Святость вне политики
В 1015 году двое сыновей князя Владимира были убиты своим братом Святополком, который боялся, что юные Борис и Глеб прогонят его из Киева. Молодые князья заранее знали о своей участи, но не стали сопротивляться и просить помощи у дружины, а дали себя прикончить слугам злодея. Святые князья не хотели кровопролития и пожертвовали собой ради мира на Руси. Почитание двух юношей началось вскоре после их смерти, но официальная канонизация произошла в 1072 году (по другой версии — в 1115 году).
Борис и Глеб стали первыми русскими святыми по дате прославления. От них не требовали отречения от Христа, никто не посягал на их веру в Бога, поэтому их нельзя было считать мучениками в строгом смысле этого слова, для описания их подвига существует другое понятие — «страстотерпцы»: «В богослужебной и житийной литературе Русской Православной Церкви слово „страстотерпец“ стало употребляться применительно к тем русским святым, которые, подражая Христу, с терпением переносили физические, нравственные страдания и смерть от рук политических противников». Сразу скажем, что слово «страстотерпец» в древнерусских и греческих текстах могло употребляться и для обозначения мученического подвига. В. М. Живов в своем «Кратком словаре агиографических терминов» говорит о возможности употребления двух греческих слов в качестве синонимов: «Страстотерпец, наименование христианских мучеников. В принципе это наименование может прилагаться ко всем мученикам, претерпевшим страдание (страсть, [греч.] πάθος, [греч.] πάθημα, лат. passio) во имя Христово. Преимущественно же это наименование относится к тем святым, которые приняли мученическую кончину не от гонителей христианства, но от своих единоверцев — в силу их злобы, коварства, заговора. Соответственно, в данном случае подчеркивается особый характер их подвига — беззлобие и непротивление врагам».
Отметим, что в современной Русской Православной Церкви терминами «мученик» и «страстотерпец» обычно обозначаются разные типы святости: «В богослужебной практике и современной житийной литературе слово „страстотерпец“ стало употребляться в применении к некоторым российским святым, которые не были мучениками за Христа в строгом и прямом смысле слова, но окончили свою жизнь насильственной смертью от руки „противников“, попавших в „сети диавола, который уловил их в свою волю“ (2 Тим. 2, 25–26). Таковыми „противниками“ могут быть жестокие, одержимые страстью гнева или гордыни люди: мятежники и убийцы, борющиеся за овладение властью или за удержание её; особенно же активные богоборцы, прикрывающие свои идеологически мотивированные злодеяния мнимой толерантностью в отношении самих носителей христианской веры и благочестия». Прошу прощения за многочисленные цитаты из официальных документов Русской Православной Церкви и словарей по агиографии.
Все эти выписки необходимы для того, чтобы избежать самых распространенных ошибок при разговоре о канонизации Николая II и его близких. Прежде всего, нельзя рассматривать подвиг страстотерпчества как «более слабый» или «менее достойный» по сравнению с подвигом мучеников. Строго терминологически царскую семью нельзя было прославлять как мучеников просто потому, что от них не требовали формального и публичного отречения от Христа. Николай II и его семья были православными христианами. После ареста в Царском Селе, Тобольске и Екатеринбурге они молились за богослужениями. И до октября 1917 года, и после люди, охранявшие царскую семью и слуг, не запрещали им молиться, читать Евангелие. С богослужениями было сложнее, но они тоже совершались как минимум раз в месяц. Еще один важный момент, о котором не всегда помнят при разговоре о святости царской семьи. Для мученика или страстотерпца не обязательно жить праведно и безошибочно. Его поступки и деятельность до момента начала страданий не имеют такого важного значения, как при канонизации преподобных или святителей. Более того, в докладе митрополита Ювеналия прямо говорится о том, что жизнь Николая II до момента отречения и ареста, его правление не были житием святого:
«Подводя итог изучению государственной и церковной деятельности последнего Российского Императора, Комиссия не нашла в одной этой деятельности достаточных оснований для его канонизации. В жизни Императора Николая II было два неравных по продолжительности и духовной значимости периода — время его царствования и время пребывания в заключении. Комиссия внимательно изучила последние дни Царской семьи, связанные со страданием и мученической кончиной её членов». Это означает, что поступки и жизнь Николая II и Александры Феодоровны до момента их ареста не всегда могут быть образцом для христиан, что они совершали ошибки, а поэтому положительная или отрицательная оценка царствования Николая II и его личности как правителя Российской империи никак не влияют на святость царской семьи. Подвиг, за который она была прославлена, начался в марте 1917 года, а закончился 17 июля 1918 года в подвале дома Ипатьева в Екатеринбурге. Их подвиг состоял в добровольном и сознательном перенесении страданий с момента ареста до момента убийства. Добровольность и сознательность действий царской семьи — не синоним радости и счастья. Как любым людям, им не нравилось ограничение свободы и ссылка, они бы хотели жить счастливой жизнью. Они пытались изменить свою участь к лучшему. Подвиг состоял в том, что они не хотели применять силу и призывать к кровопролитию для своего освобождения.
В определенном смысле они нашли в себе силы принять ту участь, которую им приготовили другие люди: «В страданиях, перенесенных Царской семьей в заточении с кротостью, терпением и смирением, в их мученической кончине был явлен побеждающий зло свет Христовой веры… Именно в осмыслении этого подвига Царской семьи Комиссия в полном единомыслии и с одобрения Священного Синода находит возможным прославить в Соборе новомучеников и исповедников Российских в лике страстотерпцев Императора Николая II, Императрицу Александру, Царевича Алексия, Великих Княжон Ольгу, Татьяну, Марию и Анастасию». Ясный и корректный доклад митрополита Ювеналия, после которого царская семья была причислена к лику святых, к сожалению, не смог примирить противников и сторонников канонизации Николая II.
Профессор Московской духовной академии Алексей Осипов, например, говорил, что по факту мученической кончины с таким же успехом можно причислить к лику святых убиенных императоров Александра II и Павла, но вопрос об их канонизации никогда не обсуждался. По мнению А. И . О сипова, Николай II был скорее вынужденным, чем сознательным страстотерпцем: «Полностью несоответствующими действительности выглядят при этом утверждения о добровольном принятии последним Императором смерти за свой народ. Имеются прямые свидетельства, что бывшая августейшая семья стремилась уехать за границу». Справедливости ради отметим, что царскую семью можно считать жертвой революционной неразберихи, и возможность уехать за границу у Николая II была скорее призрачной, чем реальной (об этом мы поговорим отдельно). Другое дело, что смерть Александра II была столь же трагичной, как и кончина его внука, так что позиция Церкви многим казалась непоследовательной, если подходить к ней лишь с формальной точки зрения.
Другое дело, что в комиссию по канонизации было много обращений от людей, почитавших Николая II как святого, но и этот аргумент при желании можно назвать недостаточным. Многие до сих пор говорят о том, что канонизация царской семьи была поспешным и политическим актом и породила скорее больше вопросов, чем ответов. Эта позиция достойна уважения, особенно после острой реакции на фильм «Матильда». До сих пор даже среди православных христиан идут споры о том, нужно ли было причислять к лику святых семью последнего русского императора. С другой стороны, в 2000 году Церковь нашла верные слова, которые сделали канонизацию Николая II возможной в принципе. Сложно сказать, было ли это ошибкой, поскольку мы не представляем себе, какую реакцию в 2000 году мог вызвать отказ от причисления царской семьи к лику святых.
