По имени рок

— Александр Николаевич, по Вашему мнению, рок-н‑ролл как субкультура возник естественным образом или из-за кризиса культуры в целом?
— Рок-музыка мало чем отличается от других явлений в обществе. Например, развитие техники привело к появлению телевидения. Вокруг него сформировалось творческое сообщество. Субкультура ли это? Да нет, конечно. Точно так же рок-музыка сама по себе никакой субкультурой не является. Она зародилась благодаря появлению новых музыкальных инструментов. Прежде всего, электрических, которых не было при Моцарте и Бахе. Музыканты открыли новое звучание. Они экспериментировали (эксперимент — важнейшее качество творчества), пробовали новые звуки, ритмы. Возникал один стиль, другой… Но эта новая музыка могла быть и светлой, и темной, и разрушительной, и созидательной. Ее наполняют внутренние противоречия, духовные и бездуховные тенденции. Есть произведения, которые восхваляют зло, и духовные песнопения в рок-обработке, например, такие гениальные, как «My Sweet Lord» Джорджа Харрисона. Борьба между дьяволом и Богом идет везде, в том числе и в рок-музыке.

— Рок — это ведь не только музыканты, существующие в каком-то вакууме. Вокруг них формируется сообщество, которое именно музыку ставит в центр мировоззрения. Это нормально?
— Нормально, конечно. Еще неизвестно, что первично: новое поколение, которое порождает эту музыку, или сама музыка? На мой взгляд, происходит взаимовлияние и взаимообогащение социальности и соответствующего ей музыкального образа. Это не хорошо и не плохо. Это есть.

— По-моему, плохо уже то, что субкультура противостоит социальности традиционной, например, семье. Разве нет?
— Внутри этого явления и вокруг него я встречал любителей самой тяжелой рок-музыки (металлистов, хард-рокеров), у которых в житейском плане было все в порядке: жена, дети, хорошая «немузыкальная» работа. Но они почему-то любили эту музыку, какая-то грань их души находила с ней созвучие. С другой стороны, я встречал асоциальные элементы с совершенно непонятными жизненными принципами. Они тоже на этой музыке «торчали», как-то самовыражались через нее. Но если бы рок-музыки не было, уверен, они бы «торчали» на чем-нибудь другом. Это свойство их характера, души, если хотите.

— Музыка не виновата?
— Да, я в свое время встречал подозрительное отношение к року и всегда говорил: не делайте из него виновника изменений социальной среды или агрессивного поведения молодежи. Музыка — это катализатор. Человек, настроенный агрессивно, заряжаясь ею на рок-концерте, может быть, получает подкрепление своим эмоциям, но не более того. Рок не годится в учителя жизни. Как, впрочем, и любое другое искусство. Хотя влияние на нравственное формирование человека он, безусловно, оказывает.

— В 80‑е среди рок-музыкантов было много религиозных людей?
— И тогда было достаточно много, и сейчас. Впрочем, религиозный и верующий — это немножко разные вещи. Религиозные люди в моем понимании — это те, кто вычитывает молитвы, соблюдает необходимые ритуалы. В этом смысле религиозных людей я видел не так много. А верующие рокеры — достаточно распространенное явление.

— Создается ощущение, что в последние годы происходит массовый приход рок-музыкантов в Церковь: Кинчев, Шевчук, Ревякин, Бутусов, Мамонов.
— Думаю, они были верующими всегда. Но это никак не афишировалось, в песнях в том числе. Просто в какой-то момент они сделали свою веру публичной. Впрочем, необязательно петь о Боге, чтобы быть верующим. Когда человек поет о любви, о человечности, как Шевчук в песне «Не стреляй», это тоже свидетельствует о том, что Бог в его душе есть. Другой вопрос — какой это Бог?

— Публичность, о которой вы сказали, создает ощущение, что русский рок как-то по-особенному духовен, естественным образом близок к Церкви. Это иллюзия?
— Трудно сказать. Понимаете, легко обвинить публичных людей в том, что они просто отдают дань моде. Храмы открыли, веру разрешили, и человек «уходит в религию», посещает молебны, общается с иерархами и прочее… Но бывает, что к этому приводит внутреннее движение души. Если человек своей религиозностью активно торгует, чтобы увеличить популярность, то помыслы его, скорее всего, не очень чисты. Но определить торгует или нет очень сложно. В душу не заглянешь. Я склонен доверять таким движениям и не подозревать людей в чем-то нехорошем.

Как все начиналось
— Русский рок в начале 1980‑х был явлением для узкого круга. Существовали локальные музыкальные движения в Петербурге, Новосибирске, Екатеринбурге. Но внезапно в 1987 году эта музыка стала популярной во всем Союзе. Чем это было обусловлено?
— Прежде всего, стало больше музыкальной информации. Российская рок-музыка была по отношению к западной вторичной. Продвинутые люди умудрялись доставать пластинки The Beatles, Rolling Stones, King Crimson, Led Zepellin. «Ливерпульская четверка» — тот краеугольный камень, на котором стоит вся русская рок-музыка, практически все наши музыканты прошли через увлечение «битлами». Сначала они просто подражали западным группам, но потом от этого немножко отошли. Русский рок стал выражать русскую ментальность, в нем стало больше от нашей мелодической традиции. Когда страна и ее молодежь запели по-русски, естественно, эти песни стали другими. Правда, какая-то часть молодежи сказала: «Нет, нам не нужен русский рок. Потому что настоящий рок — ино-язычный». И вместе с языком они выбрали другую культурную парадигму, другую мелодику, другие ритмы. Но таких было меньшинство. А большинство пошло за нашими рок-музыкантами.

Поначалу с информацией было очень трудно. В 70–80‑е годы стало лучше, появились первые рок-клубы — например, Ленинградский. Я свою лепту тоже внес, пропагандируя в 80‑е годы это явление. В глубинке о существовании рок-клуба узнавали через журнал «Аврора», где печатались мои статьи о главных героях русского рока. В конце концов рок стал популярен по всей стране. Тогда в журнале «Аврора» я объявил конкурс на лучший магнитный альбом. Вы не представляете, сколько я получил из самых глухих мест России посылок с записями! Очень трудно было предположить наличие такого количества рок-музыкантов в самых неожиданных населенных пунктах. Их было много, они собирались в своих подвалах, играли, репетировали, записывали. В это время рок-музыка стала народным явлением, народной музыкой, практически не имевшей ничего общего с западной.

— А где сейчас эти магнитные альбомы?
— Что-то стоит у меня, переписанное на кассеты. Многие из авторов стали потом известными, их записи не только хранятся, но и переиздаются. Например, группа «Водопад имени Вахтанга Кикабидзе» из Верхотурья. Другие сгинули… Но все сохранить было невозможно: носители были громоздкими, в основном, огромные бобины. Магнитофонов для них сейчас не найдешь.

— А за современным роком Вы следите?
— Только за тем, что крутят по «Нашему радио», которое я слушаю в машине. Что-то мне нравится, что-то нет. Нравятся «Ночные снайперы», не нравится «Мумий Тролль», «Король и Шут». Стараюсь быть в курсе того, что делают старые рокеры, но далеко не каждый новый альбом, увы, прослушиваю.

Бескорыстный бунтарь или?..
— Существует мнение, что рок-музыкант всегда обязан находиться в оппозиции политической власти.
— У замечательного автора, певицы «Умки» Ани Герасимовой, есть такая песня: «Музыкант никому ничего не должен». Хочет он славить правителя — пускай славит, хочет быть в оппозиции — пускай будет.

— Как Вы оцениваете коммерциализацию рока? На Западе и у нас рок начинался как движение бескорыстных людей, которые выступали против «общества потребления». А потом эти рокеры оказывались обычными продавцами своего продукта, частью шоу-бизнеса…
— Обычное явление, связанное с особенностями человеческой природы. В молодости человек немножко бунтарь. Он хочет прославиться, добиться небывалых высот, хочет чего-то нового. Ему обычно не нравится происходящее в стране, в городе, в школе. И он начинает бескорыстно выражать свое недовольство в избранном им жанре. Один хватает кисти, краски и начинает малевать картины, которые никто не хочет покупать, другой пишет стихи, которые никто не берется издавать. Если есть талант и определенная удача, он становится известным, даже знаменитым. Его искусство приносит ему все больше денег. А деньги нужны, чтобы жить, чтобы творить, чтобы кормить семью. И ничего плохого в этом нет. Вопрос в том, насколько человек, становясь обеспеченным, сохраняет в себе творческий запал и внутреннюю бескомпромиссность. Если сохраняет, деньги ему не помеха. Если увлечется погоней за этими деньгами, он пропал как творческая личность. Хотя он может еще долго пользоваться популярностью, имитировать творческий процесс. Эти закономерности действовали во все времена. И рок-музыка тут не исключение. Просто она громкая, и рок-звезда в большей степени на виду, чем, например, поэт. В рок-музыке пробиться проще, чем в поэзии, поскольку она более востребована. С другой стороны, больше шансов, что на вершине популярности окажется бездарность.