Первооткрыватель русской истории

КРАСОТА И ДОСТОВЕРНОСТЬ

— Пушкин однажды сказал, что Карамзин «открыл историю России». Что это значит?

— Скажем так. В XVIII веке уже существовали историки, которые писали про историю России, разрабатывали материал. Достаточно назвать две русские фамилии — Михаил Ломоносов и Василий Татищев, и три иностранные — Герхард Миллер, Август Шлёцер, Пьер Левек. Два последних — приглашены Екатериной II. До Карамзина вся отечественная аристократия изучала историю по трудам Левека. То есть Карамзин работал не на пустом месте, до него уже были весьма серьезные наработки. Он многое из этого систематизировал.

— Так что же было нового?

— Язык! Открытие истории тесно связано с языковой реформой Карамзина. Ведь в конце XVIII — начале XIX веков происходила замена старого славянского тяжеловесного языка простым разговорным и более легким языком, и вот этим языком воспользовался историк. Доходчивое изложение истории можно назвать настоящим открытием русской истории заново.

— Можно заметить художественный эстетизм в подаче Карамзиным некоторых исторических сюжетов. Не влияет ли подобное смешение жанров на достоверность его исторических оценок?

— Карамзин, начиная писать свою историю, не скрывал, что хочет её украсить, расцветить, одушевить. Его задачей с самого начала было не преподнести сухое академическое исследование, а именно показать, насколько красивой, насколько яркой является русская история со всеми её трагедиями, драмами, достижениями. И это тоже его открытие русской истории. Художественный эстетизм может даже превалировать в первой части его «Истории государства Российского». Но было и другое. Он работал с источниками и работал очень глубоко. Работал не один, у него были помощники, которые доставляли материал, прорабатывали архивы Кремля, архивы крупных монастырей, работали и в зарубежных архивах. Карамзин обратился в своих исследованиях к свидетельствам зарубежных современников, он является открывателем Остромирова Евангелия, Судебника Ивана III, Ипатьевской летописи, Волынской летописи, Моления Даниила Заточника. Это, а еще и церковные уставы, всё источники, которые он ввел в оборот.

— Когда он писал свою «Историю», то мог опираться на ту интерпретацию, которая ему казалась наиболее яркой и интересной?

— Разумеется, но он поместил все эти документы во второй части «Истории», и притом без комментариев. Они занимают столько же места, сколько и сам труд. В 1812 году, когда был пожар в Москве, многое сгорело. Некоторые первоисточники остались только в примечаниях Карамзина. До сих пор нет ни одного историка России, который бы не ссылался на Карамзина. Для настоящих академических историков имеют большее значение именно его примечания.

— И все-таки, как вы оцениваете уровень достоверности «Истории»?

— Можно привести в качестве примера отношение Карамзина к царю Фёдору Иоанновичу. Как обычно представляют себе этого царя? Благодаря Алексею Толстому — конечно, не без влияния Карамзина, у которого царь Фёдор Иоаннович в первую очередь молитвенник, — перед нами возникает образ немощного, слабовольного царя. Однако факты свидетельствуют, что ум этого государя был не таким уж и слабым. Он сам ходил в походы и руководил армией. После того как его отец Иван Грозный проиграл войну с Ливонией, Фёдор Иоаннович вернул Карелу, Ивангород, Копорье. Если бы он страдал душевной и телесной слабостью, то едва ли смог бы это сделать.

Биография

ЕЛЕНА ПАВЛОВНА ЗИНОВЬЕВА РОДИЛАСЬ В ЛЕНИНГРАДЕ.

ОКОНЧИЛА ИНСТИТУТ КУЛЬТУРЫ ИМЕНИ Н. К. КРУПСКОЙ.

С 2003 ГОДА ПУБЛИКУЕТСЯ В ЖУРНАЛЕ «НЕВА», АВТОР КНИГИ «ИСТОРИЯ РОССИИ. ВЗГЛЯД ИЗ ХХI ВЕКА» (2011), ЛИТЕРАТУРНО-КРИТИЧЕСКИХ СТАТЕЙ В МОСКОВСКИХ ПЕРИОДИЧЕСКИХ ИЗДАНИЯХ.

СТАТЬЯ ЕЛЕНЫ ПАВЛОВНЫ «О НАСЛЕДОВАНИИ ИДЕЙ» («НЕВА», № 9, 2016) ПОСВЯЩЕНА ИСТОРИЧЕСКОМУ И ПУБЛИЦИСТИЧЕСКОМУ НАСЛЕДИЮ КАРАМЗИНА

ОТ МАСОНСТВА К КОНСЕРВАТИЗМУ

— Как, на ваш взгляд, можно оценить роль масонских идей в карамзинском наследии? Был ли Карамзин убежденным масоном всю жизнь, или это скорее увлечение юности?

— С моей точки зрения, масонское прошлое Карамзина связано с идеалами французского Просвещения. Да, он вступил в ложу еще в юности, когда только начинал свою литературную деятельность. Ведь масоны издавали журналы, занимались литературой, вели просветительскую работу. Всё это Карамзина очень привлекало. Но, ритуалы, мистику масонов он не принимал, это всё было чуждым ему. Еще до поездки 1789 года в революционную Францию, где он пережил мировоззренческое потрясение, Карамзин разочаровался в масонстве. Да, он посетил в Германии, во Франции, в Англии видных масонов, идеологов масонства, кумиров своей юности, и беседовал, конечно, с ними, но это уже была дань интересам прошлого. После этого он отошел от них окончательно. И больше никаких связей с масонством — все серьезные историки стоят на этой позиции — у него не было. В наши дни существуют различные домыслы на этот счет. Что якобы масоны специально подготовили Карамзина для того, чтобы он написал такую «Историю государства Российского», которая бы опорочила всех самодержцев. Но это, как говорится, «притянуто за уши», потому что в действительности, если он и критиковал иногда государей, то только для того, чтобы давать на дурных примерах хорошие уроки.

— Вы сказали, что Карамзин, посетив революционную Францию, пережил особое мировоззренческое потрясение. Что это было за потрясение?

— Скажите, кто не любит свободу, равенство, братство? Кто против справедливости, кто против того, чтобы всем было хорошо? Никто. Карамзин поехал во Францию в 1789 году, 23-летним юношей, — ясно, что эти идеи и его вдохновляли. Конечно, когда он затем писал «Письма русского путешественника» и публиковал их, то, конечно, работала уже некоторая самоцензура. Естественно, какие-то свои начальные впечатления и восторги он уже корректировал. Важно понять, что когда Карамзин столкнулся с Французской революцией воочию, когда он увидел её последствия, когда пришло известие о якобинском терроре и гильотине, он был шокирован. Карамзин увидел, что революционная практика все изначальные теоретические идеальные построения перечеркнула полностью. И он стал решительным сторонником государства и сильной власти. Недаром в 1811 году в своей «Записке о древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях» он выступил против конституционных реформ, против введения конституции. Он считал, что конституция не должна ограничивать монарха такой большой страны. Французская революция в итоге укрепила Карамзина как монархиста, человека, верящего в самодержавие.

Историки России до Карамзина

Готлиб Зигфрид Байер (1694–1738) Немецкий историк и филолог с 1727 по 1738 год жил в Санкт-Петербурге и занимал в Академии наук кафедру по восточным древностям и языкам. Его перу принадлежит множество обширных статей, описывающих ранний период российской истории. Байер является основателем так называемой «скандинавской школы», с него берет начало «норманнский спор» в русской историографии. Немецкий историк полагал, что призвание варягов — решающий фактор возникновения российской государственности (которой до того у восточных славян не было) и вообще цивилизации на Руси. В некоторых источниках утверждается, что Байер за время жизни в России так и не выучил русского языка. Это тем более странно, что в работе над своими трудами он пользовался известиями наших летописей.

НАРОД ИЛИ ГОСУДАРСТВО?

— Получается, что можно считать Карамзина историком, который во главу угла в историческом процессе ставит государство, а не народ?

— А как вы представляете народ без государства? Что это такое? Племя, кланы, группы? Это дикость, варварство: цивилизация начинается, в том числе и с утверждения государства. Другое дело, что у Карамзина был очень интересный взгляд на происхождение русского государства. Он считал, что когда народ призывал варягов, было сказано: «правьте нами по закону». И вот этот завет, договор «править по закону» должен был блюстись на протяжении всей истории существования русского государства. Когда этот закон нарушался, начинались народные смуты. Поэтому для Карамзина государство и народ — это в том числе и соблюдение традиций, соблюдение закона. Как тут решить: государство или народ? Они составляют единую связку.

— Православная традиция в понимании Карамзина была тесно связана и с народом, и с государством?

— Конечно, Православная Церковь — это совесть народа и в то же время совесть государства, совесть царя. Православная традиция в русской истории для него — не только традиция, но и сама жизнь. Без православия России нет. Именно поэтому Карамзин первым из историков подверг критике Петра I. Но он никогда не делал так, чтобы в историческом образе был один негатив. Карамзин всегда старался отмечать и отрицательные, и положительные моменты в царствовании любого монарха. В отношении Петра он считал, что трагедией была отмена патриаршества. И это привело к ослаблению веры. Карамзин был сторонником того, чтобы Синод приравнять Сенату, установив равновесие в православном государстве.

МЕЖДУ ЦАРСТВОМ И ТИРАНИЕЙ

— Вы уже сказали, что, по Карамзину, существовала мистическая связь между самодержавием и народом России. Эту связь историк видел как связь церковную или как-то иначе?

— Мистическая связь — это отклик народа на то, что делает государь, поддержка народа. Для Карамзина такая поддержка не была техническим вопросом. Она не была связана с подсчетами процентных соотношений сторонников и противников. Речь шла о том, что народное мнение — это серьезно, и царю в управлении страной его нужно не просто учитывать, а находить в нем опору для государственных дел и свершений. Причем не было и не должно было быть, по Карамзину, жесткой и окончательной грани между законами государственной жизни и законами Божиими. Совесть и традиции объединяли эти законы. Так формировался церковный, мистический характер связи самодержавия и народа. Когда эта связь есть, государство устойчиво. Когда она обрывается, возникает угроза смуты. Есть два правителя, которых не принял народ, которые не имели этой связи: Борис Годунов, не имевший наследственной легитимности, и тайный католик самозванец Лжедмитрий. Что же вышло из их правления? Вышла смута. Получается, что есть необходимость в своего рода двойной легитимности. Первая её составляющая — помазанничество, благословение Божие, и вторая — поддержка народа. Карамзин воспринимал эти две стороны как нечто единое.

— Где, согласно позиции Карамзина, пролегает граница между самодержавием и тиранической властью? Есть ли у него критерии легитимности самодержавия?

— Границу между самодержавием и тиранической властью Карамзин обозначал очень просто. Государь должен следовать законам Божиим, законам государственным, традиции и голосу совести. Если он им следует, то этого достаточно, чтобы не скатиться к тирании. Кроме того, государство должно быть сильным, но не всепроникающим. Тирания начинается, когда вмешиваются в личную жизнь. Личные мнения, одежда, пристрастия, одним словом — частная жизнь, не должна подчиняться управлению извне, в нее не следует вторгаться. Карамзин ведь писал, что русская одежда, русская пища, русская борода не мешали, например, основанию школ. Можно делать что-то новое, не разрушая традиций, учитывая самобытность России.

Историки России до Карамзина

Василий Никитич Татищев (1686–1750) Этот выдвиженец Петра Великого был крайне многосторонним деятелем, и созданная им «История Российская» была далеко не единственным достижением Татищева. Василий Никитич во главе Сибирского высшего горного начальства занимался развитием горнодобывающей промышленности на Урале: построенные им заводы дали начало таким городам, как Екатеринбург, Ставрополь (нынешний Тольятти) и Пермь. Ученый подготовил и отослал в Сенат и Академию наук составленную им инструкцию для геодезистов. Эта первая географо-экономическая анкета заложила фундамент систематических естественнонаучных исследований в России. Татищеву принадлежит множество трудов по географии, экономике, праву и языкознанию. Свою «Историю» Василий Никитич писал в течение 15–20 лет и впервые вынес на суд публики в 1739 году. Этот труд описывает историю славян со времени их выхода на историческую сцену до Смутного времени. Источниками для Татищева выступали античные и византийские историки, русские летописи, а также труды Байера. Проблемой для современных историков являются так называемые «Татищевские известия» — сведения из его труда, которых нет ни в одном из известных источников. Некоторые исследователи считают эти известия спекуляциями Василия Никитича.

СО СВОИМ КОДЕКСОМ

— В чем была эта самобытность?

— Россия будет существовать в истории, если будет следовать своим законам, традициям. Он подвергал критике Александра I за те реформы, которые царь задумывал вместе со Сперанским. Мы ведь непрерывно находимся в условиях реформирования, поэтому мысли Карамзина на эту тему очень востребованы. Карамзин не противился реформам как таковым, но преобразования, он полагал, не должны были быть торопливыми и непродуманными. И главное, они должны опираться на традиции. Николай Михайлович остро критиковал всё излишнее. Например, в ходе реформ Александра I вводится особый экзамен для чиновников. Карамзин задается вопросом: зачем смотрителю дома для душевнобольных знать римское право? Действительно, вся соль ведь вовсе не в нагромождении знаний. Параллель с дискутируемыми в нынешней России темами, такими как тестовая система в школьном образовании, тут очевидна. Возмущался Карамзин еще и тем, что при разработке в александровскую эпоху законодательной системы Российской империи брали за основу Кодекс Наполеона. Историк остроумно замечал, что этот кодекс составлен пятью или шестью экс-якобинцами и экс-адвокатами. А ведь у нас уже была своя наработанная законодательная традиция, законодательная система, начиная от царя Алексея Михайловича и далее. И это нужно было развивать и систематизировать, ведь эти законы создавались не на пустом месте, они напрямую связаны с исторической жизнью России.

— В своей статье «О наследовании идей» вы поднимаете вопрос о «коде России», который искал Карамзин. Что же это за код, и актуальны ли его дальнейшие поиски в наши дни?

— Посмотрите сегодняшние ток-шоу, где идет обсуждение политики, общественной жизни. У очень многих политологов, историков, когда они высказывают вполне актуальные и животрепещущие вещи, в устах лежат идеи Карамзина. Россия — самобытное государство или часть Европы? Какие должны быть у России пути развития, опираться ли на традиции, или заимствовать западноевропейские нормы? Карамзин первый поставил эти вопросы. От него пошло деление на западников и славянофилов. Если кратко, код Карамзина, востребованный и в наше время, — это опора на свои традиции (среди которых главные — православие, самодержавие — сегодня мы сказали бы сильная власть), связь власти и народа, продуманность реформ.