, но в случае чего в родном ДК меня всегда ждали.

Справка

Светлана Письмиченко родилась в поселке Бурли Комсомольского района Кустанайской области Казахстана. Более 30 лет работает в Театре имени Ленсовета. На этой сцене она играла Аннушку из пьесы Островского «На бойком месте», Лучетту в «Самодурах» Карло Гольдони, Малыша в сказке Астрид Линдгрен «Малыш и Карлсон, который живет на крыше», Морин в «Королеве красоты» Мартина МакДонаха, Нину Павловну Коринкину в пьесе Александра Островского «Без вины виноватые» и десяток других ролей. Лауреат Премии Николая Симонова. Лауреат премии «Золотой софит» за роль Шен Де - Шой Да в спектакле «Добрый человек из Сычуани». В кино известна прежде всего ролью в фильме Алексея Балабанова «Брат», где сыграла вагоновожатую, спутницу главного героя картины Данилы Багрова. 


НАД БЫТОМ, НО В КОММУНАЛКЕ

— А чем именно вас поразил Ленинград? Чем подкупил?

— А где еще вы встретите такое количество архитектурных памятников на одном квадратном метре? Я жила на улице Рубинштейна, это самый центр города. То же самое, что жить в музее, но не просто любоваться красотой, а воспитывать в нем детей, ходить на работу, готовить ужин. С одной стороны — гиперподнятость над бытом, с другой — грязные коммуналки. Всё это создавало такой мистический, загадочный антураж. Ну и динамика города меня поразила, хотя Москва мне в этом плане ближе. По духу Москва — мой город: я одновременно могу делать много дел, а здесь всё текучее, неспешное. Петербург способствует погружению в себя. Мои дети родились уже в этом городе, и они другие, не такие, как я. Все ленинградцы носят на себе отпечаток какого-то морока. Я без солнца жить не могу, потому что родилась в степях Казахстана, а дети — ничего.

— Но как-то вы с этой питерской тоской справляетесь…

— Справляюсь. Недавно у меня появилась земля недалеко от Введено-Оятского монастыря, недалеко от Александра Свирского. Там я получаю всё, чего не хватает городскому человеку.


НАЗАД НЕ РАСКРЕСТИТЬ

— Кстати о монастырях. Вы помните свою первую встречу с православием?

— Бабушка моя была уникальным человеком, верующей коммунисткой, православным членом КПСС. У меня не возникало вопросов, как такое можно совмещать. Мы переписывали от руки молитву «Живый в помощи Вышняго», до сих пор сохранилась эта бумажка. Поскольку тогда храмов не было, крестили меня бабушки самостоятельно. Они хорошо знали все обряды и молитвы, особенно старшая сестра моей бабушки, Татьяна. Я как родилась, сильно болела, мало весила,кило триста всего, почти неспособна была к жизни. И бабушки маме сказали, что это, мол, потому, что я некрещеная.

Так что всё детство я жила со знанием, что я крещеная, хотя мало что в этом понимала. Пасхи готовили, куличи пекли, яйца красили. Правда, этим всё и ограничивалось в то время. Уже потом, в Петербурге, будучи беременной первым ребенком, во Владимирском соборе я приняла Таинство Миропомазания, которое совершается обычно вместе с Крещением, если крестит священник. Я очень хотела ребенка, но всё не получалось, а еще и театр требовал свое, и карьерухотелось сделать.

Самые главные искушения посыпались потом. Пока мы сами по себе ходим, бес нас не дергает. А тут начались серьезные грехи, которые потом приходилось подолгу осмысливать. Слава Богу, родился второй сын. Жажда духовная еще больше усилилась.

«Духовной жаждою томим, в пустыне мрачной я влачился», как говорит поэт. Хотелось чего-то большего. И тут один известный в Петербурге человек, музыкант и композитор, спасибо ему большое, повез меня по нашим северным святыням, в монастырь Александра Свирского. Была зима, вокруг искристый снег, солнце. На обратном пути мы проезжали через Введено-Оятскую обитель. Я подумала про себя: здесь пройдет моя старость. Захотелось даже постриг принятьв будущем.

— Сейчас так не думаете?

— Наверное, уже нет. Дел в театре еще много. Детская студия. Так что пока не имею права. Хотя иногда хочется сбежать куда-нибудь. Моя приятельница, Наталья Колесник, попечитель и благоустроитель Введено-Оятского монастыря, купила неподалеку от тех мест деревенский дом. А за ней и я.

Позже я побывала и на Святой земле, в Иерусалиме. Всё в жизни происходит как-то волнообразно, рвение сменяется затиханием, огонь неофитства угасает. Потом вновь разгорается. Но начинаются и искушения: «а что творитсяв Церкви?!», «что творится в православии вообще?!». У меня сейчас как раз такой этап. По-моему, в Церкви появилось много людей, которых вообще сложно назвать православными. Но тот фундамент, который заложен в меня еще с детства, уже никуда не денется, меня не раскрестить.

— А в театральной среде в целом отношение к Церкви менялось?

— В 1990-е годы, когда началось это безумие с бандитизмом, все бросились молиться, как ни странно. А сейчас… Очень много информации о жизни того или иного священника. Некоторые факты, конечно, вопиющие, если не сказать больше, людей это не может не смущать.

— Вас можно назвать прихожанкой какого-то храма?

— Я приняла Миропомазание во Владимирском соборе, так что родным считаю его. Но живу сейчас на Юго-Западе и чаще всего бываю в храме Веры, Надежды, Любови и матери их Софии. Но вряд ли меня можно назвать его прихожанкой. Я вообще непостоянный человек. И Сергиеву пустынь посещаю, и Введено-Оятский монастырь, и Никольский скит в Яровщине. Исповедуюсь и причащаюсь тоже в разных местах. И духовного отца у меня до сих пор нет.


ТЕАТРАЛЬНЫЕ ИСКУШЕНИЯ

— Вы никогда не думали, что можно поискать истину еще где-нибудь? Даже монахи рассказывают, что когда-то увлекались Рерихами, буддизмом, Блаватской…

— Нет, за собой я такого не припомню. Но вот здесь, в театре, у нас разные ситуации бывают, «колбасит» его. Ведь театр — это отражение нашего общества. Но мы стараемся все-таки не допускать совсем уже вопиющих вещей. И я иногда обличаю коллег, одергиваю их.

— Например?

— Если вижу непотребства всякие. Считаю, что каждый артист несет ответственность за то, что происходит на сцене. Нельзя допускать безвкусие, пошлость. Театр меняется, сегодня форма превалирует над содержанием, но этого хотелось бы по возможности избегать. Правда, я и сама у Лёши Балабанова в «Морфии» разделась, был за мной грех.

— Существует мнение, что современный зритель стал совсем невзыскателен и нетребователен.

— Мне кажется, что наоборот — он стал более образованным. Но, вместе с тем, зритель получает много информации, не имеющей отношения к искусству, о жизни актеров например, — кто женился, кто спился… У меня соседи больше разбираются в жизни нашего театра, чем я сама. Иногда приезжаешь в деревню, а соседи говорят: «А вот тот совершил то-то». А я и не в курсе. Но в целом интерес к театру сохраняется, и даже дети интересуются сценой. Раньше их приходилось за руку вести на спектакли, сегодня многие приходят сами.


ПОМОГАТЬ ОБРЕСТИ КРЫЛЬЯ

— Расскажите, кстати, о вашей работе с детской творческой студией Константина Хабенского. Как вы стали с ним сотрудничать?

— Наша городская студия называется «В Позитиве», а всё движение — «Оперение». Наше студийное движение развивается с 2011 года по предложению народного артиста России Константина Хабенского. Филиалы есть во многих городах, вот я руковожу петербургским отделением. Почему «Оперение»? Мы помогаем ребятам оперяться. Не то что хотим из них артистов сделать, нет, просто помогаем раскрыть таланты, которые закапывают школа, родители. Каждый год в студиюприходят новые дети. Начиналось всё в районной школе, а с 2015 года при поддержке комитета по культуре и Театра на Васильевском мы получили свою студию. В тот же год провели в Петербурге всероссийский фестиваль «Оперение».

СТУДИИ ТВОРЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ «ОПЕРЕНИЕ»

открыты в 12 городах России: Санкт-Петербурге, Уфе, Казани, Челябинске, Новосибирске, Воронеже, Перми, Тольятти, Иваново, Нижнем Новгороде, Сочи, Самаре. Дети и подростки бесплатно изучают здесь актерское мастерство, сценическую речь, сценическое движение, танец и вокал. Каждый год летом в одном из городов проводится Всероссийский фестиваль «Оперение». Кроме того, фонд «Оперение», созданный для координации работы студий, продвигает благотворительный проект «Поколение М.», где ребята-студийцы на одной сцене с профессиональными актерами играют спектакль «Поколение Маугли». Средства от продажи билетов на спектакль идут на лечение детей с онкологическими диагнозами

— Речь не только об артистических талантах?

— Нет. Иногда приходят дети из не очень благополучных семей, они несут с собой ворох проблем. Мы им помогаем психологически, поддерживаем. Дети понимают, что они не одни, что занимаются интересным для них делом, понимают, что своими руками и энергией могут творить, созидать. Созидание же очень мотивирует к жизни. И их, и меня.

Константин — мой друг по театру. Когда он обратился с предложением возглавить петербургскую студию, я не отказала. Наоборот, я всё более погружаюсь в эту работу. Мы в ответе за тех, кого приручили. Так что пока есть силы, я буду заниматься ребятами. Сейчас их у меня более ста человек уже.

— Занятия бесплатные?

— Да, всё бесплатно. Педагоги — в основном энтузиасты, верующие люди, будем надеяться, что государство поддержит наши начинания.

— А отбор какой-то предусмотрен? Или берете всех подряд?

— Есть формальный кастинг, но берем всех. Если ребенок перестает ходить, пропускает, мы, конечно, с ним расстаемся. Но изначально берем всех.

— С Константином Хабенским вы встретились впервые на съемочной площадке фильма «Замок» Алексея Балабанова?

— Нет, мы познакомились уже в Театре имени Ленсовета.

— Но в «Замке» он тоже играл в эпизодической сцене, а у вас там была главная женская роль, буфетчицы Фриды.

— Да, Костя снимался в эпизоде, но я даже не помню его на съемочной площадке. Он тогда был совсем начинающим актером, играл небольшие роли. Подружились мы, когда стали вместе играть в спектаклях. А на съемочной площадке больше и не встречались.Кадр из фильма «Брат», 1997 год

Кадр из фильма «Брат», 1997 год


РАБОТА С ГЕНИЕМ

— Я читал две версии о том, как начиналась эта ваша работа с Алексеем Балабановым. Первая, что на роль Фриды был серьезный отбор, вторая — что вы чуть ли не случайно встретились в коридоре театра, и он, потупив взор, предложил вам сняться в его фильме.

— На самом деле проб особых не было. Шел 1992 год, у меня родился сын, я переосмысляла жизнь. Мне сказали, что молодой талантливый режиссер объявляет кастинг. Мы встретились, поговорили немного и начали работать. После съемок «Замка» мы съездили на «Кинотавр» и другие фестивали, фильм имел большой резонанс, а позже Лёша сказал, что пишет сценарий нового фильма «Брат» и одна из ролей пишется специально для меня. Это большая редкость для актера и большая честь!

— Звездной болезни не случилось?

— Так особой популярности ко мне и не пришло. Серёжа Бодров стал знаменит, но и то скорее после программы «Взгляд», чем после фильмов.

— Буквально на днях я наткнулся на дискуссию по поводу «Брата». Высказывались две противоположные точки зрения. Первая: фильмы «Брат» и «Брат-2» — это эпические произведения нашего времени, вторая — всё это лубок, неправда. А вы как считаете?

— Мне второй «Брат» нравится меньше: очень агрессивный, там много крови. А наш фильм, первый «Брат», хорошо передает атмосферу Петербурга. Когда смотришь, будто совершаешь путешествие в Петербург 1990-х. Да, фильм был и остается очень популярным.

Почему? Потому что тогда обесценилось всё. Не было никаких приоритетов, ориентиров. Все оказались сбиты с толку, никто ничего не понимал. А фильм рассказывает о герое, который защищает брата, борется с бандитами, убивает плохих, заступается за слабых. И это не Рэмбо, а паренек в обдерганном пальтишке и свитере толстой вязки. Наш человек. У Лёши Балабанова было чутье, он гений, при всех его минусах, он чувствовал, знал, понимал. Я когда прочитала сценарий, подумала о своей роли: чушь какая-то, почему она трамвай водит? Стала биографию придумывать. А Лёша мне и говорит: да нет никакой биографии, ей просто нравится трамвай водить. Он был немногословен, но в этой немногословности скрывалось много смысла. Ведь Лёша и сам много пережил. Прекрасно владевший английским языком, он учился в Лондоне, мог, будучи уже известным режиссером, уехать из страны, но он был большим патриотом своей Родины, любил Васильевский остров, носил тельняшку, был глубоко верующим человеком, особенно в конце жизни. У Лёши был свой духовник, и незадолго до смерти он обвенчался со своей женой Надей, с которой прожил долгие годы.

— Как думаете, в наше время возможен такой фильм, как «Брат»?

— Если найдется еще один Лёша Балабанов, то возможен. Но Лёши нет. Это был абсолютно бескомпромиссный человек, равнодушный к тому, что думают критики, чем его наградили.

— Говорят, что Алексей Балабанов не любил театр. Это правда?

— Терпеть не мог. Говорил, что мы как дураки кривляемся все. Поэтому в последние свои фильмы он приглашал уже не актеров, а просто интересных внешне персонажей. Олег Гаркуша вот снялся в последней ленте. Чем меньше театральности, тем для него было лучше. Он и грим в кино не признавал. Отслеживал, не красим ли мы ресницы, заставлял весь грим смывать. Лёша же начинал с документального кино на Свердловской киностудии. Жажда правды была в нем гипертрофирована.

— А вы сами никогда не чувствовали, что профессия артиста — «актеры кривляются» — противоречит вашим убеждениям?

— Я со священниками много об этом разговаривала. Некоторые из них — частые посетители нашего театра. Ведь театр занимается в том числе просветительской и воспитательной деятельностью. Иногда заблудший и растерянный человек приходит к нам — и видит, что на сцене речь идет о его жизни, о его проблемах. Сегодня играем «Без вины виноватые» Островского.Пьесе больше 100 лет, но о чем она? Сын брошен отцом, беспризорник, подобран театральной труппой и воспитан ею же. Разве не сегодняшняя это история? Мало ли сегодня брошенных на произвол судьбы? В том числе и состоятельными родителями, занятыми только собой. Есть такой автор, Эрик-Эмманюэль Шмитт, он говорит, что актеры — самые здравомыслящие люди, потому что они, отыгрывая роли и изучая поведение своих персонажей, не просто выучивают текст, но пытаются понять мотивы поступков и действий, сопереживают герою. Часто спрашивают: «Как же вы учите такие большие тексты?» Да текст — не проблема. А вот выстроить взаимоотношения на сцене, сделать выводы, сыграть правдиво — это задача. Раз Господь дает таланты, значит, неспроста. Зарывать их в землю — грех. Наоборот, есть чем поделиться — делись. Не зря, наверное, многие великие советские актеры имели безупречную с точки зрения христианской морали биографию.

Поделиться

Другие статьи из рубрики "По душам"