Расцветший образ
Евгений Андронов
Микробиолог, заведующий лабораторией ФГБНУ ВНИИСХМ
Образ отца Алексия для меня лично со временем даже расцвел — я ощущаю его присутствие ничуть не меньше, чем при его жизни. Скажу несколько слов о нем как о священнике. Примеров такого отношения к богослужению и в те времена, и ныне найти не просто. Отец Алексий служил вдохновенно. Он прекрасно знал богослужение и прекрасно служил. И даже в тех случаях, когда дело касалось обыденных треб — молебнов, крещений, венчаний и отпеваний. Я, может быть, плохо знаю нынешнее священство, но кто, например, сегодня может встать в три часа ночи, чтобы по просьбе своих духовных чад, оказавшихся в беде, совершить панихиду на могилке старца Серафима Вырицкого?.. А чада отца Алексия всегда знали — к нему можно всегда, даже ночью.
И это всё касалось не только духовных чад. Любовь и уважение к человеку, часто незнакомому, пришедшему в храм для молитвы, меня поражали и тогда, и, в особенности, сегодня. Природная воспитанность, деликатность и уважительное почтение к пришедшему в храм человеку, независимо от его возраста, профессии, вероисповедания и вообще даже религиозности были отличительной чертой отца Алексия. Он, несомненно, весьма уважал и любил даже покойников — за многие годы, проведенные в Казанском храме Вырицы, я видел много отпеваний, чтобы говорить об этом с уверенностью.
Каждое слово из прошений на ектенье (большую часть жизни отец Алексий служил без диакона), возгласах, и, тем более, в евангельских текстах, было исполнено глубокого, осмысленного благоговения. Такой была и его жизнь, наполненная верой, подлинным христианским отношением к жизни и любовью к ближнему. Вечная память дорогому нашему отцу Алексию Коровину!
Сергей Павлов
Главный архитектор Государственного музея-заповедника «Петергоф», в прошлом смотритель-реставратор Казанской церкви в Вырице
Десять лет прошло со дня смерти человека во многом определившего меня как личность. Если учесть, что первое знакомство состоялось в 1978 году, то к 2005-му это была большая половина жизни.
Как-то, кажется, в начале девяностых, мы позвали батюшку в нашу деревню под Сиверской, к себе на дачу. Он очень любил это место впоследствии. Приехали они вместе с протоиереем Игорем Мазуром, с которым дружили еще со времен академии. Освятив начало строения, отец Алексий вдруг предложил освятить и озеро. Вместе с отцом Игорем мы на лодке вышли на средину вод и совершили водосвятный молебен. Это было масштабное действо. После, причаливая к каменистому берегу, отец Игорь указал мне на необходимость помочь настоятелю выбраться из лодки. «Хотя, может быть он, как апостол Петр может уже ходить по водам?» — спросил он. «Я, как апостол Петр, — парировал отец Алексий, — могу только тонуть».
Тонкий, мягкий юмор настоятеля, его врожденная деликатность в сочетании с удивительной внутренней собранностью и твердостью привлекала к нему многих людей из научных и творческих кругов Санкт-Петербурга. Для многих из них даже словесный оборот «отец Алексий» был непроизносим, но батюшка легко отзывался и на Алексей Ильич. Когда же мы встречаемся с ними сейчас, воспоминание об отце настоятеле доставляет взаимное удовольствие, а иногда и гасит назревающий конфликт. Спустя десятилетие я не перестаю удивляться широкой известности протоиерея Алексия Коровина. Несмотря на то, что сам он никогда к этому не стремился. «Я простой сельский поп,— говорил он — и ничего кроме, как служить Богу, я не умею».
Отец Алексий был открыт к обсуждению любого вопроса, касающегося как духовной, так и практической стороны жизни. Его цепкий взгляд сразу выделял существо дела, как в церковных вопросах, так и в обыденных. Как правило, для понимания сущности явления хватало нескольких слов.
В 1999 году мы работали над проектом часовни над захоронением преподобного Серафима Вырицкого. Приходилось по ходу решать довольно много чисто профессиональных проблем. Например, исполнять чертежи главки часовни в натуральную величину. Отрисовав весь этот «ужас», я привез огромные простыни ватмана в Вырицу. Развесил. Батюшка долго изучал, хвалил за талант и трудолюбие. И неожиданно произнес: «Знаешь, Сережа, по-моему, это вопрос не чертежа, а навыка плотника». Так оно и оказалось.
Может быть, я несколько идеализирую образ ушедшего настоятеля. Может быть, наши отношения не вписываются в книжные представления об отношениях с духовным отцом. Но я уверен, спустя десять лет, что тот заряд добра и тепла помог мне, нашей семье не растерять себя, пережить тяжелый период интеграции в реальный мир, в том числе и современный церковный.
И последнее. Отец Алексий никогда не претендовал на роль старцев, так искомых в настоящее время. Его стиль богослужения, в особенности чтение Евангелия, я до сих пор считаю за образец. Когда он, в рассуждении, затруднялся помочь расставить верные акценты в той или иной житейской коллизии, он отправлял в Печоры, и это было естественно. Наверное, батюшка являл собой редко ныне встречающийся тип русского приходского священника, сопровождавшего христианина от крещения до отпевания и, к совершению последнего, становившегося практически родным человеком.
Андрей Барановский
Писатель, историк
Учитывая значительность протоиерея Коровина для тогдашнего честного люда города на Неве, уместно коснуться его увлечения историей, хотя литургическая загруженность не оставляла ему свободных часов, кроме времени, необходимого для души и здоровья.
После кончины отца Алексия семья познакомила меня с несколькими ящиками его бумаг, где покоился многочисленный церковный «самиздат» с середины прошлого века. То, что Коровин не дал продолжение жизни многим копившимся у него церковным стихам, статьям, повестям, определялось сложным двойным кругом около храмовой жизни. Не одни же благостные пожилые люди и молодая творческая интеллигенция бродили вокруг.
Листая журнал записей об отпевании за какой-то год, я увидел несколько интересных фамилий. Зная, что это семья проректора, или оперного певца, при случае оказавшись у них, всегда расспрашивал о Коровине и часто слышал в ответ: «Видно, что он был расположен к общению, и мы могли бы ему многое поведать, но ведь не принято тогда было… до перемен в обществе».
Кажется, в те непростые годы обоюдно с паствой у настоятеля возникла интересная традиция. Заскорузлых старинных книг в дачах оставалось немало, и граждане после нужной требы стали Алексею Ильичу в знак благодарности преподносить какую-либо церковную книгу с надписью: « В память о крещении отрока… по адресу такому-то». Еще, судя по всему, Коровину, как духовнику, были переданы на хранение папки рукописей неофициального церковного литератора протоиерея В. Шамонина, сочинения священника Повинского, машинописный роман о судьбе отца Павла Аникиева и о его кружке, бумаги от общины разгромленного «Спаса-на-Водах» и многое разрозненное, еле понятное.
Вероятно, отец Алексий собирался это упорядочить и выпустить в свет уже на покое. Его друг, старший по возрасту, знаменитый полковник в отставке историк А. Защук, сам обладавший не одним «шкапом» военно-исторических бумаг и книг, — посоветовал всё архивировать. В итоге бумаги и перешли на чердак. Отец Алексий вдохновил Защука на литературный очерк о преподобном Серафиме, на статьи о нашей достопамятной церкви.
Отец Алексий особенно чтил войну 1812 года и не раз сетовал, что в окрестностях Вырицы нет ее архитектурной памяти. То же и по 1914 году, его несохранившимся могилам. А ведь протоиерей Алексий застал поколение, помнившее Первую мировую и строителей Казанского храма. В притворе церкви до недавнего времени висели стенды, созданные батюшкой и художником имя???Свешниковым, по истории церкви Казанской Божией Матери — на одном из фото прихожанин, спасший храм в хрущевские времена от закрытия, был в царской военной форме. Указывая на эту фотографию, Алексей Ильич любил радостно добавлять, что наградное оружие у прихожанина, скорей всего, «анненское», — в орденах, воинских званиях и титулах Российской империи он разбирался безукоризненно.
В канун 390-летия Дома Романовых, почувствовав возможности Вырицы принять гостей, отец Алексий согласился провести вечер, посвященный династии Романовых. Настоятель не раз лично общался с историками, но в тот день 21 февраля он беседовал со слушателями и с научной, и с богословской точек зрения на русское прошлое. Такой кружок в качестве исторического клуба просуществовал свыше года. Я к тому времени засел за книгу «Вырица при царе», и отец Алексий меня бесконечно подбадривал, предлагая идеи. Помню, когда я последний раз уходил от него, он спросил, а есть ли у меня деньги? Такси до вокзала еще не существовало и я, глупо улыбаясь, обронил, что пешком, а там — как-нибудь. Куда-то завернув в пономарку, отец Алексий вручил мне 500 рублей. Кажется, это была последняя наша встреча.
