Романтик в поисках Церкви

5 октября мы отмечаем 155-летие со дня кончины Алексея Хомякова, русского философа, основоположника славянофильства и богослова, который создал учение о Церкви, оказавшее влияние на всю русскую екклезиологию XX века.
Раздел: Имена
Романтик в поисках Церкви
Журнал: № 10 (октябрь) 2015Автор: Константин Махлак Опубликовано: 5 октября 2015
Екклезиология — едва ли не самая сложная богословская дисциплина: в ней пересекается учение о Боге и учение о Его воплощении, представление об идеале христианской общины и далекая от идеала реальность, понятность екклезиологического центра и неуловимость церковных границ. В учении о Церкви, как ни в каком другом, переплетаются теория и каждодневная практика. Сложно… Но «вне Церкви нет спасения», а значит и без основ екклезиологии христианину не обойтись.

Алексей Степанович Хомяков (1804–1860)

выходец из старинного дворянского рода. В 1821 г. окончил Московский университет. В 1822–1825 гг. служил в Астраханском кирасирском полку, а затем в Петербурге в конной гвардии. Участвовал в Русско-турецкой войне 1828–1829 гг., после — жил и трудился в родовом имении. Со второй половины 1820-х выступает как литератор, с 1830-х — как публицист и философ, с середины 1840-х — как богослов. Главные богословские сочинения: Письма Пальмеру (1844–1854 гг.), «Церковь одна» (1846 г.), «Несколько слов православного христианина о западных исповеданиях» (1853 г.).
 
В кругу "Золотого века" 

Чем только Алексей Степанович Хомяков не занимался и не увлекался: храбрый кавалерист, поэт, историк, публицист, художник. А также филолог, знавший восемь языков, переводивший послания апостола Павла, изобретатель, запатентовавший веялку собственной конструкции в Англии, врач-гомеопат, создавший средство от холеры и лечивший своих крестьян… (Хомяков сам скончается от этой болезни, косившей в то время, не разбирая, и цвет русской культуры.) Рачительный хозяин нескольких крупных поместий в центральной России, заядлый охотник, посвятивший псовой охоте статью, в которой впервые в русский оборот было введено английское слово «спорт». И, наконец, богослов, открывший новую страницу православной теологии. Алексей Хомяков — в плеяде великих по праву, хотя и не в первом ряду, он в кругу «золотого века» русской культуры среди избранных его имен.
Со стороны современников оценки жизни и творчества А.С. Хомякова разнообразны вполне в соответствии с его многогранной личностью: разброс от панегирика до полного неприятия. Острослов, «революционный демократ» и выдающийся мемуарист Александр Герцен в «Былом и думах» так описывает Алексея Степановича: «Ильей Муромцем, разившим всех, со стороны православия и славянизма, был Алексей Степанович Хомяков… Ум сильный, подвижной, богатый средствами и неразборчивый на них, богатый памятью и быстрым соображением, он горячо и неутомимо проспорил всю свою жизнь… Хомяков был действительно опасный противник; закалившийся старый бретер диалектики, он пользовался малейшим рассеянием, малейшей уступкой. Необыкновенно даровитый человек, обладавший страшной эрудицией, он, как средневековые рыцари, караулившие Богородицу, спал вооруженный…». Похвала, если быть честным — восхищение западника Герцена (его глава о славянофилах называется «Не наши»), и убийственная аттестация историка Сергея Соловьева: «самоучка», «дилетант». Публицист, славянофил и «человек реформы» Юрий Самарин всерьез называл Хомякова «учитель Церкви», а церковный историк протоиерей Александр Горский, по поручению митрополита Филарета (Дроздова) написавший критический разбор взглядов Хомякова на Церковь, скептически «пожимает плечами»: здесь ошибка, там натяжка… не только не «учитель», но и никудышный ученик…
 
Вперед в прошлое!

Кем же был столь не любимый профессионалами от исторической и богословской науки Хомяков? Начать, пожалуй, следует с контекста эпохи. Хомяков, как и славянофильское движение в целом, как ни странно, стал частью движения, охватившего в первой половине XIX века всю Европу. Имя ему — романтизм. Зародившийся в Германии, он проявился во всех сферах культуры, в философии, и серьезно повлиял на богословие. Противопоставляя себя XVIII веку — эпохе Просвещения, романтик менял «повестку дня» в искусстве и в мысли, в литературе и в философии: на место просвещенческому культу разума, постигающему средствами науки механизм природы (а он включал человека и общество), пришло представление о природе-мире как живом организме и одушевленном целом, а познание такой природы доступно творцам — поэтам, художникам, философам. «Не то, что мните вы, природа: не слепок, не бездушный лик — в ней есть душа, в ней есть свобода, в ней есть любовь, в ней есть язык...» — писал Федор Тютчев. Язык природы должно почтительно учить, человеку надлежит войти в резонанс со свободой и любовью природного целого. В интуиции целого присутствует и богословское измерение. Природа для романтика — не только леса, поля и реки… В своем предельном измерении природа либо соприкасается с божественным, либо напрямую совпадает с Богом. Добавим к этому, что романтизм реабилитировал средневековое «христианское прошлое» Европы (просвещенец искренне полагал Средние века тьмой мракобесия, освещаемой только кострами инквизиции). Именно романтик заново «обрел глаз» на готику, вновь открыл Данте, Шекспира, Кальдерона и многое из того, что было «сброшено с корабля современности». Главное, изменилось отношение к традиции. И к христианству, и к его национальному измерению. Возникло распространенное до сих пор представление о нациях-индивидуумах, каждая из которых проживает отпущенный срок, цветет и увядает, следуя своей судьбе, Богом определенной миссии. Хомяков был уверен, что Россия, вследствие петровских преобразований, свою идентичность если не утратила, то ушла от ее магистральной, «органичной» линии. Вернуть утраченное наследие — значит вернуться к самим себе, в согласии с очень популярной во времена Хомякова философией Гегеля обрести Россию «в себе и для себя».  

Закон любви

Ключевую роль в этой важнейшей задаче для А.С. Хомякова играло православие, точнее, тема Церкви. Именно Церковь есть та реальность или, скорее, та среда, в которой не только как в «священном архиве» хранятся обычаи, традиции, вся совокупность «духа народного», но происходит его таинственное утверждение, движение и самопознание. Если снова вспомнить Егора Федоровича (так Белинский на русский манер называл Гегеля), в Церкви осуществляется Aufheben — «снятие-сохранение» — самого смысла русской жизни и русского человека во всех его потенциях. Этот смысл Хомяков попытался выразить в слове «соборность».
Вероятно, он был первым, кто субстантивировал прилагательное «соборная» (славянская интерпретация греческого слова «кафолическая», третье свойство Церкви в тексте Символа веры). Здесь, как и в случае со «спортом», Хомяков создал новое слово, новое понятие.
Неологизм должен был уточнить формулировку автора «Пространного Катехизиса Православной Кафолической Восточной Церкви» митрополита Филарета (Дроздова): «Церковь есть от Бога установленное общество людей, соединенных православной верой, Законом Божиим, священноначалием и Таинствами». Что значит единство «соединенных», если оно является новым качеством, в чем оно выражается? Соборность — это гармоническое единство Божественного и человеческого, общественного и индивидуального. Соединяет людей в Церковь Святой Дух, сообщающий дары-харизмы верным. «Единство Церкви следует необходимо из единства Божьего, ибо Церковь не есть множество лиц в их личной отдельности, но единство Божией благодати, живущей во множестве разумных творений, покоряющихся благодати...» Другими словами, сначала действие благодати, а только потом «общество христиан». Екклезиологию Хомякова упрекали в протестантизме, протоиерей Георгий Флоровский называл ее «харизматической социологией» за недостаточный акцент на институциональном — иерархическом аспекте Церкви. Но именно свободы и любви как-то не хватает в слишком «казенной» формуле Катехизиса.
Хомяков выступает против разделения в Церкви на «клир» и «церковный народ»: по его мнению, дары Пятидесятницы одинаковы для всех. Иерархия возникает через делегирование общих даров Святого Духа отдельным, выборным лицам — епископам и священникам. В Церкви нет и не может быть сословий и каст, в Церкви нет начальников и починенных, здесь место братству и дружбе. Наконец, в Церкви должно быть единство свободы и авторитета. С точки зрения Церкви любая власть, особенно власть в Церкви, не может быть обоснована законом. Единственный «закон», действующий в Церкви — закон Любви: «Церковь — не авторитет, как не авторитет Бог, не авторитет Христос; ибо авторитет есть нечто для нас внешнее. Не авторитет, говорю я, а истина, и в то же время жизнь христианина, внутренняя жизнь его… он сам живет вселенскою жизнью любви и единства, то есть жизнью Церкви».
Хомяков настаивает, что каждый элемент этой дихотомии (клир — народ, свобода — авторитет) не отрицается другим, но входит с ним в единство-взаимоопределение, недаром Герцен называл Хомякова «диалектиком». Основываясь на подобной схеме, Хомяков критиковал «западные исповедания». У католиков крен в сторону клерикализма, отсюда авторитаризм папства («Великий инквизитор» Ф.М. Достоевского — образ, в значительной степени навеянный хомяковской оценкой католицизма). У протестантов крен в другую сторону, это свобода без авторитета, произвол индивидуумов, что также губительно для соборности.
 
Эпоха Хомякова

Конечно, можно обвинить Хомякова в прекраснодушии и поверхностном теоретизировании пополам с тем же дилетантизмом, что и делали его многочисленные критики: легко сравнивать «идеальное православие» (никогда не существовавшее в истории) с карикатурным Западом. Однако, при всех «но», которые возникают у читателей Хомякова, «зрительские симпатии» остаются за Алексеем Степановичем. И до конца не ясно, чего здесь больше: обаяния личности, подкупающей искренности, настоящего горения веры, или дело в особом даре задавать вопросы. Скажем, то же «учение о Церкви» у Хомякова состоит по большей части из вопросов: «как понимать единство?», «как сочетать свободу и власть в Церкви?», «где проходят границы Церкви?». 
В любом случае, именно «частная богословская инициатива» отставного ротмистра-кавалериста открыла новую эпоху русской богословской науки, не так уж богатой оригинальными сюжетами. В русле размышлений Хомякова о Церкви, или отталкиваясь от них, екклезиологическую тематику будут комментировать митрополит Антоний (Храповицкий), священномученик архиепископ Иларион (Троицкий), мученик Михаил Новоселов, протоиерей Сергий Булгаков, Владимир Лосский, протоиерей Георгий Флоровский, протопресвитер Николай Афанасьев, протопресвитер Александр Шмеман. В деятельности знаменитого Поместного собора Православной Российской Церкви (1917–1918 гг.) заметно влияние идеи соборности — идеи Хомякова, в частности, в его «парламентской», представительной концепции (все Соборы древности, включая Вселенские, были исключительно архиерейские, мирян представлял император). Так что и в XX, да и в XXI столетии в православном богословии — всё еще длится век и продолжается эпоха Алексея Хомякова.  

Поделиться

Другие статьи из рубрики "Имена"

19 марта, вторник
rss

№ 10 (октябрь) 2015

Обложка

Статьи номера

ПОДРОБНО
/ Интервью / Вера не только в победу
/ Интервью / Где кончается Тело Христово? (Часть 2)
/ Интервью / Где кончается Тело Христово? (Часть 1)
ПРОПОВЕДЬ
Тихое и доброе пристанище
ОБРАЗЫ И СМЫСЛЫ
/ Имена / «Живите честно. За меня не мстите»
/ Имена / Романтик в поисках Церкви
/ Умный разговор / Бог, родители, ребенок (Часть 2)
/ Умный разговор / Бог, родители, ребенок (Часть 1)
ЛЮДИ В ЦЕРКВИ
/ По душам / Отцовские заботы (Рассказ второй)
/ По душам / Отцовские заботы (Рассказ первый)
/ По душам / Шел к Богу человек
/ Приход / Храм рыцарей для православных прихожан
/ Служение / Увидеть руками
/ Служение / Роды не вовремя? Расследование в двух сериях (Часть 2)
/ Служение / Роды не вовремя? Расследование в двух сериях (Часть 1)
/ Служение / Здесь Русью пахнет
/ Подари журнал / Подари журнал... кому?
ЧТО ЧИТАТЬ, СЛУШАТЬ, СМОТРЕТЬ
Святая наших дней
Музыка в октябре
Выставки в октябре