Переоценка революции

Идеология возвращения

— Пётр Николаевич, насколько силен был в среде политической послереволюционной эмиграции запрос на возвращение в Россию?

Первая полоса газеты «Накануне. Литературная неделя» № 63 (580) со стихами Семёна Либермана (Гаврина). 1924 год

— Первая волна эмиграции была сугубо патриотической и не видела своей жизни без России. Поэтому любой повод, чтобы вернуться на Родину, русскими эмигрантами использовался. Однако большинство людей справедливо опасались, что их там расстреляют или репрессируют. Все они не случайно оказались за рубежом. К­ого-то выслали, ­кто-то сам прорывался через границу, ­кто-то эвакуировался вместе с белыми частями. К 1922 году в эмиграции оказались около трех миллионов человек. И это не считая населения государств, отделившихся от России. Эти люди надеялись вернуться на Родину. Кроме того, в среде эмигрантов велись ожесточенные споры о дальнейшей антибольшевистской борьбе. Самые непримиримые активисты считали, что нужно бороться с большевиками несмотря ни на что. Хоть с чертом, но против большевиков. Призывали к массовой интервенции и были готовы пожертвовать ­какими-то территориями, чтобы свергнуть кровавую богоборческую власть. Другие эмигранты говорили: мы проиграли Гражданскую вой­ну во многом потому, что пользовались помощью иностранных союзников. Ведь изначально Ленина обвиняли в том, что он немецкий агент, что большевики работают на германских и австро-­венгерских империалистов и хотят продать Россию. Разработка этой карты способствовала успехам белых. Вскоре, когда большевики перехватили эту карту и стали утверждать, что действуют в интересах иностранных империалистов, наоборот, белые, то выигрывать стали большевики. Хотелось бы напомнить, что в Советской Исторической Энциклопедии нет статьи про Гражданскую вой­ну в России 1917–1922 годов. Зато там есть статья «Интервенция и гражданская вой­на». Большевики всячески подчеркивали, что ­вообще-то никакой Гражданской вой­ны не было, а была интервенция иностранных держав, которой пытались помогать ­какие-то люди. И вот советская власть начала объявлять амнистию для рядовых участников Гражданской вой­ны. В связи с этим многие люди вернулись — и почти все они были в 1930‑е годы репрессированы. У нас любят говорить, что многие эмигранты вернулись, но что с ними стало? Вернувшихся перестали арестовывать только при Хрущёве. А сама тенденция к возвращению получила тогда название возвращенчества.

Пётр Базанов

окончил Ленинградский государственный институт культуры им. Н. К. Крупской в 1990 году. В 1995-м защитил диссертацию в Санкт-Петербургской государственной академии культуры на степень кандидата педагогических наук по теме «Рекомендательная библиография политических партий в России в начале ХХ века». В 2005 году защитил диссертацию на степень доктора исторических наук по теме «Издательская деятельность политических организаций русской эмиграции (1919–1988 гг.)». С 1995 года работает в Санкт-Петербургской государственной академии культуры, в данный момент — на должности профессора кафедры медиалогии и литературы. Автор более 300 научных статей. Автор книг «Издательская деятельность политических организаций русской эмиграции (1917–1988 гг.)» (2008); «Братство Русской Правды — самая загадочная организация Русского Зарубежья» (2013); «„Петропольский Тацит“ в изгнании: жизнь и творчество русского историка Николая Ульянова» (2018); «Царь и Советы: русская эмиграция в борьбе за российскую государственность» (2022)

— Какие идеологические обоснования были у возвращенчества?

— В результате поражения в Гражданской вой­не у многих идеологов белых произошло полное разочарование в тактике и в позициях. Это было суммировано в вышедшем в Праге в 1921 году знаменитом сборнике «Смена вех». Уже в самом названии видно отрицание еще более знаменитого сборника «Вехи», который в 1909 году ознаменовал переход части русской интеллигенции с революционных на монархические и консервативно-­религиозные позиции. И вот возникает целое идейное направление в эмиграции — смено­веховство. Главный идеолог сменовеховства Николай Устрялов в сжатых тезисах выражал суть этого направления. Рассуждения были такими. Белые проиграли в Гражданской вой­не потому, что красные доказали, что советская власть — это власть народа. Просто в силу того, что народ их поддержал. И далее, как сейчас сказали бы, советская власть логикой геополитической империи стала выражать многие национальные интересы. Эта идея сменовеховцев присутствует во всех советских учебниках после 1934 года. И сейчас у неосталинистов и прочих левых коммунистических элементов. Но, как в таких случаях бывает, — это правда и в то же время неправда. Большевиками в 1920‑е, 1930‑е и даже в 1950‑е годы Россия рассматривалась просто как дойная корова для международного коммунизма. Плацдарм для дальнейшего наступления. Еще один тезис сменовеховцев, который вошел в современную идеологию, это выражение Павла Николаевича Милюкова о том, что большевики — это продолжатели Ивана Калиты.

Полезные сменовеховцы

— Насколько широкий размах приобрело движение сменовеховцев и как отреагировала на него советская власть?

— Сборник «Смена вех» попал в руки Ленину, который был великолепным тактиком. Он собрал политбюро и заявил: этим надо воспользоваться. Ведь большинство военных специалистов и инженеров служили советской власти под угрозой расстрела семьи: их семьи большевики массово брали в заложники, или под угрозой голода из-за лишения пайка. А тут, — рассуждал Ленин, — они будут нам служить из-за своих мелкобуржуазных заблуждений, как национальной власти в Москве. И, одновременно, поддержка сменовеховцев — это способ добиться раскола русской эмиграции, которая представляла гигантскую опасность для советской власти. Врангелевская армия эвакуировалась, эвакуировались белые части из других регионов России, но при любом удачном случае они могли вернуться и снова начать вооруженную борьбу с большевиками. Но если расколоть эмиграцию, то она будет резко ослаблена.

Еще нужно учитывать идеи национализма конца XIX — начала XX века, для которых было характерно представление о «крови и почве». Кровь — это народ, и у крайне правых было представление об этнически чистых нациях. А почва — это территория, которая порождает народ, поэтому нельзя терять ни одного кусочка территории. Главный идеолог сменовеховцев Николай Васильевич Устрялов опирался на эту идею. Это движение тут же распалось на правых, левых и центристов. Устрялов утверждал, что начавшийся в СССР НЭП — это новый термидор, то есть что советская власть пошла на огромные уступки населению. Фактически Ленин сам признал, что политика военного коммунизма полностью провалилась. Никакого перехода на безрыночные отношения не произошло в результате Гражданской вой­ны. И если крестьяне до 1921 года, пока шла вой­на с белыми и интервентами, терпели всё это, то с 1921‑го страна покрывается огромным количеством крестьянских восстаний. Устрялов на пике своей карьеры был руководителем по информационной части при Колчаке, по своим взглядам — правый кадет.

— Кого еще можно выделить?

— Александра Владимировича Бобрищева-­Пушкина, видного журналиста, юриста, одного из основателей партии октябристов. Из церковных деятелей к сменовеховцам примкнул Владимир Николаевич Львов — предпоследний обер-прокурор Синода. Надо сказать, что Львов был достаточно экзальтированным человеком: закатывал публичные истерики, оскорблял иерархов, — одним словом, был весьма неоднозначной фигурой. И вот, оказавшись в эмиграции, он пишет сочинение «Советская власть в борьбе за русскую государственность». Там он уверяет читателей в том, что советская власть уже стала национальной и ей нужно помогать. Владимир Львов утверждает, что православный религиозный энтузиазм русского народа перешел теперь на советскую власть. И что теперь русский народ верит не в православие, а в социализм и коммунистическое будущее. Ленин на полях одной из статей Львова написал — «потрясающая архичушь». Но, опять же, сказал, что этим нужно воспользоваться. Судьба Львова была очень печальна: он вернулся в СССР, затем стал деятелем обновленцев, его арестовали, и он умер в тюремной больнице. Однако идея, что советская власть стала выразительницей русской государственности, распространялась. Ленин и политбюро стали напрямую выделять большие деньги на деятельность сменовеховцев в эмиграции. На эти деньги в 1921 и 1922 годах в Париже издавали журнал «Смена вех». Ну а в 1922–1924 годах выходила знаменитая газета «Накануне», где редактором литературного приложения был Алексей Толстой. «Накануне» свободно продавался в СССР, и денег им давали более чем достаточно.

— Сменовеховцы имели ­какие-то связи с советскими спецслужбами? Как вообще было устроено это движение?

— Сменовеховцы без всяких спецслужб были готовы служить советской власти, им платили немалые деньги, и они были очень довольны этим. Сменовеховец Ю. В. Ключников по просьбе Ленина выступил в качестве эксперта на Генуэзской конференции в 1922 году. Там он поставил опытных западных дипломатов в тупик, когда посоветовал советской делегации предоставить счет за интервенцию иностранных государств. Этот счет покрывал царские долги. (Напомним читателям, что в 1990‑х годах российское правительство выплатило все долги царского времени, а также при Ельцине выплатили кредиты белых правительств Колчака, Деникина, Врангеля. Таким образом, белые правительства были признаны легитимными.)

 Само слово «сменовеховцы» стало нарицательным для любой эмигрантской группы, которая начинала признавать существование советской власти. Но все эти лояльные советской власти группы можно разделить на коммунистофилов, советофилов и русофилов. Коммунистофилы были обычными сторонниками коммунистической идеологии. Их пресса ничем не отличалась от советской. Русофилы смотрели на советскую власть сквозь призму представлений о перерождении большевиков. А вот советофилы, не будучи коммунистами, разделяли представление о том, что система управления страной через советы — самая подходящая. Эти люди жили в своем контексте, не зная, что система советов в Советском Союзе была декоративной. Выбирали в советы тех, кого рекомендовали в партии. А вот советофилы среди эмигрантов считали, что в советах должны быть представлены все левые партии. Всех сменовеховцев часто обвиняли в том, что они продались советской власти. Но они жили в совершенно понятной историософской парадигме. Они считали, что наша революция должна повторить Великую французскую. Начинается всё с того, что умеренные уменьшают власть монарха. Потом приходят экстремисты. Во Франции это были якобинцы. Потом власть берут более умеренные. Затем диктатура, и после нее снова возвращается старый добрый христианский монарх.


Вторая советская партия

— Александр Казем-­Бек и движение младороссов были наследниками сменовеховцев? Кем были младороссы?

— Сменовеховцы оказали большое влияние на другие течения в русской эмиграции, потому что они поставили вопрос о том, почему белые проиграли вой­ну, почему невозможна реставрация. В эмиграции возникло множество, как правило, мелких течений, которые считали, что вернуться к дореволюционному прошлому невозможно и нужно, учитывая завоевания революции, строить ­что-то новое, новую систему. Эти течения и организации обычно называются пореволюционными. И самая большая из них — младороссы. Их лидером был Александр Казем-­Бек. Сначала они назывались Союз «Молодая Россия», а потом — Союз младороссов, или Младоросская партия. В 1930‑е годы они называли себя «второй советской партией». Младороссы подчеркивали, что являются противниками большевиков, а не советов. Будучи советофилами, они хотели через систему советов прийти к власти вместо большевиков.

— Насколько естественными были контакты младороссов и итальянских фашистов и что у них было общего?

— В 1933 году к власти приходит Гитлер. И все пореволюционеры и младороссы заявили, что в конфликте с Гитлером Россия может исчезнуть, поэтому русская эмиграция должна перейти на позиции оборонничества. Сталина они порицали за то, что он подрывает обороноспособность армии, проводя репрессии против генералитета. В 1937 году вышла статья младороссов о том, что нужно убить Сталина, поскольку он ослабляет нашу армию в конфликте с Гитлером. Младороссы выступали против германских нацистов, но они четко отличали их от итальянских фашистов и к Муссолини относились, наоборот, едва ли не с обожанием. Итальянский фашистский активный стиль им нравился. Фашисты Муссолини надевали черные рубашки, младороссы — синие, у них был дуче, а у младо­россов — глава. Младороссы тоже красиво выстраивались, им импонировал волевой стиль итальянского движения и ссоры Муссолини с Гитлером. Муссолини считал себя главным политиком Европы, и лидер младороссов Александр Казем-­Бек трижды встречался с итальянским дуче. Но когда Муссолини поддержал нападение немцев на Францию в 1940 году, младороссы заявили, что он больше не фашист, что только они сами — настоящие фашисты. Это объяснялось тем, что Муссолини стал расовым фашистом, а расовый фашизм — это нацизм. Чуть позже младороссы отказались от термина «фашизм» и стали сторонниками антифашистского сопротивления.

— Каким образом у младоросов появился лозунг «Царь и Советы»?

— Лозунг, конечно, придумали не монархисты и не младороссы. Его придумал один из самых талантливых журналистов начала XX века Алексей Алексеевич Суворин, второй сын нашего знаменитого издателя главного редактора «Нового времени» и создателя Драматического театра на Фонтанке (сегодняшний БДТ) Алексея Сергеевича Суворина. Алексей Алексеевич был очень популярным, почти гениальным журналистом, именно он в 1917 году раздул компанию, что Ленин — немецкий шпион. И даже не побоялся опубликовать фальшивые документы, так что Ленина и Троцкого, организаторов большевиков, могли расстрелять. Но Временное правительство из-за своего либерализма на это не пошло.

Христианство и социализм

— Вы употребили термин «пореволюционеры». Кто это такие?

— Пореволюционеры — это организации, которые признали, что в России и в самом деле произошла революция. И что революция эта была массовая и народная. В своем большинстве пореволюционеры пытались объединить христианство и социализм. Для нас это звучит экзотически. Но они говорили, что есть ужасный атеистический мир Советского Союза, который духовно душит людей. С другой стороны, есть совершенно ненормальный мир золотого тельца — капиталистический мир. Наш путь — между ними, мы между капиталистами и казарменными социалистами, утверждали младороссы. Патриотом надо быть от души, а не по указке начальства, тем более у нас в России. Как говорил Тынянов: «Легко умирать за „девчонок“ или за „тайное общество“, за „камер-­юнкера“ лечь тяжелее». Казем-­Бек пользовался огромной популярностью. В движении младороссов состояли от 2 до 5 тысяч человек — это огромная эмигрантская организация. Принимали туда людей разных национальностей. Среди членов организации были даже религиозные евреи. Но в условиях вой­ны в 1942 году младороссы распустили свою организацию.

— Все пореволюционеры были людьми религиозными?

— Среди пореволюционеров большинство, повторюсь, было за синтез религии и социализма. Но и тут было исключение — народники-­мессианисты во главе с Петром Степановичем Боранецким. Они, несмотря на свое почти религиозное название, выступали за технократию и атеизм. В отличие от других пореволюционных течений, Боранецкий и народники-­мессианисты критиковали христианство за излишнюю, по их мнению, опору на потусторонний мир. Но не меньше они критиковали и материализм, считая его крайностью. Средний путь между религией и материализмом народники-­мессианисты видели в активном социальном действии. Вера в прогресс науки и техники придавала им уверенности в будущем. Однако в отношении революции в России это течение оставалось пореволюционным.

— Какова была судьба русских пореволюционных организаций после Второй мировой вой­ны?

— Очень многие пореволюционеры влились в движение Сопротивления во Франции после 1940 года. Большинство русских во французском Сопротивлении, о которых мы знаем, — это пореволюционеры и младороссы. В 90% случаев это так. Многие из них контактировали с советофилами. Однако впоследствии многие из них при этом разочаровались в советском патриотизме. Это произошло потому, что пореволюционеры и младороссы увидели, что любой иностранный коммунист для советской власти на самом деле ближе, чем русский патриот. Поэтому основная часть пореволюционеров в старости пришла к классическим эмигрантским монархическим воззрениям.