Серьезнее, чем взрослое кино (часть 3)
Где учат на мультипликаторов и может ли быть православная анимация? Окончание беседы с кандидатом культурологии Марией Шеметовой
Раздел: Крупный план
часть 2
— С 2006 года в Университете кино и телевидения начали организовывать курс режиссеров анимационного кино. Набрали студентов, пришли интересные мастера: Д. Высоцкий, А. Сикорский, К. Бронзит. Была организована кафедра анимации, был некий взлет. Но руководство поменялось, и всё пошло на угасание. К сожалению, сейчас в СПбГИКиТе есть большой пиар и нет ни одного действующего режиссера-аниматора, преподающего мастерство.
— А в СПбГУ?
— Здесь, на факультете искусств, другая ситуация. Кафедра мастерства художника кино и телевидения (заведующий — Петр Конников) по крупицам возрождает уникальный опыт обучения художника мультипликационного фильма, история которого начиналась во ВГИКе в 1938 году и была прервана с гибелью «Союзмультфильма». Тогда в 1990-е, непрофессиональный рисунок в анимации становился нормой, во многом выражая протест против советского уклада жизни. «Сами себе режиссеры» выступали «сами себе художниками». Традиция высокого мастерства художников мультипликационного фильма, таких как Л. Шварцман, Л. Мильчин, А. Сазонов, Е. Мигунов и других, оказалась прерванной. Как это исправлять сегодня? Где искать преподавателей? Здесь пошли таким путем: пригласили режиссера анимационного фильма как одного мастера и театрального художника как другого мастера. Сегодня они вместе ведут один курс, чтобы сформировать художника анимационного фильма.
— Много ли студентов у вас на курсе?
— Их всего четыре девочки — будущие художницы анимационного кино. Это по всему Петербургу. Больше их нигде не учат.
— Почему так мало? Эта профессия не востребована?
— Дело не в этом. У художников проходной балл, как и на другие специальности СПбГУ, 62 по ЕГЭ по русскому языку. Часто чем более талантлив художник, увы, тем больше у него проблем с грамотностью. На подготовительные курсы пришли очень талантливые ребята, но те, которые должны были быть отобраны, «отлетели» именно из-за ЕГЭ по русскому, так и не получив права пройти вступительные испытания в СПбГУ. И второй момент — невзирая на то, что «важнейшим из искусств для нас является кино», и 2016 год объявлен Годом кино, нам практически не дают бюджетных мест. Плата за обучение — пока примерно 200 тысяч в год. Обучение — шесть лет. Так что четыре человека — это уже подвиг.
— Вроде бы сегодня всё стало намного проще, мультики рисуют на компьютере. А вы учите старым техникам. Зачем? Это попытка, как вы говорите, перекинуть мост в золотой век мультипликации?
— С одной стороны, да. С другой, в мультфильме история во многом зависит от выбранного материала. Вспомните фильм Гарри Бардина «Конфликт». Чтобы рассказать историю войн, он берет спички. А фильм «Брак» делает из веревок. Потому что брачные отношения часто рвутся, как веревки. Можно вспомнить бесконечное количество техник — это и есть история анимации. В этом виде искусства рукотворность — обязательное условие одушевления. Ручная работа — это подлинность. А компьютер — это опосредованность, техничность, холод конвейера и тиражирования. Как говорит Ю. Б. Норштейн, в компьютерной анимации, как в дисциллированной воде, нет жизни. Это всё дешевка. Только коммерциализация и условия проката сегодня требуют фильм на компьютере и в 3D. Того же Гарри Бардина хотели заставить переделывать его «Гадкого утенка» — полнометражный фильм из пластилина — в 3D, иначе он не будет иметь проката. Бардин отказался и, по существу, проката не имел.
— Раз уж прозвучало в разговоре слово грех, хочу обратить внимание на уже упомянутых «Богатырей» К. Бронзита. Мне лично претит, что в подобных мультфильмах не учитывается религиозный аспект. К примеру, князь Владимир — святой. Но в мультфильме он представлен глупым, жадным и трусливым персонажем. Как так?
— Я могу пригласить вас на любую пару, к художникам, режиссерам, где вы произнесете слово «святой», только чтобы посмотреть на лица… Общий настрой сегодня катастрофичен. Церковь часто открещивается от мирского, а мирское — от Церкви. Между массовым искусством и Церковью — бездна. Я пытаюсь по капельке, издалека, подводить к этой теме: и не через русскую режиссуру, а через западный кинематограф: Бергмана, Антониони, того же Диснея. Если я прямо только задам студентам тот вопрос, который вы задали, это дискредитирует меня как преподавателя в их глазах, и я не смогу больше вложить никаких семян, хотя прекрасно понимаю весь трагизм ситуации… «Богатыри» сделаны как чисто развлекательное кино, к тому же в подражание западному. Заказ в том, что есть национальные мотивы. Но в основе — западное сознание, вера в Человека. Только не в Бога. Но сегодня это первый шаг, чтобы привлечь внимание к русской анимации. «Богатырей» посмотрели все и поняли: мы так тоже можем! И им за это спасибо. Начинать надо с малого.
— А как вы относитесь к мультфильмам христианским, православным? Не только к узконаправленным просветительским фильмам, как, например, цикл «Анимированные истории из Библии: Ветхий и Новый Завет». Недавно вышел мультфильм «Необыкновенные приключения Серафимы», обозначенный как православное фэнтези.
— Уже одно то, что фильм идет под титром «православный», закрывает его от массовой аудитории. Так было и с мультфильмом «Князь Владимир». Критика окрестила его православным блокбастером — и большая часть зрителей на него просто не пошла. Но я лично осторожно отношусь к экранным произведениям, где авторы осмелились на определение «православный». Возлагая на себя такую ответственность, «православный театр», «православное кино», «православная анимация», чаще всего воплощают внешнюю атрибутику ритуала, а не существо веры. Получаются бесконечные «купола-колокола» и, в целом, очень непрофессиональное искусство. Говорить на эту тему «в лоб» — значит отвратить от себя множество зрителей. Подводить к осознанию веры, к встрече с Богом надо очень осторожно. Для меня «Ежик в тумане», «Варежка», тот же «Винни Пух» — кстати, он нарисован в законах обратной перспективы, — и есть подлинная православная анимация. Вспомните, в финале «Ежика в тумане»: Ежик с Медвежонком уютно сидят у костра, и друг рядом, и веточки горят можжевеловые. Но Ежик думает: «А как там Лошадь? Не захлебнется ли она в тумане?»… Это и есть та высота, которая подводит к сакральному.
— Мультфильмы многие воспринимают как пустячок, несерьезный жанр.
— Есть дивный фильм американского режиссера Годфри Реджио «Свидетельство»: о том, как дети смотрят по телевизору мультик «Дамбо». Реджио спрятал камеру за телевизор и наблюдал только детские лица. Дети, которые привыкли бегать, играть, двигаться, застыли как под гипнозом: у них открылись рты, у кого-то начала подтекать слюна. Глаза не моргают: в них — то слезы, то страх, то радость. Фильм показывает, что происходит с детской душой в момент созерцания экранного зрелища. Это работа даже не с нервными клетками, не с мозгом. Это работа напрямую с душой ребенка, в которой формируются установки на всю его жизнь. Душа может не восстановиться никогда после просмотра одного «откровенного» мультика. Вот и мера ответственности. Сказано: «Невозможно не придти соблазнам, но горе тому, через кого они приходят». Дай Бог, чтобы художник в любой области искусства помнил об этом.
Четыре студента — это подвиг!
— Вы сказали, что важно воспитать новых мультипликаторов. Расскажите, пожалуйста, подробнее, какие учебные заведения сегодня этим занимаются?— С 2006 года в Университете кино и телевидения начали организовывать курс режиссеров анимационного кино. Набрали студентов, пришли интересные мастера: Д. Высоцкий, А. Сикорский, К. Бронзит. Была организована кафедра анимации, был некий взлет. Но руководство поменялось, и всё пошло на угасание. К сожалению, сейчас в СПбГИКиТе есть большой пиар и нет ни одного действующего режиссера-аниматора, преподающего мастерство.
— А в СПбГУ?
— Здесь, на факультете искусств, другая ситуация. Кафедра мастерства художника кино и телевидения (заведующий — Петр Конников) по крупицам возрождает уникальный опыт обучения художника мультипликационного фильма, история которого начиналась во ВГИКе в 1938 году и была прервана с гибелью «Союзмультфильма». Тогда в 1990-е, непрофессиональный рисунок в анимации становился нормой, во многом выражая протест против советского уклада жизни. «Сами себе режиссеры» выступали «сами себе художниками». Традиция высокого мастерства художников мультипликационного фильма, таких как Л. Шварцман, Л. Мильчин, А. Сазонов, Е. Мигунов и других, оказалась прерванной. Как это исправлять сегодня? Где искать преподавателей? Здесь пошли таким путем: пригласили режиссера анимационного фильма как одного мастера и театрального художника как другого мастера. Сегодня они вместе ведут один курс, чтобы сформировать художника анимационного фильма.
— Много ли студентов у вас на курсе?
— Их всего четыре девочки — будущие художницы анимационного кино. Это по всему Петербургу. Больше их нигде не учат.
— Почему так мало? Эта профессия не востребована?
— Дело не в этом. У художников проходной балл, как и на другие специальности СПбГУ, 62 по ЕГЭ по русскому языку. Часто чем более талантлив художник, увы, тем больше у него проблем с грамотностью. На подготовительные курсы пришли очень талантливые ребята, но те, которые должны были быть отобраны, «отлетели» именно из-за ЕГЭ по русскому, так и не получив права пройти вступительные испытания в СПбГУ. И второй момент — невзирая на то, что «важнейшим из искусств для нас является кино», и 2016 год объявлен Годом кино, нам практически не дают бюджетных мест. Плата за обучение — пока примерно 200 тысяч в год. Обучение — шесть лет. Так что четыре человека — это уже подвиг.
— Вроде бы сегодня всё стало намного проще, мультики рисуют на компьютере. А вы учите старым техникам. Зачем? Это попытка, как вы говорите, перекинуть мост в золотой век мультипликации?
— С одной стороны, да. С другой, в мультфильме история во многом зависит от выбранного материала. Вспомните фильм Гарри Бардина «Конфликт». Чтобы рассказать историю войн, он берет спички. А фильм «Брак» делает из веревок. Потому что брачные отношения часто рвутся, как веревки. Можно вспомнить бесконечное количество техник — это и есть история анимации. В этом виде искусства рукотворность — обязательное условие одушевления. Ручная работа — это подлинность. А компьютер — это опосредованность, техничность, холод конвейера и тиражирования. Как говорит Ю. Б. Норштейн, в компьютерной анимации, как в дисциллированной воде, нет жизни. Это всё дешевка. Только коммерциализация и условия проката сегодня требуют фильм на компьютере и в 3D. Того же Гарри Бардина хотели заставить переделывать его «Гадкого утенка» — полнометражный фильм из пластилина — в 3D, иначе он не будет иметь проката. Бардин отказался и, по существу, проката не имел.
МУЛЬТПОЗИТИВ
Интересный анимационный проект задумали в приходе Чесменского храма. «Мы создаем клуб для будущих мам, — рассказывает настоятель прихода протоиерей Алексий Крылов. — Здесь мы рассказываем, что беременность — не только медицинское, но и большое духовное событие. Мы задумали пригласить мультипликатора, чтобы он помог будущим мамам нарисовать небольшие мультфильмы, в которых они могли бы выразить свои чувства ожидания малыша».Православная анимация?
— Раз уж прозвучало в разговоре слово грех, хочу обратить внимание на уже упомянутых «Богатырей» К. Бронзита. Мне лично претит, что в подобных мультфильмах не учитывается религиозный аспект. К примеру, князь Владимир — святой. Но в мультфильме он представлен глупым, жадным и трусливым персонажем. Как так?
— Я могу пригласить вас на любую пару, к художникам, режиссерам, где вы произнесете слово «святой», только чтобы посмотреть на лица… Общий настрой сегодня катастрофичен. Церковь часто открещивается от мирского, а мирское — от Церкви. Между массовым искусством и Церковью — бездна. Я пытаюсь по капельке, издалека, подводить к этой теме: и не через русскую режиссуру, а через западный кинематограф: Бергмана, Антониони, того же Диснея. Если я прямо только задам студентам тот вопрос, который вы задали, это дискредитирует меня как преподавателя в их глазах, и я не смогу больше вложить никаких семян, хотя прекрасно понимаю весь трагизм ситуации… «Богатыри» сделаны как чисто развлекательное кино, к тому же в подражание западному. Заказ в том, что есть национальные мотивы. Но в основе — западное сознание, вера в Человека. Только не в Бога. Но сегодня это первый шаг, чтобы привлечь внимание к русской анимации. «Богатырей» посмотрели все и поняли: мы так тоже можем! И им за это спасибо. Начинать надо с малого.
— А как вы относитесь к мультфильмам христианским, православным? Не только к узконаправленным просветительским фильмам, как, например, цикл «Анимированные истории из Библии: Ветхий и Новый Завет». Недавно вышел мультфильм «Необыкновенные приключения Серафимы», обозначенный как православное фэнтези.
— Уже одно то, что фильм идет под титром «православный», закрывает его от массовой аудитории. Так было и с мультфильмом «Князь Владимир». Критика окрестила его православным блокбастером — и большая часть зрителей на него просто не пошла. Но я лично осторожно отношусь к экранным произведениям, где авторы осмелились на определение «православный». Возлагая на себя такую ответственность, «православный театр», «православное кино», «православная анимация», чаще всего воплощают внешнюю атрибутику ритуала, а не существо веры. Получаются бесконечные «купола-колокола» и, в целом, очень непрофессиональное искусство. Говорить на эту тему «в лоб» — значит отвратить от себя множество зрителей. Подводить к осознанию веры, к встрече с Богом надо очень осторожно. Для меня «Ежик в тумане», «Варежка», тот же «Винни Пух» — кстати, он нарисован в законах обратной перспективы, — и есть подлинная православная анимация. Вспомните, в финале «Ежика в тумане»: Ежик с Медвежонком уютно сидят у костра, и друг рядом, и веточки горят можжевеловые. Но Ежик думает: «А как там Лошадь? Не захлебнется ли она в тумане?»… Это и есть та высота, которая подводит к сакральному.
— Мультфильмы многие воспринимают как пустячок, несерьезный жанр.
— Есть дивный фильм американского режиссера Годфри Реджио «Свидетельство»: о том, как дети смотрят по телевизору мультик «Дамбо». Реджио спрятал камеру за телевизор и наблюдал только детские лица. Дети, которые привыкли бегать, играть, двигаться, застыли как под гипнозом: у них открылись рты, у кого-то начала подтекать слюна. Глаза не моргают: в них — то слезы, то страх, то радость. Фильм показывает, что происходит с детской душой в момент созерцания экранного зрелища. Это работа даже не с нервными клетками, не с мозгом. Это работа напрямую с душой ребенка, в которой формируются установки на всю его жизнь. Душа может не восстановиться никогда после просмотра одного «откровенного» мультика. Вот и мера ответственности. Сказано: «Невозможно не придти соблазнам, но горе тому, через кого они приходят». Дай Бог, чтобы художник в любой области искусства помнил об этом.
