Помнить нам
Память. Это странная и загадочная способность человека. Мы что-то хотим помнить — и забываем, а от чего-то очень хотим освободиться, но память возвращает нас к этим событиям снова и снова. Это свойство есть не только у человека, но и у целого народа. В нашем народе самым ярким проявлением народной памяти является Великая Отечественная война.
Раздел: Взгляд
Я родилась и выросла в маленьком городке Псковской области. В школе была комнатка — музей войны, на 9 Мая — митинги на братских кладбищах, поездки по местам боевой славы, концерты, встречи с ветеранами. Всё это было настолько естественно и понятно, что у меня никогда даже мысли не возникало, что кто-то может не помнить и не отмечать этот день, или как-то иначе трактовать события 1941–1945 годов, или ставить под сомнения победу советского народа в страшной войне.
Жизнь — штука интересная и преподносит нам много сюрпризов. Так получилось, что после замужества я оказалась в Германии и прожила там 10 лет. До этого мне никогда не хотелось в Европу даже на экскурсию — а тут такой жизненный поворот.
Пять лет назад, когда отмечалась 65-я годовщина окончания Великой Отечественной, я как раз была на немецкой земле. Узнав, что на этот день в Мюнхене запланирован молодежный крестный ход из мужского монастыря святого Иова Почаевского до концентрационного лагеря в Дахау, решила поехать туда, благо жила недалеко. По профессии я режиссер-документалист, поэтому было естественным взять с собой камеру, чтобы потом сделать фильм. Мне было очень интересно, какова реакция местных жителей на подобное событие, кто будет участвовать, важно и волнительно было увидеть Дахау: в подобных мемориалах мне еще бывать не приходилось.
Перед крестным ходом я брала интервью у молодых людей, которые пришли в этот день в монастырь. Здесь всё было ожидаемо. Ребята хоть и жили в Германии достаточно давно, но всё же в эмигрантских семьях к теме войны относились с трепетом. Был один парень, который в то время служил по контракту в немецкой армии. В его ответах были уже новые нотки, непривычные для меня, но, как режиссеру, мне было интересно и даже понятно то, что он говорил, хотя слушала я это не без сожаления. Пока мы шли, а это 12 километров, — делали привалы. На привалах читали произведения Николая Сербского, который был узником Дахау. Мне думалось, что по дороге надо рассказывать о самом лагере, о людях, которые в нем были, а не читать книгу хоть и святого, хоть и о войне, но о другой, не о той, 65-летие которой мы отмечали в этот день.
И вот мы в Дахау. Я входила в ворота с комом в горле. Кусок железобетонной плиты — место куда выгружали заключенных из вагонов. По этой дороге они бежали в эти ворота со знаменитой циничной надписью «Труд освобождает», затравленные собаками. Я вздрагиваю от громких мужских окриков на немецком. Ах, нет. Это всего лишь футбол. Рядом с лагерным забором, на территории бывших казарм надсмотрщиков гоняют мяч веселые немецкие парни.
Сразу поразил меня стенд с фотографиями. Люди в полосатой одежде везут тачки с камнями и улыбаются. На следующем фото мужчины с лопатами, тоже вполне упитанные и довольные. Ну ладно, подумала я, это, наверное, такая политика: не шокировать посетителей и не показывать страшные кадры из этических соображений.
Иду к бараку через площадь, на которой проводились построения заключенных. Расстояния огромные, есть время вспомнить все ужасы, о которых я читала, и помолиться о людях, которые здесь стояли и принимали мученическую смерть. Вхожу в барак. Чистота, порядок, трехэтажные нары, помывочная, общая столовая. Но выглядит всё это так, что если три яруса нар заменить на два, то я бы подумала, будто попала в пионерский лагерь, который готовится к открытию. Несколько фото на стенах. Да, здесь люди уже больше похожи на заключенных, но всё мое существо кричит, что фотографии — не о том.
Выхожу — уже совершенно недоумевая. Такое ощущение, что этот музей сделан не для того, чтобы помнили, а для того, чтобы как раз наоборот — забыли или успокоились: «А не всё так и страшно тут было»...
Иду дальше. Надпись на дощечке: «Крематорий». Ворота закрыты, войти не могу. Там во дворике поют птицы, цветет сирень… Фото печей не нравятся. Ну а кому приятно видеть промышленный пейзаж на фоне такой природной идиллии?! Но не более того. Девочка едет на плечах у папы и весело напевает детскую песенку. Мне уже просто хочется крикнуть, что в этом месте так нельзя. Нельзя даже детям. Я продолжаю снимать, но уже не понимаю, какое кино и на какую тему я теперь буду делать?
В православной часовне-памятнике внутри лагеря священник Николай Забелич говорит проповедь. Вот он — о том. Батюшка, дорогой, хоть ты — о том!
Блиц-интервью с участниками. Все довольны, большинство в крестном ходе первый раз. Устали, но рады, что преодолели. Приятное общение. Горячий обед на свежем воздухе. Всё замечательно.
Растерянная и уставшая, я сидела под деревом у входа в мемориал и ждала машину, чтобы ехать домой. Телефонный звонок. Это из Питера. Мои ребята, с которыми я работала в молодежном клубе прихода Иоанновского монастыря. Они вернулись с возложения венков на братские могилы в поселке, где живут общие друзья. Сейчас будут жарить шашлыки. Они меня поздравляют и рассказывают, сколько людей на улицах, как празднуют, какое ликование переполняет всех. Я слышала эту искреннюю радость в голосе звонящего, и мне хотелось плакать. В том месте, где находилась я, всё было с точностью до наоборот.
Кино я сделала. Если честно признать, оно не получилось. Да и как оно могло получиться? Хотела-то я его делать не о том. Насколько я могу судить по отзывам, у зрителей больше остается вопросов, чем находится ответов. Некая растерянность и непонимание. Как раз те чувства, что и были у меня, когда я его делала. Я поделилась ими, и, может, этот фильм тоже послужит памяти о войне. Я его так и назвала: «Помнить».
На следующий год я крестным ходом не пошла. В Штутгарте, где мы жили, на центральном кладбище тоже есть братское захоронение времен Великой Отечественной. Я с детьми поехала туда. Здесь лежат те, кого фашисты пригнали в Германию на принудительные работы. Люди многих национальностей с оккупированных территорий. На камнях выгравированы имена. В основном, женщины и подростки. На русском участке — юноши и молодые мужчины. Сюда каждый год забегает представитель русского консульства с венком и приходит священник из русской церкви отслужить панихиду. Еще приходят те, кто в день 9 мая не может просто сидеть дома и есть чипсы. Надо сказать, что в земле Баден-Вюртемберг, столицей которой и является Штутгарт, по статистике, живет около 60 тысяч русскоговорящих эмигрантов. На протяжении трех лет, что я могла наблюдать, потребность почтить память победы над фашизмом возникала человек у 20-30. Процент можете высчитать сами.
В один из годов, что я там жила, среди пришедших была пожилая женщина. Ей было тяжело передвигаться. Она плакала всё время панихиды. Ее многие знали, так как приходят в этот день из года в год почти одни и те же люди. Я сочинила в своем воображении историю этой старушки. Ну конечно, была угнана. Чудом выжила. Не смогла вернуться, и вот теперь… Подумав, что немощному человеку может быть нужна помощь, я узнала ее телефон и позвонила спросить, как она вообще живет и в чем нуждается. Оказалось, что быт у нее в порядке и помощь ей не требуется. Ну а в силу профессии не постараться узнать историю ее жизни я не могла. Оказалось, история была совсем другой: они с мужем уехали с немцами с оккупированной территории — муж ее был этническим немцем, не любил Советский Союз, боялся НКВД и убежал. Опять неожиданно и сокрушительно ломался мир моих незыблемых представлений о памяти и о войне.
Но что всё это по сравнению с сообщениями, которые мы видим сейчас в наших центральных новостях?! Вот министр иностранных дел Польши заявляет, что концлагерь на ее территории освобождали украинцы. Вот в Литве художники (видимо, от слова «худо») открывают выставку, где глумятся и смеются над заключенными лагерей смерти. Вот на Украине ходят со свастикой и говорят, что это СССР напал на Германию. А в Германии очень многие уверены, что в той войне победили американцы.
Зачем я пишу эти слова, зачем делюсь своими мыслями? В этом году мы празднуем 70-летие со дня нашей Победы. Из жизненного опыта и своих наблюдений я сделала вывод: кроме России, о той войне в мире уже больше никто не помнит. Это никому, кроме нас, не нужно! Если забудем мы — всё вернется. Люди не стали лучше и добрее. Дахау, Освенцем, Бухенвальд… Всё может вернуться, если забудем мы, или если будем помнить так, как хотят другие, и сейчас, к сожалению, много тому подтверждений...
Жизнь — штука интересная и преподносит нам много сюрпризов. Так получилось, что после замужества я оказалась в Германии и прожила там 10 лет. До этого мне никогда не хотелось в Европу даже на экскурсию — а тут такой жизненный поворот.
Пять лет назад, когда отмечалась 65-я годовщина окончания Великой Отечественной, я как раз была на немецкой земле. Узнав, что на этот день в Мюнхене запланирован молодежный крестный ход из мужского монастыря святого Иова Почаевского до концентрационного лагеря в Дахау, решила поехать туда, благо жила недалеко. По профессии я режиссер-документалист, поэтому было естественным взять с собой камеру, чтобы потом сделать фильм. Мне было очень интересно, какова реакция местных жителей на подобное событие, кто будет участвовать, важно и волнительно было увидеть Дахау: в подобных мемориалах мне еще бывать не приходилось.
Перед крестным ходом я брала интервью у молодых людей, которые пришли в этот день в монастырь. Здесь всё было ожидаемо. Ребята хоть и жили в Германии достаточно давно, но всё же в эмигрантских семьях к теме войны относились с трепетом. Был один парень, который в то время служил по контракту в немецкой армии. В его ответах были уже новые нотки, непривычные для меня, но, как режиссеру, мне было интересно и даже понятно то, что он говорил, хотя слушала я это не без сожаления. Пока мы шли, а это 12 километров, — делали привалы. На привалах читали произведения Николая Сербского, который был узником Дахау. Мне думалось, что по дороге надо рассказывать о самом лагере, о людях, которые в нем были, а не читать книгу хоть и святого, хоть и о войне, но о другой, не о той, 65-летие которой мы отмечали в этот день.
Крест и евангелие. Участники крестного хода
И вот мы в Дахау. Я входила в ворота с комом в горле. Кусок железобетонной плиты — место куда выгружали заключенных из вагонов. По этой дороге они бежали в эти ворота со знаменитой циничной надписью «Труд освобождает», затравленные собаками. Я вздрагиваю от громких мужских окриков на немецком. Ах, нет. Это всего лишь футбол. Рядом с лагерным забором, на территории бывших казарм надсмотрщиков гоняют мяч веселые немецкие парни.
Сразу поразил меня стенд с фотографиями. Люди в полосатой одежде везут тачки с камнями и улыбаются. На следующем фото мужчины с лопатами, тоже вполне упитанные и довольные. Ну ладно, подумала я, это, наверное, такая политика: не шокировать посетителей и не показывать страшные кадры из этических соображений.
Иду к бараку через площадь, на которой проводились построения заключенных. Расстояния огромные, есть время вспомнить все ужасы, о которых я читала, и помолиться о людях, которые здесь стояли и принимали мученическую смерть. Вхожу в барак. Чистота, порядок, трехэтажные нары, помывочная, общая столовая. Но выглядит всё это так, что если три яруса нар заменить на два, то я бы подумала, будто попала в пионерский лагерь, который готовится к открытию. Несколько фото на стенах. Да, здесь люди уже больше похожи на заключенных, но всё мое существо кричит, что фотографии — не о том.
Выхожу — уже совершенно недоумевая. Такое ощущение, что этот музей сделан не для того, чтобы помнили, а для того, чтобы как раз наоборот — забыли или успокоились: «А не всё так и страшно тут было»...
Крестный ход на территории мемориального комплекса «Дахау»
Иду дальше. Надпись на дощечке: «Крематорий». Ворота закрыты, войти не могу. Там во дворике поют птицы, цветет сирень… Фото печей не нравятся. Ну а кому приятно видеть промышленный пейзаж на фоне такой природной идиллии?! Но не более того. Девочка едет на плечах у папы и весело напевает детскую песенку. Мне уже просто хочется крикнуть, что в этом месте так нельзя. Нельзя даже детям. Я продолжаю снимать, но уже не понимаю, какое кино и на какую тему я теперь буду делать?
В православной часовне-памятнике внутри лагеря священник Николай Забелич говорит проповедь. Вот он — о том. Батюшка, дорогой, хоть ты — о том!
Встреча крестного хода у часовни Воскресения Христова на территории бывшего концлагеря Дахау священником Николаем Забеличем. Дахау — единственный подобный мемориал в Европе, где стоит православный храм
Блиц-интервью с участниками. Все довольны, большинство в крестном ходе первый раз. Устали, но рады, что преодолели. Приятное общение. Горячий обед на свежем воздухе. Всё замечательно.
Растерянная и уставшая, я сидела под деревом у входа в мемориал и ждала машину, чтобы ехать домой. Телефонный звонок. Это из Питера. Мои ребята, с которыми я работала в молодежном клубе прихода Иоанновского монастыря. Они вернулись с возложения венков на братские могилы в поселке, где живут общие друзья. Сейчас будут жарить шашлыки. Они меня поздравляют и рассказывают, сколько людей на улицах, как празднуют, какое ликование переполняет всех. Я слышала эту искреннюю радость в голосе звонящего, и мне хотелось плакать. В том месте, где находилась я, всё было с точностью до наоборот.
Алтарный образ часовни уникален: икона «Христос освобождает узников Дахау» является единственной в своем роде
Кино я сделала. Если честно признать, оно не получилось. Да и как оно могло получиться? Хотела-то я его делать не о том. Насколько я могу судить по отзывам, у зрителей больше остается вопросов, чем находится ответов. Некая растерянность и непонимание. Как раз те чувства, что и были у меня, когда я его делала. Я поделилась ими, и, может, этот фильм тоже послужит памяти о войне. Я его так и назвала: «Помнить».
На следующий год я крестным ходом не пошла. В Штутгарте, где мы жили, на центральном кладбище тоже есть братское захоронение времен Великой Отечественной. Я с детьми поехала туда. Здесь лежат те, кого фашисты пригнали в Германию на принудительные работы. Люди многих национальностей с оккупированных территорий. На камнях выгравированы имена. В основном, женщины и подростки. На русском участке — юноши и молодые мужчины. Сюда каждый год забегает представитель русского консульства с венком и приходит священник из русской церкви отслужить панихиду. Еще приходят те, кто в день 9 мая не может просто сидеть дома и есть чипсы. Надо сказать, что в земле Баден-Вюртемберг, столицей которой и является Штутгарт, по статистике, живет около 60 тысяч русскоговорящих эмигрантов. На протяжении трех лет, что я могла наблюдать, потребность почтить память победы над фашизмом возникала человек у 20-30. Процент можете высчитать сами.
Панихида на центральном кладбище города Штутгарта, где находятся братские захоронения. Здесь лежат останки тех, кто был угнан фашистами на принудительные работы (женщины и дети — русские, поляки, венгры, румыны, чехи...)
В один из годов, что я там жила, среди пришедших была пожилая женщина. Ей было тяжело передвигаться. Она плакала всё время панихиды. Ее многие знали, так как приходят в этот день из года в год почти одни и те же люди. Я сочинила в своем воображении историю этой старушки. Ну конечно, была угнана. Чудом выжила. Не смогла вернуться, и вот теперь… Подумав, что немощному человеку может быть нужна помощь, я узнала ее телефон и позвонила спросить, как она вообще живет и в чем нуждается. Оказалось, что быт у нее в порядке и помощь ей не требуется. Ну а в силу профессии не постараться узнать историю ее жизни я не могла. Оказалось, история была совсем другой: они с мужем уехали с немцами с оккупированной территории — муж ее был этническим немцем, не любил Советский Союз, боялся НКВД и убежал. Опять неожиданно и сокрушительно ломался мир моих незыблемых представлений о памяти и о войне.
Панихида на центральном кладбище города Штутгарта
Но что всё это по сравнению с сообщениями, которые мы видим сейчас в наших центральных новостях?! Вот министр иностранных дел Польши заявляет, что концлагерь на ее территории освобождали украинцы. Вот в Литве художники (видимо, от слова «худо») открывают выставку, где глумятся и смеются над заключенными лагерей смерти. Вот на Украине ходят со свастикой и говорят, что это СССР напал на Германию. А в Германии очень многие уверены, что в той войне победили американцы.
Зачем я пишу эти слова, зачем делюсь своими мыслями? В этом году мы празднуем 70-летие со дня нашей Победы. Из жизненного опыта и своих наблюдений я сделала вывод: кроме России, о той войне в мире уже больше никто не помнит. Это никому, кроме нас, не нужно! Если забудем мы — всё вернется. Люди не стали лучше и добрее. Дахау, Освенцем, Бухенвальд… Всё может вернуться, если забудем мы, или если будем помнить так, как хотят другие, и сейчас, к сожалению, много тому подтверждений...
