Справедливые законы для народа Божия

Почему понятие закона было столь важно для Иисуса и библейских авторов? И есть ли в Библии своя философия права?
Раздел: Lingua Sacra
Справедливые законы  для народа Божия
Журнал: № 10 (октябрь) 2013Автор: Владимир ИвановИллюстратор: Олеся Гонсеровская Опубликовано: 21 октября 2013
Почему понятие закона было столь важно для Иисуса и библейских авторов? И есть ли в Библии своя философия права? Евреи не зря гордились своей правовой системой. «Законом» (Торой) они назвали свою главную книгу, вслед за ними и мы стали называть Пятикнижие Законом Моисеевым. Именно его — Закон Моисеев — Иисус повелел соблюдать христианам строже, чем это делают книжники и фарисеи, сидящие на «седалище Моисеевом» (Мф. 23, 2–3). Но как истолковать Закон в применении к обычной жизни? Во времена Иисуса это истолкование было под силу лишь очень образованным людям, а потому Его повеление звучало так, как если бы сегодня человеку, никогда не видевшему фортепиано, предложили бы исполнить «Лунную сонату»…

Не только эпос о патриархах
Читая Пятикнижие, мы обычно пролистываем главы, посвященные правилам заклания животных, юбилейным годам или обязанностям разных групп левитов. Хотя христианство и эти тексты считает богодухновенными, они все-таки кажутся нам пережитком времени. Между тем даже при беглом взгляде на текст первых пяти книг Писания мы вынуждены будем признать, что перед нами — не только эпос о патриархах, но и проработанный до мельчайших деталей свод законов. В библейских законах можно выделить практически все отрасли современного права: административное, гражданское, семейное, экономическое и, разумеется, культовое.

У столь разнообразных по характеру и сфере применения законов формально существует один источник: Творец, открывающий в пустыне Израилю десять заповедей — «основу основ» библейского права. В поздней иудейской трактовке, Всевышний дарует Израилю не только законы, но и весь текст Торы, которую Моисей терпеливо записывает под диктовку в течение сорока дней.

Несложно, однако, заметить, что законы в Пятикнижии часто дублируют друг друга; иногда один закон дополняет другой, а иногда законы противоречат друг другу. Так, согласно Исходу, у рабыни-иудейки не было возможности получить «вольную» в субботний, то есть седьмой по счету, год службы (Исх. 21, 7). Во Второзаконии, наоборот, вольная в субботний год — ее неотъемлемое право (Втор. 15, 12). Отсутствие гармонизированного законодательства в Пятикнижии свидетельствует в пользу гипотезы о множественных источниках права. Еще во второй половине XIX века библеисты установили, что текст Пятикнижия является компиляцией нескольких документов; по аналогии с этой авторитетной в современной науке документальной гипотезой исследователи библейского права выделили несколько источников, которые называются сводами законов.

Свод законов (в юридической терминологии — кодекс) отличается систематичностью: в его пределах законы не противоречат друг другу. Если представить выводы документальной гипотезы в максимально упрощенном виде (то есть отрешившись от ведущихся десятилетиями споров о принадлежности того или иного фрагмента тому или иному своду), то в тексте Пятикнижия можно выделить как минимум три свода законов.

Три эпохи библейского права
Древнейшим из них является так называемый Кодекс Договора или Кодекс Завета — это законы, изложенные в главах 20–23 книги Исход. Помимо декалога (от греч. δεκάλογος — «десять слов», «десять заповедей»), в этот кодекс входит значительный по объему корпус законов, регулирующих имущественные отношения между собственниками. По мнению ряда исследователей, израильтяне пользовались этим кодексом в догосударственную эпоху — по сути, в нем запечатлены законы крупного объединения западносемитских племен, которое предшествовало оформлению еврейской государственности в конце II тысячелетия до н. э.

В этой связи интересно отметить, что предание о получении Моисеем каменных табличек с текстами заповедей, записанных «перстом Божиим» (Втор. 9, 10), — явный анахронизм. Таких табличек не могло существовать в Палестине в дописьменную эпоху родоплеменных союзов (хотя такие таблички существовали в соседнем регионе Междуречья). По-видимому, первое в истории избранного народа законодательство бытовало в устной форме. Косвенное подтверждение этому — обилие фраз и речевых оборотов, указывающих на устный характер полученного на Синае откровения. В 19‑й главе Книги Исход, которая непосредственно предшествует тексту самого кодекса, говорится о призвании Моисея.

«Моисей взошел к Богу на гору, и воззвал к нему Господь с горы. „Так скажи дому Иаковлеву и возвести сынам Израилевым: — <…> если вы будете слушаться гласа Моего и соблюдать завет Мой, то будете <…> у Меня царством священников и народом святым. Вот слова, которые ты скажешь сынам Израилевым“. И пришел Моисей и созвал старейшин народа и предложил им все сии слова, которые заповедал ему Господь. И весь народ отвечал единогласно, говоря: — Все, что сказал Господь, исполним! И донес Моисей слова народа Господу» (Исх. 19, 3–8).

Само слово «тора» в древнееврейском языке первоначально означало устное наставление, которое учитель обращал к ученику. В таком значении оно употребляется в книге Притчей: «сын мой, храни заповедь отца твоего, и не отвергай наставления [=тору] матери твоей» (Притч. 6, 20).

Если Кодекс Завета существовал в устной форме, то Жреческий, или Священнический, кодекс был, скорее всего, записан. В него входили законы, собранные в Книге Левит и — фрагментарно — в других книгах Пятикнижия (большей частью в Числах). Составителями этих законов могли быть священники Иерусалимского храма, выстроенного в эпоху царя Соломона (храм просуществовал до VI века до н. э., когда его разрушил вавилонский царь Навуходоносор). Характерной чертой этого свода законов является то, что в центре внимания его авторов — храм: законы, приведенные в Жреческом кодексе, отражают сложную практику богослужений, оттачиваемый поколениями священников храмовый ритуал.

Итогом нескольких веков законотворчества стал свод законов, приведенных во Второзаконии, — так называемый Девтерономический кодекс (по греческому названию последней книги Пятикнижия — δευτερονόμιον). Творцы Второзакония переработали существовавшие до них законы, классифицировали и обобщили их. Они создали уникальный для своего времени документ: законодательство не для союза кочевых племен и не для храма — а для зрелой нации с устоявшимися политическими и общественными институтами.

По мнению американского исследователя из Йельского университета Майкла Вользера, авторы Второзакония — рафинированные интеллектуалы, «в которых современные филологи-библеисты узнали бы себя». Такой узкий круг интеллектуалов на Ближнем Востоке мог состоять лишь из придворных писцов, объединявшихся в писцовые корпорации: подобные корпорации существовали в Иерусалиме накануне его гибели. Девтерономический кодекс мог быть составлен писцовой корпорацией во времена царя Иосии (VII век до н. э.): не случайно его отождествляют с упомянутой в Библии «книгой закона», найденной в Иерусалимском храме в восемнадцатый год правления этого царя (4 Цар., главы 22–23).

Закон на краю мрачной бездны
Документальная гипотеза воссоздает величественную картину становления Пятикнижия, внутри которой важное место занимает непрерывный процесс законотворчества — то есть сочинения новых, а также переработки и передачи уже существующих законов. Но можно ли говорить о том, что Библия открывает нам нечто универсальное о природе закона или, по крайней мере, создает свою культурную парадигму права? На оба вопроса можно ответить утвердительно.

В Пятикнижии обретение евреями (а в их лице — и всем человечеством) Закона помещено в контекст странствования по пустыне: Закон был дан еврейскому народу в переломный момент, когда народ Божий из подчиненного и зависимого состояния (египетский плен) мучительно двигался к состоянию господства и независимости (завоевание Ханаана). Сорокалетнее скитание по пустыне есть воспоминание о хождении по краю бездны: там — в пустыне — под вопросом было само существование еврейского народа: что, если Моисей не выведет нас из пустыни? что, если завтра кончится вода? Библия недвусмысленно связывает обретение Закона с обретением Спасения: закон, таким образом, — это способ выживания и сохранения общности, и именно поэтому водворение закона есть первый шаг к обретению собственной государственности (или ее восстановлению). Для любого не потерявшего чувство общности народа несоблюдение элементарных нравственных принципов, изложенных в декалоге, не менее опасно, чем гонение и сорокалетнее пребывание в пустыне: бережно храня свою Тору, евреи смогли пережить египетский и вавилонский плен, длившееся 20 веков изгнание из Палестины и печи холокоста; стоило римлянам отойти от элементарных нравственных основ, лежащих в основе их права, — и их казавшаяся непоколебимой империя пала под натиском менее развитых (в технологическом смысле) варваров.

Именно поэтому древнейшими из известных памятников письменности — а таковыми на данный момент являются шумерские памятники — были религиозные тексты (миф, поэтический эпос) и записи обычного права (например, «Наставления Шуруппака», датируемые XXVI веком до н. э.). Мифопоэтический текст давал представление о месте народа в мире и о мире как таковом, законы же говорили о том, как в этом мире выжить. Эти два аспекта человеческого опыта были важнее, чем что-либо еще, и потому именно они фиксировались сначала устной, а затем — с появлением систем письма — и письменной традицией. Именно поэтому для Пятикнижия столь характерно переплетение закона и мифоэпической формы, чередование исторических событий и юридической нормы.

Помни, что и ты был рабом в земле Египетской
В чем заключается особая культурная парадигма библейского права? Упомянутый выше Майкл Вользер выделяет несколько черт. Каковы же они?

Библия предельно сакрализует закон. Реальные авторы законов — будь то вожди племенных союзов, израильские и иудейские цари, жрецы Иерусалимского храма или придворные писцы — все время как бы скрываются в тени того Облака, из которого Моисей получает откровение. Обычной практикой на Ближнем Востоке было то, что закон издавался от имени царя (законы Хаммурапи) — как отмечает выдающийся исследователь Мартин Нот, «в Библии нет и намека на такую практику». Правосудие на местах могли вершить старейшины, иерусалимский царь мог при случае истолковать закон в свою пользу, но принцип всегда оставался одним и тем же: законотворчество — монополия Бога. В истории с виноградником Навуфея, Навуфей может отказать в просьбе царю на том основании, что «Бог не велит отдавать наследство отцов» (3 Цар. 21, 3). Закон выше царя, и царь не в силах с этим ничего поделать.

Выстроив иерархию Бог-закон-человек, Библия не допускает в ней промежуточных звеньев. Она предостерегает от превращения закона в раз и навсегда устоявшуюся письменную норму: не буква имеет смысл, а дух или замысел, который стоит за законами. Этот принцип ярче всего озвучен в Новом Завете — в полемике между Иисусом и книжниками, — но впервые формулируется еще у пророка Иеремии, который обращается, по-видимому, к придворным писцам:

«Как вы говорите: „мы мудры, и закон Господень у нас“? Лживая трость [= стило, древнее орудие письма] книжников и его превращает в ложь. Посрамились мудрецы, смутились и запутались в сеть. Они отвергли слово Господне; в чем же мудрость их?» (Иер. 8, 8–9).

Другой характерной чертой библейского права является наличие так называемых нравственно обоснованных законов. К ним относятся наиболее гуманные (по меркам древнего Ближнего Востока) законы. В Библии эти законы обосновываются историческим опытом пережитой катастрофы еврейского плена.

Опыт национальной катастрофы дает евреям ту самую ценимую нами сострадательность и гуманизм, которые станут достоянием человечества лишь века спустя. В этой обретенной в истории сострадательности состоит религиозная новизна Ветхого Завета. Вот пример такого библейского закона. Вновь речь идет о рабе, который получает свободу:

«Когда же будешь отпускать его от себя на свободу, не отпусти его с пустыми руками, но снабди его от стад твоих, от гумна твоего и от точила твоего — дай ему то, чем благословил тебя Господь, Бог твой. Помни, что и ты был рабом в земле Египетской и избавил тебя Господь, Бог твой» (Втор. 15, 13–15).

У человечества очень непростые отношения с законом. Как гласит старый еврейский анекдот, на следующее утро после того, как Моше спустился с горы со скрижалями Завета, израильтяне свернули шатры и бросились прочь от Синая — лишь бы Господь не вздумал послать им еще какой-нибудь закон…

Мусульмане, однако, называют иудеев и христиан — «народами книги». Мы можем уточнить: не просто книги, а книги законов. Познание Закона во всей его глубине — это личный духовный опыт каждого христианина, а в каком-то смысле — это исторический опыт каждого христианского народа. 

Владимир Иванов
Иллюстрация: Олеся Гонсеровская
При подготовке статьи использованы материалы книги William M. Schniedewind «How the Bible Became a Book» и эссе Michael Walzer «The Legal Codes of Ancient Israel»

Поделиться

Другие статьи из рубрики "Lingua Sacra"

29 марта, пятница
rss

№ 10 (октябрь) 2013

Обложка

Статьи номера

СЛОВО ГЛАВНОГО РЕДАКТОРА
Слово главного редактора в октябрьский номер
ПРАЗДНИК
15 октября — Благоверной княгини Анны Кашинской
8 октября — Преставление преподобного Сергия, игумена Радонежского, всея России чудотворца (†1392)
АКТУАЛЬНО
Сироты: общая забота вместо айфонов
ПОДРОБНО
/ Острый угол / Новые технологии: полезные, страшные, спорные
/ Дискуссия / Информация к размышлению. Что такое информационные технологии?
/ Крупный план / Лекарство от духовного рака
ОБРАЗЫ И СМЫСЛЫ
/ Lingua Sacra / Справедливые законы для народа Божия
/ Имена / Слабость характера, сила мысли
/ Умный разговор / Право на собственный смысл
ЛЮДИ В ЦЕРКВИ
/ Аксиос / диакон Олег Семенов
/ Ленинградский мартиролог / Священномученик Алексий Ставровский
/ Приход / Храм Покрова Пресвятой Богородицы в Невском лесопарке
/ Служение / Дневник валаамского волонтера
/ Из окна в Европу / Соль французских полей
/ Место жительства - Петербург / На вечной стоянке
КУЛЬТПОХОД
Мой друг по имени музей
/ День седьмой / Дыхание с обратной стороны полотна