Реформа, которой не было

Несвободная Церковь, относительно свободная церковная журналистика, болезненный дух семинарской системы, раскол внутри духовенства — реалии правления Александра II. Мы говорим об этих острых и до сих пор чувствительных вопросах с профессором Санкт-Петербургского университета технологий управления и экономики, доктором филологических наук Константином Нетужиловым.

ИМПЕРАТОР НАЕДИНЕ С БОГОМ

— Насколько лично религиозным человеком был император?

— Александр постился, ходил к Исповеди. Торжественно проходили многочасовые службы и во дворцовой церкви, и в Казанском, и в Исаакиевском соборе. При посещении больших российских городов вслед за представлениями губернскихвластей и парадом гарнизона обязательно совершался торжественный молебен. Но трудно сказать, что таилось в глубине души императора. Да, безусловно, он был человеком верующим. Но при этом Александр II считал важными главным образом внешние формальные стороны религиозной традиции. Он не нарушал религиозных предписаний. Однако такого ярко выраженного пламенного благочестия, как у Александра I и тем более как впоследствии у Николая II, у него не было. Это была умеренная религиозность. Вот эпизод, в чем-то характеризующий Александра II. В 1858 году умер архитектор Исаакиевского собора Огюст Монферран. Еще при Николае I, очень его ценившем, он получил разрешение на почетную для архитектора посмертную участь — быть со временем погребенным под стенами построенного им собора. Николай I дал согласие, несмотря на то, что Монферран был католиком. А когда пришел его час, выяснилось, что новый император Александр II отменил волю своего отца и, несмотря на просьбы матери, наотрез отказался похоронить католика в православном храме.

— Как прошел вошедший в историю день подписания Манифеста, освободившего крестьян? Как вел себя император?

— Да, есть один интересный штрих к портрету Александра II. 19 февраля 1861 года он подписал все документы, связанные с реформой, освобождавшей крестьян. Мемуаристы вспоминают, что всё было подготовлено, в кабинете монарха расставили несколько десятков столов, на которых разложили бумаги. Он должен был подписать несколько десятков документов. Накануне Александр II провел полдня в Петропавловском соборе у могилы отца — была годовщина его смерти. 19 февраля император в полном одиночестве прошел в дворцовую церковь и на протяжении нескольких часов оттуда не выходил. Он долго молился, понимая, что сейчас он стоит на краю, вскоре закроются навсегда одни двери и откроются другие, начнется абсолютно новый этап в жизни страны. И на императора ложится вся ответственность за происходящее. И потом он быстро, не заговаривая ни с кем по пути, прошел через все залы дворца в кабинет и, уже не отрываясь, начал быстро подписывать эти бесконечные бумаги. В самые важные моменты истории Александр II умел становиться другим, и как он тогда молился наедине с Богом, этого мы не знаем.

Константин Нетужилов

специалист по церковной истории Синодального периода. В 1990 году закончил исторический факультет ЛГУ. В 1996 году защитил кандидатскую диссертацию по теме «И. В. Киреевский в общественной борьбе 30–40 годов XIX века». В 2010 году защитил докторскую диссертацию по теме «Формирование системы церковной периодической печати в россии XIX — начала XX веков: историко-типологический анализ». С 1994 по 2015 год — сотрудник (в последние годы профессор, проректор по учебной работе) РХГА и член редколлегии «Вестника РХГА». В настоящий момент профессор Санкт-Петербургского университета экономики и управления. Автор монографий «Церковная периодическая печать в России XIX столетия» (2008) и «История церковной журналистики в России XIX — начала XX веков» (2009). 

КОНСЕРВАТОРОВ НЕМНОГО, ДА И ТЕ КАРИКАТУРНЫЕ

— Царствование Александра II ознаменовалось освобождением крестьян от крепостной зависимости. Насколько значительную роль в этом процессе играл святитель Филарет (Дроздов)?

— Нужно иметь в виду, что к началу реформ митрополиту Московскому Филарету было уже немало лет. К этому времени он стал всеми признанным авторитетом внутри Церкви. Его голос во многих вопросах являлся просто решающим. Митрополит Филарет не видел себя врагом прогрессивных реформ, но старался свести к минимуму их возможные риски. Его отношение к новым формам церковно-общественной жизни, которые возникли в эпоху реформ, — в основном отрицательное или настороженное. Он скептически относился к той новой роли, которую часть духовенства пыталась играть в русском обществе. Не одобрял новые церковные журналы, их стремление избавиться от архаического языка, их обращенность к вопросам современности. Существующие церковно-государственные отношения его в целом устраивали. И то, что именно к нему обратились с просьбой составить такой судьбоносный документ — Манифест, в котором объявлялась отмена крепостного права, это тоже весьма симптоматично. Ведь никто толком не понимал, как об этих реформах сказать народу. Крестьяне не читали газет, не существовало никакой системы информационного оповещения населения. Единственный информатор для неграмотного крестьянского большинства страны — это приходской священник. И действительно, распространение Манифеста шло через Церковь.

— Епископ Игнатий (Брянчанинов), как известно, выступал с консервативных позиций, против отмены крепостного права в России. Имел ли он сторонников в церковной среде?

— В ней были активные противники реформ, но не много. Их голос звучал очень слабо. Брянчанинова читали тогда человек двадцать или немногим больше (основные труды святителя написаны и изданы в 1860-х годах, после крестьянской реформы. — Прим. ред.). Вообще на формирование русского консерватизма он не очень сильно повлиял. В то время последний не смог выдвинуть сколько-нибудь серьезного и значимого интеллектуала в передние ряды. Появлялись люди весьма одиозные. Самым скандальным был Виктор Аскоченский — издатель «Домашней беседы». Василий Розанов позже назвал его «диким слоном, который топтался внутри церковной ограды». «Домашняя беседа» являлась тогда рупором всего антилиберального, антизападного, антиреформистского. Сам Аскоченский закончил семинарию, священником не стал, но всю жизнь служил по церковному ведомству: чиновником консистории, чиновником в Синоде. А потом начал издавать этот журнал, который пользовался популярностью.

— У журнала была своя аудитория?

— Разумеется: его читали батюшки, купцы, мещане, особенно в провинциальных городах. Аскоченский в «Домашней беседе» обрушивался на всё: и на страны Запада, и на теорию Дарвина, и на женскую моду — эти «бесстыжие наряды блудниц», и на идущую с Запада эмансипацию женщин, которая уж совершенно невозможна. Доставалось буквально всем. Над Аскоченским смеялись образованные люди, никто не сомневался в его непорядочности. Он был организатором целого ряда больших скандалов. Травил духовного писателя иеромонаха Феодора (Бухарева)… Буквально в каждом поколении в нашей истории встречается такой неуемный персонаж, который «бьет во все колокола», распространяеталармистские настроения: «вот, мы сейчас накануне крушения всего и вся, так что надо максимально затянуть и зажать все проявления жизни, ввести чуть ли не монастырский устав, и только так можно спастись». До Аскоченского были знаменитые борцы с просвещением М. Л. Магницкий, С. О. Бурачёк. Когда Аскоченский сойдет с исторической сцены, появится скандальный князь Владимир Мещерский — издатель журнала «Граж­данин». Радетель традиционных ценностейи при этом фигурант многочисленных гомосексуальных скандалов. он брал из казны деньги на проправительственные патриотические издания и их же умудрялся воровать. Одним словом, первые газетные консерваторы времени начала реформ — люди часто нечистоплотные и во многом карикатурные. Еще не сформировался серьезный интеллектуальный резерв в консервативной части церковной среды. И в основном имели место эмоциональные выпады и аргументация в стиле «как бы чего не вышло».

— А не кликушеские, хорошие церковные издания были?

— Тогда появились первые ростки независимой церковной журналистики. Причем, что интересно, это была частная журналистика. В начале 1860-х годов возник целый букет по-настоящему передовых периодических изданий. И не только с точки зрения церковной жизни, но и для всего нашего общества. Появилось несколько очень интересных журналистов и издателей. Например, протоиерей Николай Сергиевский в Москве — издатель журнала «Православное обозрение», или, скажем, протоиерей Василий Гричулевич в Петербурге, издававший журнал «Странник». Это были частные издания, чрезвычайно успешные с коммерческой точки зрения и очень интересные с точки зрения наполнения. По сути дела, это идеальные церковные журналы эпохи модернизации. Их целевая группа — не традиционные прихожане, а скорее невоцерковленная аудитория. «Православное обозрение» в Москве было интеллектуальным «профессорским» толстым журналом для интеллигенции. «Странник» — проще: для полуобразованной публики, для мещанского населения, купечества — людей, не имеющих университетского значка, но тем не менее читающих толстые журналы.

Церковные преобразования

БРАТСТВА Предусматривалось создание духовных объединений (братств) для проповеднической и миссионерской деятельности. Они создавались преимущественно (но не только) в западных губерниях в противовес католическим и униатским.

ПРИХОД Создавались церковно-приход­ские попечительства, в обязанности которых входило содержание и удовлетворение нужд приходской церкви, изыскание средств на ремонт и строительство церковных зданий, учреждение школ, больниц, богаделен, приютов и прочих благотворительных учреждений, помощь бедным прихожанам, погребение неимущих умерших, поддержание в порядке кладбищ, а также наблюдение за тем, чтобы приходское духовенство могло воспользоваться всеми предоставленными ему средствами для его содержания.

ПРИЧТ Во всех епархиях предусматривался пересмотр границ приходов, сокращение их численности через укрупнение, уравнение приходов по численности прихожан. Вводилось новое штатное расписание, ставящее состав и численность причта в зависимость от размеров прихода. Вводился возрастной ценз: в псаломщики и диаконы рукополагались только достигшие 25 лет, а в священники — 30 лет (для овдовевших и холостых минимальный возраст устанавливался в 40 лет).

СОКРАЩЕНИЕ ДУХОВНОГО СОСЛОВИЯ Отменялось правило наследственной передачи приходских церковных должностей, а также наследование духовного звания от отцов к детям. Из духовного звания отчислялись церковные сторожа, оставшиеся за штатом при сокращении приходов пономари, псаломщики и прочие церковнослужители.

ДЕТИ ДУХОВЕНСТВА Отныне они также не причислялись к духовному сословию, однако за ними сохранялись прежние льготы и привилегии: права на образование в духовных учебных заведениях, на определение в священно- и церковнослужители, на пособие от церковно-приходских попечительств. Дети священников освобождались от подушной подати и рекрутской повинности. Также им предоставлялась свобода выбора профессии на государственной или военной службе.

БЕССОСЛОВНОЕ СТУДЕНЧЕСТВО Выпускникам духовных семинарий разрешалось поступать в университеты, гимназии и военные училища. Юношам из других сословий разрешалось поступать в духовные учебные заведения и в перспективе получать священнические должности.

ДЕНЕЖНОЕ ДОВОЛЬСТВИЕ Казенное пособие приходскому священнику увеличивалось со 144 до 240 рублей в год. Отставным священникам устанавливалась пенсия в размере 90 руб­лей в год, вдовам священников — от 65 (с детьми) до 55 (бездетным) рублей в год.

ЕПАРХИИ Устранено деление епархий на три класса (епископства, архиепископства, митрополии), однако статус митрополии сохраняли Московская, Петербургская и Киевская епархии. Епископы получили некоторую самостоятельность от Синода, например в вопросе строительства церквей, разрешения на поступление в монашество, духовного образования.

БЛАГОЧИНИЯ Благочинный теперь мог избираться духовенством, образовывались благочиннические советы, духовенство получало право собираться на съезды трех уровней: благочиннические, училищные (по училищным округам) и епархиальные.

СТАРООБРЯДЦЫ Прекратились гонения, каким подвергались старообрядцы при Николае I. Был учрежден Комитет по «раскольническим делам», благодаря которому была легализована значительная часть старообрядческих толков. Старообрядцам теперь разрешалось: отправлять богослужение, выезжать за границу, заниматься иконописанием, учреждать школы, занимать государственные должности. Признавались старообрядческие метрические записи.

ИЗ СЕМИНАРИИ — В УНИВЕРСИТЕТ, ЧТОБЫ БОРОТЬСЯ

— Как вышло, что боль­шинство участников радикально-­револю­ционного движения в России эпохи Александра II были выходцами из духовного сословия, получившими образование в духовных школах?

Очерки бурсы» Н.Г. Помяловского (1862–1863) ― подробный, достоверный и очень печальный рассказ о быте Александро-Невского духовного училища в середине XIX века

— Умирая, Николай Павлович признался Александру, что передает ему Россию «не в полном порядке». Это фраза из военного устава при передаче командования: «Передаю пост в полном порядке». Но в России было не всё в порядке, и семинария оказалась своего рода духовным зеркалом язв российского общества. Человек выбирает себе духовную дорогу в том случае, если считает, что к ней внутренне готов. Эта дорога его притягивает, это его сознательный выбор. Но у детей небогатых священников выбора особого не было. Их вталкивали в ту среду, которая им зачастую была неприятна. В мемуаристке XIX столетия, где речь идет о духовных учебных заведениях, преобладают негативные оценки.Оторванные от жизни программы. Жесткая зубрежка в основе всего процесса обучения. Телесные наказания широко распространены. Грубость нравов. Жесткий диктат старших воспитанников над младшими. Физическое и нравственное насилие: бьют, отбирают деньги. Вспомните «Очерки бурсы» Помяловского — а там ведь действие происходит в столице, в Санкт-Петербурге в Александро-­Невском духовном училище. Жуткие нравы, грязные, голодные, мечтающие о куске хлеба бурсаки. Праздник жизни — украсть деньги и купить водки.

— И вот неравнодушный мальчик попадает в такую среду…

— Естественно, он воспринимает всё это как неправду. Причем очень часто духовная школа символизирует всю неправду этого мира. Формалистика, жесткость, предельная иерархичность в выстраивании отношений, подавление личности,насилие над совестью, необходимость угождать буквально на каждом шагу. Кто-то вписывается в эту систему и живет по этим правилам. Но какое-то количество людей воспринимает это иначе — и отторгает как неправду. Эти люди научены грамоте. И они начинают читать литературу, которая позволяет им, по их мнению, объяснить, почему это всё устроено так. А заложенная в этих людях парадигма восприятия окружающего мира — на уровне катехизиса: в простых вопросах и в простых ответах. Ведь для революционера, человека действия, очень губительно сомневаться, пытаться осмыслять явления с разных сторон. Всё должно быть просто: кругом темнота, а впереди что-то светлое.

— «Туннельное»

 мышление, как говорят психологи.— Правильно. И семинария это «туннельное» мышление формировала очень активно. А затем государство подбрасывает этим людям великолепный шанс: в 1863 году семинаристам разрешили поступать в университеты. И они все хлынули туда. К началу 1870-х годов, когда в России формируется революционное поле, уже больше половины университетских студентов — вчерашние семинаристы. И они там задают тон. Возникает новая среда, которая оказалась невыносимой для людей, пришедших в университеты для того, чтобы учиться. Но университетская традиция, созданная бывшими семинаристами, продержится вплоть до начала XX века. Эта традиция предполагала, что университет — это не место учебы, учеба вторична, а место, куда приходят для того, чтобы бороться. Опасная черта — невозможность посмотреть на всё с другой точки зрения — была в те годы, к сожалению, сформирована семинарией.

НЕ РЕФОРМА, НО НАЧАЛО ИЗМЕНЕНИЙ

Книга тверского протоиерея Иоанна Белюстина (1819–1890) «О сельском духовенстве в России» вышла в 1858 году и послужила катализатором церковных преобразований

— Было ли русское духовенство монолитным сословием в годы правления Александра II?

— Нет, ко второй половине XIX века мы уже не можем рассматривать духовенство как консолидированную среду. Духовенство стало очень разным, и между его группами образовались огромные различия. И материальные, и бытовые, и культурные, и образовательные. Белое духовенство было недовольно своим материальным положением. Особенно это относится к сельскому духовенству, которое составляло приблизительно 90% всего духовенства России.

— Это люди, чья жизнь мало отличалась от жизни крестьян…

— Да, смотрите, священник вы­нуж­ден ходить за плугом. Хотя власти и указывают, что сельские работы роняют его авторитет, но иначе не прожить и не прокормить семью. Государственное жалованье копеечное, абсолютно нищенское. Можно было бы совершать требы и с этого жить. Но что с крестьян можно взять за эти требы? Разве что натуральные продукты: корзина яиц, мешок морковки, капуста. Денежные расчеты крайне редки. Поэтому положение сельского батюшки откровенно плохое. Помещики в России традиционно священников не жалуют. Клирики стоят на социальной лестнице на несколько ступенек ниже дворян. После прихода священника в помещичий дом, куда его вызывали требу отслужить, помещение проветривали. Делали это, чтобы избавиться от запаха смазных сапог и плохой водки. В России ведь не было никогда «дворянства рясы», в отличие, например, от Франции или Италии, где младший сын в аристократической семье обычно шел по духовной стезе, становился аббатом, кардиналом. У нас по пальцам можно пересчитать дворян, которые пошли в духовенство. И то ведь они шли не в белое духовенство, а принимали постриг и затем входили в число архиереев, князей Церкви.

— Другое дело — приходское духовенство в городах, особенно крупных?

— Да, они чаще были хорошо обеспечены, принадлежали к среднему классу. В крупных городах создаются священнические родовые гнезда. Там хорошее образование, и оно является безусловной ценностью. Это дома, где выписываются толстые литературные журналы, где формируются хорошие библиотеки, где за ужином и вечерним чаем ведутся разговоры о политике, литературе, искусстве. Этих людей приглашают в профессорские, в адвокатские дома, они в свою очередь принимают у себя соответствующую публику. К ним относятся с уважением люди из интеллигенции, и они сами относятся к интеллигенции чаще всего с уважением. Эта часть духовенства станет той силой, которая будет поддерживать и развивать преобразования императора Александра II.

— Какую роль в том, что на тяготы духовенства обратили внимание, сыграла книга священника Иоанна Белюстина?

— Она сыграла значительную роль. Она стала своего рода «бомбой». В России в это время здравствует поколение, воспитанное и выросшее в николаевское тридцатилетие. Тридцать лет, когда в стране «всё хорошо». Причем так «хорошо», что даже обсуждать это «хорошо» никак нельзя. В России любое обсуждение властей, причем не только критическое, но и одобрительное, было абсолютно запрещено. Общество должно исполнять свой долг перед государством. А государство персонифицировалось в абсолютном автократе Николае I. И когда начинается ослабление контроля, сама возможность говорить о положении дел в стране была воспринята как некое чудо. Книга отца Иоанна Белюстина «Описание сельского духовенства в России» вышла в 1858 году в Германии. В России она официально не продавалась, но при этом распространилась весьма широко. Книга стала важным детонатором интереса общественности к церковным вопросам. В ней не предлагались рецепты решения проблем, но зато быт и повседневная жизнь сельского духовенства были описаны настолько убедительно и правдиво, что трудно было что-то возразить.

— И начались церковные реформы?

— Не совсем так. Существует устойчивое словосочетание «церковная реформа» в применении к эпохе Александра II. Но есть все основания не говорить о том, что эта реформа произошла. Да, что-то изменилось, были выпущены определенные указы и законы об улучшении жизни духовенства, о трансформации роли приходской общины. Но они не изменили картину радикально. Другое дело, что в это время был запущен процесс обсуждения, осмысливания всего спектра церковно-государственных и церковно-общественных отношений, в чем огромную роль сыграла церковная журналистика. Начался постепенный процесс, который длился на протяжении полувека и привел к Поместному Собору 1917–1918 годов. Вот эта попытка реформ будет очень интересной и значительной, но при этом совпадет с установлением большевистской власти. И всё созданное будет ликвидировано просто физически.