Повесть без вымысла

Мои родители были далекими от веры и Церкви людьми, и я до какой-то поры тоже. Святое Крещение приняла уже в осознанном возрасте и при определенных сложных жизненных обстоятельствах. А профессия филолога подтолкнула меня к тому, чтобы начать разбираться в  культурных феноменах, которые связаны с верой в Бога. Эти поиски также оказали на меня большое влияние.

Екатерина Федорчук (Иванова)

родилась в 1978 году в Саратове. Окончила филологический факультет Саратовского государственного университета им. Н. Г. Чернышевского. Кандидат филологических наук. Дебютировала как поэт в 2004 году, как литературный критик в 2007-м, как прозаик в 2017-м. Автор книг: «Творчество В. Шершеневича: теоретические декларации и поэтическая практика» (Саратов, 2008), «Кризис языка и язык кризиса в новейшей русской поэзии» (Саратов, 2013), «Лики и личины: эссе и статьи» (М., 2015), «По обе стороны вымысла» (Саратов, 2018). Член Cоюза российских писателей.

Повесть «Последнее письмо святого юриста Юрия Новицкого» — не первая моя книга о новомучениках. Моя работа в этом направлении началась с романа «Трибунал», в котором я описываю открытый судебный процесс над духовенством и мирянами моего родного города. Как и в повести о Юрии Новицком, в этой книге фигурируют юристы со стороны защиты и со стороны обвинения. Итог этого процесса был предрешен, и, тем не менее, сама идея законности и права оказалась способной если не остановить беззаконие, то положить ему определенные границы. 29 января 2019 года в рамках XXVII Международных Рождественских образовательных чтений Издательский совет Русской Православной Церкви отметил мой роман «Трибунал» как лучшее художественное произведение о новомучениках.

Инициатором создания книги о святых юристах — участниках открытого процесса над петроградским священством, стал руководитель юридической фирмы LLC-Pravo и благотворительной юридической службы Pro Deo Дмитрий Лизунов. Его интересовала духовная основа профессии юриста и вопрос о профессиональной честности адвокатов. Публикацию коллекционного издания поддержали сразу несколько компаний: АБ «КИАП», АБ «Леонтьев и партнеры», юридическое бюро «Соболев и партнеры» и юрфирма М1. Дмитрий обратился в издательство «Никея» с просьбой найти человека, который сможет воплотить задуманное. Издательство предложило это сделать мне.

Конечно, писать о святых, о новомучениках — большая ответственность. Современный читатель требует от повествования психологической достоверности и реалистичности, а также фактологической точности. Житие святого XX века — это и рассказ о его духовном подвиге, и научная статья. Можно ли описать святость в рамках художественного повествования? Есть разные точки зрения. Но я решила для себя, что всё же лучше, если это сделает верующий человек с осмыслением и любовью, чем светский и далекий от Церкви. Кто, если не мы? Когда, если не сейчас?

Быть преданным своей профессии — один из путей реализации своего предназначения, следования правде. С таким твердым убеждением я приступила к книге. Времени на работу с материалами у меня было немного. А чтобы разобраться в истории того времени, понадобилось глубоко вникать в детали событий. Большую часть информации мне удалось почерпнуть из дневника настоятеля Казанского собора Петрограда протоиерея Николая Чукова (будущего митрополита Ленинградского и Новгородского Григория) и из материалов дела митрополита Вениамина. В повести я постаралась представить и рассказать историю жизни главного героя, и дать читателю представление о том, как проходил этот резонансный судебный процесс.

В качестве главного героя повести я выбрала Юрия Новицкого, потому что обстоятельства его личной жизни, как мне кажется, близки современному читателю. В его жизни были многочисленные «маленькие кресты»: недопонимания с матерью, разочарования в отношениях с женой, он в одиночку воспитывал дочь… Вникая в обстоятельства его судьбы, понимаешь, что он был очень одиноким человеком. Всё это имеет место и в нашей жизни сейчас, в XXI веке.

В своей повести я пытаюсь показать, что Юрий Новицкий был обычным человеком. Таким, как мы. Ему были знакомы страх, боль, сожаление, печаль и отчаяние. Но, погруженный и в печаль, и в сожаление, он оставался верным Христу. И этот опыт дал ему силы не отречься от Него и под угрозой смерти. Я пыталась представить, что чувствует и о чем думает человек, находящийся под арестом в ожидании смерти. Ощутить эту атмосферу мне помог в том числе «Дневник смертника» протоиерея Михаила Чельцова.

В романе «Трибунал» я немного поменяла имена главных героев, что дало мне возможность смело использовать в книге вымышленные ситуации. В повести о Юрии Новицком все имена настоящие, вымысла очень мало, и он не касается главных героев.

В повести я пишу не только о Юрии Новицком. Основная сюжетная линия переплетается с судьбами митрополита Вениамина (Казанского), юриста Ивана Ковшарова и архимандрита Сергия (Шеина). Я думаю, на момент ареста они не предполагали, что всё зайдет настолько далеко, не думали о расстреле. Но то, что они прошли этот путь до конца, показывает нам их внутреннюю готовность оставаться верными своим принципам и своей вере.

Почему я назвала книгу «Последнее письмо»? Дело в том, что на протяжении всей повести Юрий пытается написать письмо своей матери, пытается простить её. А ведь именно она дала адрес его съемной квартиры большевикам, косвенно поспособствовав его аресту. А если бы тогда она сделала вид, что не знает, где скрывается её сын? Возможно, ему удалось бы спастись? Попытки объяснить свою преданность Христу, понять поступок матери, — всё это читается в множестве черновиков этого письма. На самом деле никаких черновиков не было. До нас дошла только небольшая записка, адресованная матери. Но я надеюсь, что эта небольшая художественная вольность помогает увидеть процесс духовного возрастания главного героя: от приговоренного до святого.

Я постаралась написать повесть языком, близким современному читателю, рассказать эту историю без фальши, создать динамичный сюжет и сохранить напряжение до самого конца. Эпизод расстрела в книгу не вошел. Мне хотелось, чтобы всё закончилось на моменте духовной победы.

Работая над этой книгой, я получила первый опыт сотрудничества с иллюстратором. Рисунки, которые сопровождают текст, создала художница София Дзюба. Она очень бережно подошла к реалиям моего текста и в то же время представила свое личное художественное видение описанных в нем событий. Кроме повести в книге помещены биографические очерки, посвященные всем четырем расстрелянным мученикам Петроградского процесса, а также фотоснимки с судебных заседаний. Надеюсь, что эта книга поможет читателям почувствовать эмоциональную сопричастность грозным событиям того времени и увидеть духовное величие этих людей, которых, по словам апостола Павла, был недостоин весь мир.

Отрывки из повести

«Дорогая мама! Я не сержусь на тебя за то… (зачеркнуто). … Я понимаю условность твоего положения, ценю верность принципам…» Нет. Так не пойдет. И к чему этот ложный тон? Уж на пороге смерти надо быть честным с собой! И уж прощать так прощать — по-христиански, а не поджав губы! «Дорогая мама! Как христианин я не боюсь смерти…» Пишущий эти строки замер на несколько секунд, покачал головой и смял исчирканный листок… Он начал писать это письмо еще в первый день пребывания в одиночной камере, но до сих пор не продвинулся дальше первого абзаца.

<…>

… Ждали Пасхи, готовились к новой жизни. Верили в счастье. Дарили друг другу вербочки. Осанна в вышних! А ближе к вечеру Ксюша пожаловалась: горло болит. Очень сильно болит, папа… И посмотрела на него беспомощно… Врач пришел утром. Корь… Новицкий и Ксения Леонидовна сменяли друг друга возле постели больной. Казалось, что они уже сейчас, а не в недосягаемом будущем муж и жена, казалось, что они женаты уже двадцать лет, что впереди у них еще половина жизни и старость вместе… За ним пришли в ночь с 29 на 30 апреля, как раз на следующий день после беспорядков у Казанского собора. Ходили слухи, что была масштабная драка, соседи — «социально близкие» большевикам — говорили, что церковники и их прихвостни избили представителей народной власти, что их потом «зачищали» с пулеметами, и правильно делали… Новицкий не выходил из комнаты дочери, старался не вникать… Ждал Пасхи, ждал, что кризис пройдет и дочка откроет глаза. В дверь постучали. Зашли трое.

<…>

Заседания суда проходили в здании бывшего Дворянского собрания. Перед началом процесса Новицкий внимательно ознакомился с обвинением. Оно было составлено безграмотно, но в нем содержались самые жесткие требования — смертная казнь, куда ж без нее? Причем по новому Уголовному кодексу выходило… да там всё что угодно выходило, настолько расплывчатыми и одновременно суровыми были формулировки этого нового советского закона. Это было много лучше, чем принятая в стране Советов ориентация на пролетарскую сознательность и классовое чутье. Всё равно для главных фигурантов дела выходило скверно. Тех, кого похватали под горячую руку на улице, может быть, отпустят, но не священноначалие и не юристов. Их помощь как-никак, а тормозила разгром Церкви. Власть вынуждена была облекать свои аппетиты в законные формы, но безграмотные выскочки, занявшие ключевые места в новом судебном аппарате, не могли тягаться с настоящими профессионалами.

<…>

Простым человеком был Владыка, и слово его было простое, а трогало сердца людей. Даже большевики в его присутствии становились мягче, человечнее. В самом начале марта Владыку вызвали в Смольный. Переговоры с Помголом закончились тем, что митрополит благословил всех и пообещал, что он своими руками снимет драгоценную ризу с образа Казанской Богоматери и отдаст её на спасение голодающих братьев. На суде же Владыка держался сухо и отстраненно. Отвечал на вопросы коротко, так, как и учили его Новицкий с Ковшаровым: «да», «нет», «к власти лоялен», «аполитичен», «я за изъятие», «письма к пастве писал сам, ни с кем не советовался». Это было важно, потому что сторона обвинения всеми силами старалась представить дело так, что имел место организованный заговор, а чтобы это признать, многого не надо — достаточно просто упомянуть, что содержание послания к верующим Петрограда обсуждалось на заседании Совета петроградских приходов. А по новому Уголовному кодексу, если признают виновной организацию, то всех её членов можно осудить как преступников вплоть до расстрела. Публика откровенно скучала, а Новицкий был доволен. Чем меньше страстей на суде, тем проще защищать подсудимого адвокату. Но какая же мука была слушать речи защитников и не иметь возможности самому встать на их место!

<…>

Наконец пригласили в зал, и Новицкий ощутил привкус горечи во рту. Вход получился торжественный: сначала вошло духовенство, потом миряне. Обвинительный приговор читали долго. Новицкий краем сознания отмечал, что его соузники должны уже давно прийти в отчаяние, потому что обычному человеку трудно вникнуть во все эти переплетения юридической мысли, а ведь в них-то и таится твоя жизнь и смерть. Уже по началу текста Новицкий понял, что осудят и приговор будет жесткий. Но будет ли… высшая мера? Господи, помоги! Наконец пошли имена: Вениамин Казанский, Новицкий, Ковшаров, Богоявленский, Чельцов, Чуков, Плотников, Елачич, Огнев, Шеин, Петровский, Бычкова. Потом обвинение. Потом снова имена: митрополит, Новицкий, Ковшаров, Богоявленский, Чельцов, Чуков, Плотников, Елачич, Огнев и Шеин подлежат… — … Высшей мере наказания — расстрелу, — наконец договорил председатель суда. Зал обрушился в истерику. Трибунал добавил еще несколько слов, которые невозможно было разобрать в этом гаме, и удалился. Новицкий знал, что речь идет — должна идти — о 48-часовом сроке на кассацию. Зрители в зале бесновались в овациях. Специально приглашенная «правильная» публика неистовствовала в предвкушении чужой смерти.

<…>

— Вы будете сотрудничать с новой властью и дальше? — спросил своего адвоката приговоренный к смерти юрист. — Даже сломанный механизм правосудия тормозит беззаконие. Я буду винтиком в этом механизме, почему бы нет? Но ваше дело было… — Безнадежно, — закончил Новицкий.

<…>

«Дорогая мама. Прими известие с твердостью. 
Я знаю давно приговор. Что делать? Целую тебя горячо и крепко. Мужайся. Помни об Оксане. Целую крепко. Юрий…»