Судьба настоятеля

Он родился в глубоко верующей семье. В детстве увлекался историей, катался на лыжах с Володей Гундяевым — будущим патриархом, и никогда не вступал в ряды пионеров и комсомольцев. В храме на Серафимовском кладбище, где он сейчас настоятельствует, он начинал служить под руководством протоиерея Василия Ермакова, у которого прежде окормлялись и его мать. О своем жизненном пути и служении рассказывает протоиерей Николай Коньков.
Раздел: По душам
Судьба настоятеля
Протоиерей Николай Коньков. Фото Станислава Марченко
Журнал: № 12 (декабрь) 2017Автор: Татьяна Кириллина Опубликовано: 15 декабря 2017

В ОТЧЕМ ДОМЕ

Родители мои познакомились в Германии. Отец, Дмитрий Фёдорович, был призван в армию из Великих Лук, прошел всю войну без единой царапины. Мама моя, Нина Сергеевна, до войны жила в Стрельне.

В юности мама ходила в собор святых апостолов Петра и Павла в Петергофе, где служил митрополит Николай (Ярушевич). Ходила пешком, потому что паровики хоть и курсировали, но довольно нерегулярно (электричек тогда еще не было). Часа два в один конец на дорогу тратила. Но в 1937 году собор закрыли. До войны была еще церковь в Лигово, святых мучеников Адриана и Наталии, но во время войны её разрушили. Действовала церковь на Стрельнинском кладбище, Успения Божией Матери. Служил там протоиерей Николай Кедров, хороший священник, — это мне мама рассказала. Мои родители погребены на этом кладбище, и я всегда, когда к ним хожу, прихожу и на место, где стояла церковь, пою тропарь Успения Богородицы и поминаю отца Николая. Церковь закрыли еще до войны. Удивительно, что разрешили вывезти церковную утварь: частично в Петропавловский собор в Петергофе, частично в храм апостолов Петра и Павлав Знаменке. А сам храм Успения был деревянный, его хотели разобрать, а бревна использовать для строительства, кажется, детской колонии. Мы знаем, что Господь бережет Свои храмы, молнии в церкви почти никогда не попадают. Но здесь, промыслом Божиим, накануне того дня, когда церковь хотели разобрать, в нее попала молния, и всё сгорело. Пришли разбирать — а увидели только фундамент.

Немцы вошли в Стрельну 21 сентября 1941 года, в праздник Рождества Пресвятой Богородицы, без единого выстрела, это уже потом поселок разбомбили. Осенью 1941-го немцы угнали в Германию всех мужчин, а когда отступали, забрали с собой и оставшихся женщин, стариков и детей. Кстати, Стрельну пытался освободить десант из Кронштадта. Все погибли, им на кладбище памятник стоит. И вот, погнали всю мамину семью в Германию. Отца своего, Сергея, заслуженного профессора Горного института, мама похоронила в Гдове, а мать Наталию — в Польше.

После Победы и освобождения мама, обладавшая отличным почерком, стала писарем в одной из воинских частей в Германии. Там они с папой и познакомились. Какое-то время они оставались работать в Германии — папа рассказывал, что был директором магазина. А потом уже вернулись в Ленинград.

Расписывались родители на Петроградской стороне, венчались в Красном Селе. Свадьбы у них как таковой, конечно, не было: на Большом проспекте работал ресторан «Приморский», сейчас его уже нет, там они и отметили со своими друзьями. Родился я тоже на Петроградской стороне, крестили меня в Князь-Владимирском соборе.

Затем родители решили вернуться в Стрельну, где жила мама до войны. Мама всегда была очень энергичным человеком. В начале 1950-х получили участок земли на Детской улице. В то время в Стрельне совсем мало домов стояло: сохранился только железнодорожный вокзал и дом старосты, который был при немцах. Как и все в те годы, вначале жили во времянке, позже папа построил своими руками двухэтажный дом, где с 1956 года я и живу. Бревенчатый дом дышит, в нем всегда легко и хорошо.

Биография

ПРОТОИЕРЕЙ НИКОЛАЙ КОНЬКОВ РОДИЛСЯ 22 ОКТЯБРЯ 1947 ГОДА В ЛЕНИНГРАДЕ. РУКОПОЛОЖЕН В СВЯЩЕННИКИ 1 ИЮЛЯ 1984 ГОДА В ТРОИЦКОМ СОБОРЕ АЛЕКСАНДРО-НЕВСКОЙ ЛАВРЫ АРХИЕПИСКОПОМ МЕЛИТОНОМ (СОЛОВЬЕВЫМ). ЗАКОНЧИЛ АСПИРАНТУРУ ПРИ МОСКОВСКОЙ ДУХОВНОЙ АКАДЕМИИ. СЛУЖИТ В ХРАМЕ ПРЕПОДОБНОГО СЕРАФИМА САРОВСКОГО С 5 ИЮЛЯ 1984 ГОДА, ЯВЛЯЕТСЯ НАСТОЯТЕЛЕМ С 19 ФЕВРАЛЯ 2007 ГОДА.


ДЕТСТВО, ОТРОЧЕСТВО, ЮНОСТЬ

Сколько себя помню, дома у нас во всех комнатах висели иконы, горели лампады. Мама моя была глубоко верующим человеком. Она закончила Северо-Западный заочный политехнический институт, преподавала там, занималась научной работой. Помню, приходила она с работы, проверяла, как я сделал уроки, а потом говорила: «Всё, сынок, сейчас будем молиться Богу». Она становилась на колени, меня тоже просила встать на колени. Я мало что еще понимал, но чувствовал… Часто мама молилась со слезами, горячая материнская молитва с тех пор запала в мое сердце на всю последующую жизнь. Как только я выучил буквы, мама стала давать и мне читать молитвы. В то время молитвословов не было, Священное Писание практически не издавалось. У мамы сохранилась книжечка «Закон Божий», очевидно, от родителей. Отмечала крестиком молитвы, которые я должен читать. Но самое главное — мама приучила меня каждое воскресенье ходить в храм, она говорила, что в воскресный день мы прославляем Воскресшего Спасителя.

По правде скажу, в детстве мне не особенно хотелось еще и в воскресенье рано вставать. Но тут всегда вмешивался папа, и протесты заканчивались. Храмов поблизости не было, и мы ездили в Красное Село. На двух поездах — сначала до Лигова, а оттуда в Красное Село. В хорошую погоду от станции пешком ходили, в плохую — на автобусе.

Сейчас в Красном Селе два храма, а тогда был только один, святого благоверного князя Александра Невского, деревянный, очень уютный, намоленный. Служил там ныне приснопамятный протоиерей Михаил Гундяев, как мы теперь знаем, отец будущего Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла. Я бывал у него дома, дружил с его детьми Николаем, Владимиром и Еленой. После службы мы с Володей ходили зимой кататься на лыжах. Недалеко была знаменитая Воронья гора, очень высокая. Иногда мы катались на лыжах втроем, вместе с сыном одного из певчих.

Тогда очень мало было верующей молодежи, и люди таились друг от друга. Открыто прислуживать в храме мы не могли, единственное, в чем мы с Володей могли отцу Михаилу помогать, — читать синодики. В алтаре мне разрешила молиться староста, Мария Николаевна, славная очень женщина. Она еще несла послушание регента, не имея никакого музыкального образования: от природы у нее был хороший слух и голос. Мне исполнилось в ту пору тринадцать лет.

Папина мама, моя бабушка Марфа, была большой молитвенницей, прожила долгую жизнь. Надо сказать, что она не училась грамоте: при необходимости расписаться ставила крестик и букву «К» — Конькова. Молилась по четкам, читала молитвы, которые знала наизусть, по сорок раз, постилась очень строго. Как-то в Великом посту мама купила халву — я, должно быть, попросил чего-нибудь сладенького. Бабушка увидела и говорит: «Ну что вы делаете? В Великий пост надо есть картофку (она «ш» не выговаривала), соленые огурцы и квафеную капусту».

Жила бабушка в деревне Байгулово на Каме, недалеко от Набережных Челнов. Деревня эта подлежала затоплению — там собирались делать водохранилище. Тогда родители решили перевезти её к нам. Этим занималась мама, и она сомневалась, брать меня с собой или оставить дома. Решила посоветоваться со священником и пошла в Никольский собор. (Мама к тому времени сменила храм: отец Михаил Гундяев предупредил её, что ходят какие-то люди, присматриваются к прихожанам, в том числе и к ней, и посоветовал ходить в другой храм.) Там мама обратилась к протоиерею Василию Ермакову: так и так, брать ли с собой сына, или здесь оставить. Отец Василий тогда ей сказал: «Запомните раз и навсегда — ребенок должен быть с матерью». Он благословил маму крестом, и мы поехали. Сначала доехали до Казани, оттуда на пароходе. Я эту поездку плохо помню, помню только — вокруг много воды, она почему-то темно-коричневого цвета, и трап, по которому мы поднимались на пароход, шатается.

У мамы сохранились бумаги, что она была угнана в Германию, — можно было предъявить, и полагалась компенсация. Мама не хотела этим заниматься, а отец Василий сказал: «Нет, Нина Сергеевна, надо, вы это заслужили». И маме какие-то деньги из Германии потом приходили.Протоиерей Николай Коньков и Святейший Патриарх Кирилл, 12 июля 2017 года. Фото Александра Сетракова

Протоиерей Николай Коньков и Святейший Патриарх Кирилл, 12 июля 2017 года. Фото Александра Сетракова

КАК НЕ СТАТЬ ПИОНЕРОМ

Первого сентября 1955 года пошел я в первый класс 413-й школы на Волхонском шоссе, она и сейчас существует. Учителя требовали, чтобы все вступали в пионеры — октябрят тогда еще не было (вступление в октябрята стало обязательнымсо второй половины 1950-х годов. — Прим. ред.). У нас в классе было только два непионера: Виктор Демичев — сын священника Владимира Демичева, и я.

Я не вступал в пионеры по благословению матери: «Будут спрашивать, сынок, — всё на меня сваливай, всех посылай ко мне!» И действительно, пришли как-то учителя к нам домой, видят — в каждой комнате иконы чуть не с пола до потолка, лампады горят… Конечно, я не помню дословно, что мама им говорила, но смысл был такой: «Давайте договоримся: вы даете ему знания и за поведением его следите, чтобы он хорошо себя вел, не опаздывал. Но он не будетни пионером, ни комсомольцем. Чем он вне школы занимается, никого не касается, и он не будет своим одноклассникам ничего рассказывать. И не надо ему делать замечания, что он носит крест: я хочу воспитать его христианином». Мама говорила очень вежливо, но уверенно. И меня оставили в покое. Правда, через несколько лет всё же попытались еще раз зазвать в пионеры, даже к директору вызвали. Я сказал: «Хорошо, я вступлю в пионеры, но учтите: в храм буду ходить в пионерском галстуке». — «Ой, нет-нет, не надо!»

А одноклассники, надо сказать, совершенно спокойно относились к тому, что я верующий, никаких насмешек не было. Отличником я никогда не был, но учился хорошо, а некоторые предметы, которые мне особенно нравились, учил не только по учебнику, читал и другие книги. Меня всегда интересовала история. Отец мой собрал довольно обширную историческую библиотеку, что-то у нас до сих пор осталось. Например, полное собрание сочинений Сергея Соловьева, «История России с древнейших времен» в 29 томах. И, когда меня вызывали, я рассказывал то, что прочитал, даже учителя удивлялись. Родителям моим были важнее знания, а не оценки.


РАЗРЕШИТЕ ДОУЧИТЬСЯ!

Мысли о священстве были у меня еще до армии. В Красном Селе в храме я познакомился с митрополитом Никодимом, на меня он произвел впечатление своим ревностным служением. Владыка благословил меня бывать на его службах,звонить на проходную Академии и узнавать, в каком храме он будет служить.

Запомнил я и напутственный молебен перед уходом в армию, который отслужил в Никольском соборе протоиерей Василий Ермаков. Я его тогда совсем не знал, потом узнал у свечницы имя. В конце 1960-х вышел указ об отмене отсрочки от армии для всех имеющих среднее образование. Учиться в техникуме оставалось всего полгода, и отец как участник войны написал письмо министру обороны маршалу Андрею Гречко с просьбой разрешить мне доучиться. Не знаю уж,читал это письмо сам министр или его помощники, но отсрочку мне дали. Это был 1968 год. После окончания техникума мне пришла повестка, и я решил отслужить молебен в Никольском соборе. Вышел священник, спросил, какое у меня дело и как меня зовут, и сказал: «Сейчас будем служить молебен святителю Николаю». Когда читал Евангелие, положил его мне на голову. А после молебна сказал: «У вас, молодой человек, всё будет хорошо, только не забывайте молиться своему небесному покровителю, святителю Николаю». Это была моя первая встреча с протоиереем Василием Ермаковым. Находясь в армии, я часто его вспоминал: как он молился, как читал Слово Божие. Служил я за Переславлем-Залесским в войсках ПВО. В армии, конечно, начались у меня трудности, связанные с верой. Ну, например, как в армии крест носить? Мой отец распорол кожаный ремешок от часов, положил внутрь крестик и зашил. Из боевого расчета меня убрали, поскольку я «несознательный», верующий.

Когда вернулся из армии, стал думать, что делать дальше. У меня после механико-приборостроительного техникума направление в институт имени Крылова… Решил пойти к владыке Никодиму, потому что он прямо говорил: «Если есть какие-то вопросы, приходите». Я пришел, и он мне сказал: «В Советском Союзе инженеров много, а вот священников очень мало. Поэтому благословляю поступать в семинарию». Тогда, конечно, не такие экзамены были, как сейчас, всё гораздо проще. Но я готовился: и на работе занимался при первой же возможности, и дома.С группой паломников в Хельсинки, 2012 год. Фото Александра Сетракова

С группой паломников в Хельсинки, 2012 год. Фото Александра Сетракова

ДОРОЖУ ЮНОШЕСКОЙ ДРУЖБОЙ

Как-то будущий Патриарх, тогда митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл, пригласил меня в Смоленск на 20-летие открытия семинарии. Там в разговоре он попросил меня найти на Серафимовском кладбище могилу его дедушки по материнской линии Владимира Васильевича Кучина. Я примерно знал, где она находится, мне отец Михаил Гундяев показывал: Серафимовский храм был предпоследним местом его служения, а потом он служил на Охте. Но могилу я нашел только благодаря городскому архиву, что на улице Декабристов. Привели в порядок, поставили крест (такой же, как у родителей президента В. В. Путина, также похороненных на Серафимовском кладбище). В 2014 году исполнилось тридцать лет моей иерейской хиротонии, и Святейший приехал к нам, в Серафимовский храм. Мы сходили на могилу, отслужили литию. Особенно приятно было получить награду — орден преподобного Серафима Саровского 3-й степени — из рук Первосвятителя.

После награждения мы пошли в наш церковный домик пить чай. Потом мы в кабинете еще пообщались, вспомнили молодость… Святейший тогда при всех сказал: «Я очень дорожу юношеской дружбой, которая нас тогда связала, в первую очередь — благодаря вере в нашего Господа».

В этом году у меня несколько юбилеев. 10 февраля исполнилось десять лет моему настоятельству. В этот день владыка Варсонофий возглавил Литургию в нашем храме и наградил меня серебряной медалью святого первоверховного апостола Петра. 8 октября исполнилось 45 лет хиротесии во чтеца. Митрополит Никодим обычно совершал хиротесию во чтеца 9 октября, в престольный праздник академического храма. А тут он решил нас троих постричь перед мощами преподобного Сергия Радонежского в Свято-Троицком соборе Троице-Сергиевой лавры: меня, отца Николая Тетерятникова и ныне приснопамятного будущего митрополита Прокла (Хазова). Это было в 1972 году. И третий юбилей — Господь сподобил меня дожить до 70-летия.


ОСОБЫЙ, МОЛИТВЕННЫЙ ХРАМ

В Серафимовском храме я 33 года. Говорят, что Церковь после перестройки упустила время, мало занималась миссионерской деятельностью. Надо понимать, что и священников, и храмов в ту пору было очень мало, не было ни воскресных школ, ни катехизации. В конце 1980-х — начале 1990-х сотни людей приходили креститься, с каждым из них работать у священников просто не было возможности. Поэтому появилось множество номинально верующих.

Сейчас, чтобы этого избежать, по благословению Святейшего Патриарха Кирилла перед Крещением обязательна катехизация, воскресные школы появились не только для детей, но и для взрослых. У христианина день начинается и заканчивается молитвой, он должен жить церковной жизнью, ходить в храм. Если это будет, то человека вряд ли смутят секты.

Я считаю, что каждый христианин должен иметь духовного отца. Мы ведь даже зубы лечить стремимся у одного и того же врача, которого мы знаем и который знает нас. Отец Василий, помню, говорил, что хорошо бы у людей был семейный духовник, семейный врач, семейный учитель.

Отец Василий поражал и чистотой своей молитвы, и чистотой своей жизни. Помню, 5 июля 1984 года я с ним отслужил первую Божественную литургию, после службы подошел к нему и сказал: «Батюшка, если благословите, мне хотелось бы всегда сослужить вам, даже когда по расписанию не будет моя череда». Он благословил. Я даже не могу выразить, насколько была проникновенной его молитва. Это невозможно объяснить, можно только пережить. В этом году мы отмечаем и две даты, связанные с отцом Василием: в феврале — 10-летие кончины, а в декабре — 90-летие со дня рождения. Лет через десять после того, как я начал служить, отец Василий стал меня брать с собой, когда он исповедовал. Онисповедовал обычно в правом приделе царицы Александры, перед Исповедью всегда говорил слово, а мне благословил, чтобы я находился в алтаре и слушал. У него был большой духовный опыт, он находил ключ к сердцу каждого человека. Я считаю его прозорливым, я на собственном примере это могу сказать. Как-то я ему не поверил, но получилось именно так, как он сказал.

Даже не мог себе представить, что доживу до такого времени, что придется отмечать 70-летие. Это и радостно, и накладывает ответственность — в первую очередь на мое служение священника и настоятеля храма преподобного Серафима Саровского. Я сроднился с нашим храмом. Святейший после того случая еще раз приезжал на Серафимовское кладбище, служил литию, мы поговорили с ним несколько минут у машины, и он сказал: «Отец Николай, служите в этом храме, это особый, молитвенный храм».

Поделиться

Другие статьи из рубрики "По душам"