Старый обряд новой общины
ПРИХОД ФОРМИРУЕТСЯ СНИЗУ
Снаружи храма Александра Свирского ничего «древнерусского» нет. Стены подворья, за ними — сквер, где жители района гуляют с детьми. Прямоугольник церковной земли обступают проспекты и улицы с именами коммунистических деятелей: Дыбенко, Тельмана, Крыленко… Панельные дома и торговые центры довершают обычный для современного русского города облик окраины.
В приходе людей не так много, чуть больше двух десятков человек. Но для единоверцев, которых в целом гораздо меньше, чем собственно старообрядцев, это немало. Особенно если учесть, что община существует всего два года. Cамые верные прихожане приезжают на богослужения, как правило, из Ленинградской области: Бокситогорска, Выборга, Тихвина. Епископ Тихвинский и Лодейнопольский Мстислав, поручивший наставничество над прихожанами и послушание уставщика и ключаря Александру Гныпу, шутит, что «скоро можно будет строить собор».
— Сейчас, если кто-то решил, что нужно построить храм — как правило, это священники, редко мирянин, — сначала создается церковная десятка, в которую людей записывают подчас вне зависимости от того, исповедуются ли они, причащаются ли. Эти люди встречаются единожды с уже назначенным настоятелем, обсуждают строительство храма фактически для других людей — будущих прихожан (тех, кто живет рядом). У нас по-другому — приход формируется снизу, — говорит Александр Гнып. — Древнерусская, да и вообще древнецерковная традиция такова, что община-семья рождает священника. Встречаются старообрядческие общины, куда епископом направляется уставщик, община принимает его, а уже со временем избирает в священники. И не священник, а сам Глава Церкви Христос объединяет людей.
ПРОМЫСЛИТЕЛЬНЫЕ ВСТРЕЧИ
Сами слова «старый обряд», да и «обряд» как таковой, стараются здесь не употреблять, а если это и случается, то, скорее, для простоты в разговоре. Ключарь напоминает о более ортодоксальном понятии «чин», которое описывает внешнее проявление Таинств и богослужений, как, например, чин Венчания, Крещения. По своему значению оно близко к латинскому ordo, в котором за века сплелись разные значения: и «порядок», и «общность, братство» (то же, что «орден»): не просто ритуал и схема, но проявление внутреннего закона, который разделяют члены общины перед Божиим престолом.
— Для таких, как я, кто считает, что старый обряд в большей степени отражает догматику, но не хочет выходить из лона Матери-Церкви, это идеальный вариант, — говорит похожий на былинного богатыря прихожанин церкви Святослав Русманов.
В общину, которая возникла два года назад, он пришел буквально с улицы.
— Промысл Божий — по-другому не скажешь. У меня был этап переосмысления жизни после череды сложных событий. Я стал изучать Писание. Чуть больше года назад ехал в больницу в Колпино к своей супруге и дочери. В электричке Александр подсказал мне автобус, который был нужен, мы разговорились.
Староста добавляет, что прямо спросил, верит ли Святослав в Бога. Ответ последовал утвердительный. Потом выяснилось, что предки Святослава происходят из донских казаков-старообрядцев. Всё сошлось, и единоверческая община обрела нового прихожанина.
ВРАЧЕВАНИЕ РАСКОЛА
Раскол Русской Церкви XVII века в приходе постоянно сравнивают с незаживающей раной России, ссылаясь на мысль Солженицына о том, что из раскола семнадцатого века вышла революция семнадцатого года. Подобно тому, как Вселенская Церковь и старообрядческие толки имеют общее «дораскольное» прошлое, так и служители двух традиций русского православия разделили после революции общую трагическую судьбу.
— Первый единоверческий епископ Симон (Шлеёв) был назначен викарным архиереем на Охтинскую кафедру нашей Петроградской епархии, позже назначен Преосвященным Уфимским, и был убит в 1921 году, — напоминает церковнослужитель. — Сегодня он причислен к лику святых. Две традиции православия для нас — как два крыла птицы, но нам ближе древнерусское благочестие, что свято сохранили, несмотря на гонения, для нас наши богобоязненные предки.
Ключарь Людмиловской общины увлеченно рассказывает о Патриаршем центре изучения древнерусской богослужебной традиции при Покровском храме в Рубцово в Москве, где можно познакомиться с древними чинами; о знаменном пении, о византийской «жемчужине благочестия», которую изолированная монгольским игом Русь сохранила, в отличие от павшего Константинополя и окатоличенной Европы.
Не все поверхностные знатоки древнерусской традиции оценили облик пещерного храма: слышались упреки в отсутствии сплошного иконостаса и других привычных «сугубо русских» элементов внутреннего устроения храма.
— У нас на службе нет прихожанок в сарафанах, это не фольклорный клуб, а православный единоверческий приход, — говорит ключарь. — Мы не просто должны хранить древнее благочестие, как некоторые старообрядческие толки. Церковь Христова в первую очередь должна спасать людей. И акцент мы делаем прежде всего не на традиции XVI века, а на изучении византийской и отчасти западной традиций Древней Церкви.
КОРНИ ВЕРЫ
Прихожанка Людмила Коротеева рассказывает, что в прошлом жила «совсем советской» жизнью. Затем, как и многие в 1990-е, обратилась к вере. Много лет назад она совершила паломничество к мощам преподобного Александра Свирского, и встреча со святым сильно потрясла её. Сегодня она прихожанка в общине, носящей имя её святой покровительницы, при храме преподобного Александра Свирского.
Людмила Владимировна с ностальгией вспоминает, как ей доводилось в храме, в качестве единственной псаломщицы, часами читать суточный круг богослужений. После этого никакая строгость в исполнении правил, кроме единоверческой, её уже не устраивает.
— Службы в православных храмах сокращаются. Служба занимает полтора часа — ничего не пропускают, но очень быстро поют. Это обедняет душу.
Как и многие, если не большинство членов общины, Людмила в свое время нашла у себя старообрядческие корни, точнее, богатую семейную историю: уральские крепостные работники медных заводов, прабабка Ефросинья с Библией в руках на фотографии. Точно так же и многие другие прихожане не открывают для себя старый обряд как нечто совершенно новое, а в определенном смысле возвращаются к корням.
ДВЕРЬ В ЦЕРКОВЬ
— Полное уврачевание раскола в ближайшие годы невозможно, — говорит Александр Гнып. — Недавно государство впервые за 350 лет помогло собраться всем толкам старообрядцев со всего мира — за один круглый стол. Начинать надо с себя. Мне представляется, что единоверие сейчас направлено не на присоединение старообрядцев из раскола, а на возвращение к древлеправославному, дораскольному благочестию собственной паствы Русской Церкви и оздоровление её изнутри.
Окормляющий общину иерей Сергий Комаров вышел из старообрядцев часовенного согласия. Александру Гныпу близок образ старообрядки-отшельницы Агафьи Лыковой, которая по рождению принадлежит к тому же согласию. «Мне, как сибиряку, её история знакома с детства, врезалась в память, как двуперстное знамение боярыни Морозовой на картине Сурикова», — говорит он. Он вспоминает роман «Хмель» сибирского писателя Алексея Черкасова — полузабытую книгу о беглых беспоповцах в Сибири, полную мистического страха и жутковатых описаний тогдашних нравов. Вспоминает русских старообрядцев, рассеянных по всему свету, — древняя вера оказалась устойчивее государства.
— Что такое наше древнее благочестие? — задается вопросом староста. — Это фундамент русской культуры и жертвенности, которая объединяет русских на всех континентах. Людям постоянно чего-то не хватает, порой и в Церкви, они уходят из нее — не потому, что Церковь плоха, а потому, что не удается себя в ней найти. Страшно, когда порой мы сами, чада Церкви, относимся к ней потребительски, как к комбинату ритуально-религиозных услуг. Исполняем внешнее, что порой является псевдоправославными обычаями, никак не подкрепленными Священным Преданием, но забываем про Евангелие и любовь. Думаю, нам, православным христианам, надо чаще соотносить с любовью наши сердца, а ум — с соборностью и единством апостольской Церкви. Уверен поэтому, православные единоверцы идут верным путем.
