Он был прежде всего любящим

Молитва матери

Отец Николай родился на Петроградской стороне, там же, в Князь-Владимирском соборе, был крещен. Вскоре семья переехала в Стрельну, где будущий священник и прожил до конца своих дней. Семья была верующая, особенно мать, Нина Сергеевна, которая с детства приучила сына к молитве: «Мама была глубоко верующим человеком, во всех комнатах у нас висели иконы, горели лампадки, — вспоминал отец Николай. — Мама закончила Северо-Западный заочный политехнический институт, преподавала там, занималась научной работой. Помню, приходила она с работы, проверяла, как я сделал уроки, а потом говорила: „Всё, сынок, сейчас будем молиться Богу“. Она становилась на колени, меня тоже просила встать на колени. Я мало что еще понимал, но чувствовал… часто мама молилась со слезами. Горячая материнская молитва с тех пор запала в мое сердце на всю последующую жизнь».

Мать привила сыну и любовь к храму. Отец, Дмитрий Фёдорович, тоже был верующим, но у него была ненормированная рабочая неделя, и регулярно в храм он ходить не мог; зато когда вышел на пенсию, служил алтарником. В Стрельне храма не было, и Коля ездил вместе с мамой в храм на двух поездах — сперва до Лигова, а оттуда до Красного Села. Если была хорошая погода, шли пешком, а в плохую доезжали до храма святого благоверного князя Александра Невского на автобусе.

Настоятелем в Александро-Невском храме Красного Села был протоиерей Михаил Гундяев. В подростковом возрасте отец Николай познакомился с его сыном Владимиром — будущим Святейшим Патриархом Кириллом. Оба стремились помогать отцу Михаилу за богослужением, но в те времена открыто ходить в храм они не могли, не говоря уже о том, чтобы надевать стихари и прислуживать. Единственное, что они могли делать, — читать записки.

В школе Николай Коньков не вступал ни в пионеры, ни в комсомол, несмотря на давление учителей. «Я не вступал в пионеры по благословению матери, — объяснял отец Николай. — Она говорила: „Будут спрашивать, сынок, — всё на меня сваливай, всех посылай ко мне!“» Учителя действительно приходили к ним домой, но переубедить Нину Сергеевну не могли: она очень вежливо, но уверенно говорила, что задача учителей — дать ребенку знания, а как воспитывать — выбор родителей. Через несколько лет Николая еще раз попытались зазвать в пионеры, и тогда он сказал: «Хорошо, я вступлю в пионеры, но учтите: в храм буду ходить в пионерском галстуке». И его вновь оставили в покое.

Благословение владыки

После школы Николай окончил механико-приборостороительный техникум, потом его призвали в армию. До армии он познакомился с митрополитом Ленинградским и Новгородским Никодимом, когда тот приехал в Красное Село на богослужение. Митрополит благословил приходить на архиерейские богослужения и дал Николаю телефон, по которому можно было узнать, в каком храме он служит.

До армии же произошла еще одна судьбоносная встреча — с протоиереем Василием Ермаковым. Перед тем как нужно было уходить в армию, мать посоветовала Николаю съездить в Никольский собор, обратиться к любому священнику и попросить отслужить молебен. Священником, который благословил Николая на службу в армии, и был отец Василий. Было это 15 января 1968 года. В то время молодой человек даже представить не мог, что сам станет священником и большую часть жизни прослужит под началом именно отца Василия.

После армии Николай устроился работать в Технологический институт, тогда же стал задумываться о поступлении в семинарию. Он решил обратиться за советом к митрополиту Никодиму: продолжить светское образование или посвятить себя служению Богу. Владыка сказал: «Коля, у нас в Советском Союзе инженеров много, и хороших, и плохих, а вот священников очень мало. Поэтому благословляю тебе поступать в семинарию — иди в канцелярию и пиши прошение». Учась в Духовных школах, Николай Коньков семь лет был иподиаконом у владыки Никодима: три года в cеминарии, четыре — в Академии.

Во диакона отца Николая рукоположили к храму святого благоверного князя Александра Невского в поселке Шувалово. Как-то отец Николай случайно встретил отца Василия, и тот предложил ему написать прошение о рукоположении во пресвитера: в храме преподобного Серафима Саровского на Серафимовском кладбище один из священнослужителей уходил на покой. 1 июля 1984 года, на празднование Боголюбской иконы Божией Матери, диакон Николай Коньков был рукоположен во пресвитера к Серафимовскому храму. И диаконскую, и пресвитерскую хиротонии совершил архиепископ Мелитон (Соловьёв).

«5 июля я сослужил отцу Василию первую Божественную литургию, которую помню до сих пор, — говорил отец Николай. — После службы подошел к нему и сказал: „Батюшка, если благословите, мне хотелось бы всегда сослужить вам, даже когда по расписанию не будет моя череда“. Он благословил. Я даже не могу выразить, насколько была проникновенной его молитва».

Протоиерей Николай Коньков и Святейший Патриарх Кирилл. 12 июля 2017 года. Фото Александра Сетракова

Настоятельство

Протоиерей Василий Ермаков преставился ко Господу 3 февраля 2007 года, и настоятелем вскоре был назначен протоиерей Николай Коньков. В годы своего настоятельства отец Николай уделял много внимания благоукрашению храма. При нем был проведен большой ремонт (обновлен алтарь, приделы Покрова Пресвятой Богородицы и мученицы царицы Александры), отреставрированы дореволюционные иконы, позолочены оклады. 12 июля 2009 года храм посетил Святейший Патриарх Кирилл — здесь было одно из мест служения его отца, протоиерея Михаила Гундяева, кроме того, на Серафимовском кладбище похоронен его дед. Предстоятель был приятно удивлен тем, в каком хорошем состоянии находится Серафимовский храм.

— В январе 2007 года меня назначили священником в храм преподобного Серафима Саровского, — рассказывает нынешний настоятель протоиерей Аристарх Егошин. — Отец Николай тогда был еще вторым священником, отец Василий был жив, но очень болел. После его смерти в феврале 2007 года отца Николая назначили настоятелем, так что мое служение в этом храме до его кончины проходило под его руководством. Сказывалось, что он был из церковной семьи, что его мама была человеком глубоко верующим, богобоязненным. Он и сам нам об этом говорил, и мы это чувствовали. Она, вероятно, и заложила в него основы веры. А уже как священник он в основном формировался под влиянием митрополита Никодима и, впоследствии, протоиерея Василия Ермакова. Эти две личности оказали на него самое серьезное влияние. Отец Николай сам был незаурядной личностью, у него был собственный священнический «почерк», своеобразная манера общения. Его душа была расположена к заупокойным богослужениям, и это неудивительно, потому что он был кладбищенским священником.

Интересно, что отец Николай очень редко проповедовал, и не потому, что не умел публично говорить или у него был тихий голос.

— Думаю, это связано с памятью об отце Василии, который был ярким проповедником, — продолжает отец Аристарх. — Отец Николай, конечно, всегда слушал его проповеди. Наверное, он считал, что так у него не получится. У него были другие формы общения с паствой: он делал акцент на духовном руководстве, на индивидуальном подходе к каждому человеку.

Как вспоминает отец Аристарх, отец Николай любил рассказывать историю о силе молитвы, связанную с приснопамятным владыкой Василием (Кривошеиным):

— Отец Николай, в ту пору иподиакон у митрополита Никодима, стал однажды свидетелем разговора двух иерархов. Владыка Василий в то время был архиепископом Брюссельским и Бельгийским. Он часто бывал в своем родном городе, и как-то сказал митрополиту Никодиму: «Владыка, я хотел бы, чтобы меня похоронили в родном городе». И владыка Никодим ответил: «Молитесь Божией Матери, и всё будет хорошо!» В последний свой приезд архиепископ Василий служил накануне Рождества Пресвятой Богородицы Всенощное бдение в Спасо-Преображенском соборе, и после службы ему стало плохо. Он был госпитализирован и скончался в больнице. И его похоронили на Серафимовском кладбище, рядом с храмом.

А сам отец Николай нашел последний приют рядом с могилой протоиерея Василия Ермакова, под началом которого прослужил более двадцати лет.

Отец Николай с группой паломников в Хельсинки. 2012 год. Фото Александра Сетракова

Молитвенник

Отец Николай в общей сложности прослужил в Серафимовском храме тридцать шесть лет, был настоятелем в течение тринадцати лет, за это время немало прихожан стали его духовными чадами. Предоставим им слово.

— Отец Василий, отец Николай — это были люди, если можно сказать, иного измерения, они только в некоторых точках соприкасались с нашим миром, — считает Алексей. — Они были кристально чистые, в каждом человеке видели образ Божий. Отец Николай говорил: «Не суди никого, даже злодеев. По сравнению с ним ты — богатый, а он — как нищий Лазарь. Ему и десятой доли не досталось того добра, которое ты видел с детства, но нельзя сказать, что тебе удалось этим добром воспользоваться, так что захочешь кого-то осудить — прикуси язык. Мотай свою жизнь, как ленту, назад: уверяю, увидишь так много интересного, что о других забудешь». Я так и делаю. Отец Николай призывал искать везде причинно-следственную связь: говорил, что если подумать, самые странные и нелогичные события обретают смысл. За его напускной суровостью было видно истинно доброе сердце. Он мог вспылить, но сразу же забывал об этом.

Однажды он помог мне разрешить конфликт с соседями по даче. В 2008 году мой сын, который в тот момент был на даче один, попросил их сделать музыку потише, а это были люди неблагополучные, в свое время сидели в тюрьме за наркотики. Они его чуть не убили, ему пришлось запереться в доме, а нам — ехать его вызволять. Я спросил совета у отца Николая, он дал очень правильный алгоритм — куда писать и как, сразу в три адреса. И категорически предостерег меня от того, чтобы «разобраться» самому: «Если сам будешь действовать, сядешь. Делай всегда всё по закону».

Отец Николай не благословлял никуда ездить в пост. И особенно предупреждал, чтобы не отказывались от церковной жизни: Исповеди, Причастия, постов, чтения молитвенного правила. Говорил, что этот путь ведет к гибели.

— Отец Николай меня крестил в 1988 году, — рассказывает Ирина. — Мы жили тогда на Ржевке, и нас с сестрой мама привезла почему-то сюда, в храм преподобного Серафима Саровского. Так отец Николай стал первым священником, от которого я услышала слово Божие. Было мне тогда восемнадцать лет. Потом, это было в конце 2003 года, я вновь пришла в Серафимовский храм — мы с сыном несколько лет ходили к отцу Василию. После кончины батюшки я стала думать, к кому идти. Конечно же, я помнила, что отец Николай меня крестил, и решила пойти к нему. Мне в то время надо было решить достаточно сложные жизненные вопросы, и он дал мне очень верные советы. И велел приходить к нему на Исповедь.

Он всем своим духовным чадам давал номер мобильного телефона, ему всегда можно было позвонить. И если он не мог ответить сразу, всегда перезванивал. К нему ходило много одиноких женщин, вдов. Я тоже вдова. И батюшка всегда находил слова, чтобы я не унывала, давал советы по разным обстоятельствам, укреплял меня в вере и мог так утешить, что я вдохновлялась и радовалась. Для меня он был как родной отец. Мой отец давно умер, муж погиб, и мне очень не хватало мужского участия в жизни.

Да, иногда он мог поругать кого-то, но это оттого, что не был равнодушным. Если бы ему было всё равно, он бы не стал нервы свои тратить. Это и на его здоровье отражалось, потому что всё близко к сердцу принимал. Его внешняя суровость меня не пугала, мне это даже нравилось. Этот был именно священник, которого будешь слушаться. И на самом деле он не был таким строгим. Я приглашала его домой, он освящал нашу квартиру, потом мы сидели за столом, и батюшка шутил, говорил, что не выспался, так как смотрел футбол и болел за «Зенит». Он был очень прост в общении, всегда находил слова, чтобы поддержать. Отец Николай был большим молитвенником. Столько, сколько батюшка молился за нас, вряд ли кто-то будет молиться. Он был прежде всего любящим, это очень ощущалось.

— Когда моя дочь была совсем маленькой, я собиралась её крестить, — вспоминает Елена. — Но только наметим день — она заболевает, температура чуть ли не сорок. И я решила пойти в храм и договориться, чтобы её крестили на дому. Ближайшим от дома был Серафимовский храм. Тогда я и встретила отца Николая. Он расспросил про меня, про мою семью, а потом и говорит, что лучше крестить ребенка в храме, а не на дому, и не надо бояться. Крестил Юлю отец Василий. Мы стали регулярно ходить в храм, сдружились с батюшкой Николаем. Он в гости к нам приходил, очень любил мою дочь. Часто служил молебны у нас дома. Однажды батюшка мне очень помог. Один прихожанин, который жил за городом, как-то подходит ко мне: «Меня отец Василий благословил в городе пожить, можно, я на одну ночь у вас остановлюсь вместе с дочерью?» Я подумала: ну ладно, пускай переночует, тем более — ребенок маленький. Но он остался на одну ночь… потом еще на одну… потом еще. Вроде и выгнать жалко, но он нас очень стеснял. Рассказала отцу Николаю, а он говорит: «Ты знаешь, я как раз к тебе в гости собирался». Пришел, поговорил с этим молодым человеком — о чем, не знаю, — смотрю, стал наш жилец быстро собираться. Уехал даже раньше, чем батюшка из гостей ушел. Отец Николай пожурил меня, что я постороннего человека в дом пустила: «Тебя лично отец Василий просил об этом? Нет? Ну, так и не надо было!»

Вспоминаю еще такой случай. Я вышиваю бисером, и однажды батюшка Николай попросил вышить для него образ Казанской Божией Матери. В процессе работы у меня вдруг закончился бисер. Бегу в магазин, а там то, что мне нужно, на исходе. Выгребли остатки, и ровно-ровно хватило, чтобы закончить икону. Накануне летней Казанской, когда я собиралась икону отдать, мама вдруг заболевает: температура, лекарства не помогают. Я помолилась батюшке Иоанну Кронштадтскому — у нас была маленькая иконка, которую подарил отец Николай, и она часто мироточила. Смотрю — иконка снова мироточит. Собрала масло, помазала маму, ей вроде стало легче. Икону я доделать успела, утром просыпаюсь, а мне так плохо, что встать не могу. С трудом добралась до храма, думаю, сейчас отдам батюшке икону и попрошу благословения уйти домой. Отец Николай вышел, забрал икону, и я вдруг ощутила, что у меня всё прошло! Кстати, хотя вне храма мы дружили, в храме он нас никак не выделял. Не думали, что он так рано уйдет, очень его не хватает…

— Отца Николая я помню лет с четырех, — рассказывает Юлия, дочь Елены. — Как священник он был строгим, одним из самых строгих, кого я знала. А как человек — очень добрым, и тоже одним из самых добрых, кого я знала. Он был очень отзывчивым, всегда принимал участие во всех событиях жизни, помогал и советом, и делом. К нему можно было прийти с абсолютно любым вопросом. Он подсказывал, как поступить, и с человеческой точки зрения, и как священник: например, какую духовную литературу читать в тех или иных обстоятельствах.

Он любил, когда исполняются его благословения, но давал благословение на что-то только после молитвы. Иногда, бывало, говорил, что даст ответ на следующий день. И ситуация, если поступали в соответствии с его советами, всегда улучшалась.

Когда я была беременна вторым ребенком, прогнозы у врачей были не очень хорошие. Отец Николай говорил, в какие дни обязательно надо причаститься. И моя дочь родилась здоровой. Так что я могу сказать, что её появлением на свет я обязана молитве отца Николая, его совету и участию.

Отец Николай всегда говорил, что я ему как дочь, и мое отношение к нему — это результат его отношения ко мне. Он был, наверное, ближе мне, чем все родные: ближе мамы, мужа, друзей. Правда, мы и ссорились: характеры у нас похожи очень, и если происходили столкновения, то сильные, — но всегда мирились. Я жить без него не могла совсем, даже в ссоре, главное мне было знать, что он есть и я могу прийти в любой момент, и он примет. С его смертью как черный занавес задернули перед глазами. Настолько больно, что, кажется, лучше бы я сама умерла, ощущение, что краски из жизни ушли. Прошло сорок дней, а ничуть не легче. Каждый день плачу. А книжки, которые отец Николай мне дарил, сейчас читают мои дети.

— Отца Николая я знаю с подросткового возраста, мы познакомились в гостях у Юлии, — говорит Инна. — Он казался человеком серьезным, обстоятельным: охотно всё объяснял, отвечал на вопросы, делился опытом, с ним интересно было разговаривать. Когда стала старше, начала ходить к нему по личным вопросам и на Исповедь. После Исповеди было ощущение какой-то полноты Таинства, чувствовалась благодать, в душе наступал мир. Отец Николай обращался не к «человеку вообще», а именно к тому человеку, который находился перед ним, был очень внимательным. При этом с ним можно было легко, весело поговорить. По его советам очень многое устраивалось, иногда — спустя длительное время.