По делу обвиняются. Последние дни отца Павла Флоренского
ПОСЛЕДНИЙ СТОН
Из переписки отца Павла с родными мы можем проследить перемещение его из одного места заключения в другое и обстоятельства его тюремной жизни. Самые поздние из сохранившихся писем датированы 19 июня 1937 года. Эти письма отправлены из Чоботной палаты Соловецкого кремля, корпуса Соловецкой тюрьмы особого назначения (СТОН), где отец Павел жил в камере на 40 человек вместе с сотрудниками Иодпрома, располагавшегося на Соловках предприятия, которое занималось производством йода из морских водорослей. В одном из писем от 19 июня священник словно предчувствует роковые события: «Дорогая Тика [семейное имя младшей дочери Марии], мне приходится всегда прощаться с чем-нибудь. Прощался с Биосадом, потом с Соловецкой природой, потом с водорослями, потом с Иодпромом. Как бы не пришлось проститься и с островом».
Действительно, именно в это время (лето-осень 1937 года) Иодпром и другие соловецкие предприятия были расформированы, лагерь приобрел куда более суровый вид, режим содержания заключенных ужесточился. Об этом пишет выживший соловецкий сиделец Юрий Чирков: «Прекратило деятельность… проектно-сметное бюро, в завершение составив проект перестройки монастырских помещений в тюремные. П. А. Флоренский и другие видные сотрудники ПСБ, очевидно, были тоже под замком. В кремлевских дворах было сравнительно малолюдно. Цветники во втором дворе уничтожены. Закрытые щитами окна первой колонны выглядели как ослепленные… Произошла смена погоды. Стояли пасмурные дни, листва с деревьев облетела. Плохая погода, наступление мрака и холода всегда нервировали соловчан, а тут еще неопределенность. Что будет с нами? Кого оставят в этой тюрьме особого назначения? Кого вывезут и куда? Вопросы, вопросы…». Заключенные были перемещены в другие корпуса СТОНа или на другие лагерные пункты. Отца Павла перевели в Наместнический келейный корпус. Здесь, по воспоминаниям того же Чиркова, «в камере, где жил Флоренский, на тумбочке у кровати стояли фотографии его близких. Перед сном, после молитвы, он несколько минут смотрел на эти фотографии, как бы желая родным спокойной ночи». Очень скоро его молитва прервется. Вместе с жизнью.
КОГДА И ГДЕ?
Шел 1937 год. Среди контингента Соловецкой тюрьмы было много таких людей, которые были, нет, не контрреволюционно настроены, но, по мнению политической власти СССР и органов безопасности, составляли питательную среду для распространения контрреволюционных («троцкистских», «фашистских», «буржуазных») настроений. И отец Павел попал в число тех из них, кто приговорами Особой тройки управления НВКД по Ленинградской области были приговорены к высшей мере наказания и расстреляны в октябре 1937 — ноябре 1938 годов.
Всего таких заключенных было 1813 человек. Первую партию расстреляли в конце октября — начале ноября 1937 года. Третью в феврале 1938-го. Вторую — в нее-то и попал отец Павел Флоренский — 8–10 декабря 1937-го. Бесценные мемуары Чиркова — свидетельство относится к первой партии, но легко экстраполировать его и на вторую — рассказывают о том, как заключенных готовили к этапу: «В конце октября неожиданно выгнали всех обитателей открытых камер кремля на генеральную проверку. На проверке зачитали огромный список — несколько сотен фамилий — отправляемых в этап. Срок подготовки — два часа. Сбор на этой же площади. Началась ужасная суета. Одни бежали укладывать вещи, другие — прощаться со знакомыми. Через два часа большая часть этапируемых уже стояла с вещами. В это время из изоляторов вышли колонны заключенных с чемоданами и рюкзаками, которые направлялись не к Никольским воротам, где была проходная, а к Святым воротам, которые выводили на берег бухты Благополучия. Я подбежал к краю «царской» дороги еще до приближения колонн и видел всех проходивших мимо, ряд за рядом, по четыре человека в ряду. Мелькали вперемешку знакомые и незнакомые лица. На всех было одно общее выражение — собранность и настороженность. Все стали какие-то суровые, отчужденные… Более тысячи заключенных было вывезено из Соловков в этот пасмурный октябрьский вечер».
Место расстрела первой партии — Медвежьегорск. Третьей — так полагает петербургский историк Анатолий Разумов — Соловки, хотя до сих пор место захоронения не найдено. Отец Павел Флоренский и еще 503 человека, которые входили во вторую партию, по мнению всё того же Разумова, встретили свой последний день в Лодейном Поле. Скорее всего, заключенных доставили сначала в местный следственный изолятор, а затем — к месту казни «в районе Ладейнопольского лагерного пункта». Более точно место неизвестно. Равно как и обстоятельства казни. Хотя, руководствуясь сведениями, которые имеются о расстрелах, проводившихся в Медвежьегорске примерно теми же самыми людьми, мы можем с очень большой долей вероятности утверждать, что последние часы приговоренный к казни проводил в атмосфере звериного насилия и беспрестанного унижения (подробности — в статье Анатолия Разумова «Скорбный путь. Соловецкие этапы 1937–1938 годов»).
СВЯТОЙ ИЛИ НЕТ?
Впервые на официальном уровне слова о мученической кончине отца Павла были произнесены ректором Московской духовной академии архиепископом Верейским Евгением в речи на Рождественских чтениях 2004 года, посвященной подвигу профессоров МДА священномученика Илариона (Троицкого), мученика Иоанна Попова и священника Павла Флоренского: «Всех их объединяло беззаветное служение Московской духовной академии, символом их духовного единства стало пребывание в печально известном Соловецком лагере особого назначения, и, наконец, венцом их духовных устремлений стало то единство во Христе, которого они сподобились благодаря мученической кончине, принятой каждым из них с христианским мужеством и твердым упованием на Промысл Божий». Очень высока оценка подвига (и весьма комплиментарны отзывы о богословском наследии) отца Павла, данная святейшими патриархами Алексием II и Кириллом.
Отец Павел был убит безвинно, на основании наскоро состряпанного приговора («в лагере ведет контрреволюционную деятельность, восхваляет врага народа Троцкого» — дежурный абсурд), перенес перед смертью тяжелые моральныеи физические истязания и при этом никогда не отрекался от веры и священнического сана. Однако против его канонизации выдвигаются три рода аргументов.
Первое, что предъявляют отцу Павлу, — спорные богословские концепции, в частности учение о Софии как «четвертой ипостаси божества», которое содержится в X письме трактата «Столп и утверждение истины». Однако, как справедливо заметил Патриарх Кирилл, «Флоренский не предлагал читателю свои взгляды, мысли и идеи как нечто абсолютное и законченное, но, напротив, признавал возможность их обсуждения и исправления». Кроме того, среди уже канонизированных святых XX века есть носители «спорных» взглядов: например, архиепископ Серафим (Соболев), защищавший юридическую теорию искупления. Эти взгляды не канонизированы, также как не канонизирован судовой журнал святого воина Феодора Ушакова или политические решения государя-страстотерпца Николая ΙΙ. Хотя нужно учитывать и то, что в массовом церковном сознании мученический подвиг как бы освящает все, даже ошибочные, поступки и высказанные мысли святого.
Второй контраргумент — моралистический, основанный на том, что в письмах Флоренского из заключения очень мало «религиозного» и очень много «человеческого — слишком человеческого». Однако эти письма пропитаны любовью к жене, детям, соловецкой природе, своей работе, в них нет ненависти, обиды, даже обычного для узников притупления чувств. Возможно, это компенсирует отсутствие религиозного антуража.
Третий контраргумент — юридический. По мнению Синодальной комиссии по канонизации, не может быть назван святым человеком, оклеветавший сам себя, признавшийся в несуществующих преступлениях. Но есть и другая точка зрения: вынести то давление, которое оказывалось «органами» на арестованных, никому не было под силу. Да и был ли в этом смысл? Разве такого рода признание наносило вред душе арестованного? Трудные вопросы. На которые в опыте нашей с вами нынешней жизни нет ответа.
