Никто не знает, как правильно

ЧЕТЫРЕ РАЗА В ГОД ИЛИ КАЖДОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ?

— Отец Александр, в древности, как мы знаем, никакой подготовки к Причастию не было: христиане собирались на вечерю, преломляли хлеб и «сие творили в воспоминание» Христа. А сейчас, как написано в брошюрах,необходимо три дня поститься, читать три канона…

— Не в брошюрах, а в синодальном постановлении «Об участии верных в Евхаристии», принятом два года назад. Там написано, что существует благочестивая традиция перед Причастием поститься и подготавливать свою душу чтением определенных молитв, которые составляют последование ко Святому Причащению в тех или иных размерах и вариантах. И согласовывать эти варианты желательно с духовником или просто со священником того храма, где вы собираетесь причащаться. От себя добавлю, что желательно с другими священниками потом не пересекаться, чтобы не было стресса. Потому что когда один священник говорит: «можно так», а другой — «да ты что такое творишь?!», люди очень чувствительно относятся к подобным встряскам. Как известно, взаимодействие с разными священниками — сложная тема в нашей Церкви. Но без этого, к сожалению, пока никак.

— Такая серьезная подготовка, думается, имела смысл сто с лишним лет назад, когда, как мы читаем у классиков, причащались четыре раза в год, в посты, и долго готовились, говели неделю. А сейчас, начиная с практики праведного Иоанна Кронштадтского, беря во внимание опыт митрополита Антония Сурожского или протопресвитера Александра Шмемана, многие христиане причащаются гораздо чаще.

— Да, есть такая «мода», достаточно распространенная сегодня. Но тогда, соответственно, в том же Синодальном постановлении написано: если человек причащается каждое воскресенье, он постится только в общеустановленные среду и пятницу. И по желанию может установить дополнительный пост — например, в субботу не вкушать мясную пищу. Про молитвенное правило там нет дополнительных указаний, но на практике люди, которые часто причащаются, читают обычно только последование ко Святому Причащению. А некоторые духовники благословляют и еще меньшее правило.

— Вы сказали: «мода». Насколько это слово применимо к различным церковным практикам?

— Ну, может быть, не мода, а такая современная традиция. Сейчас приверженцы частого причащения обычно ссылаются на Иоанна Кронштадтского — а я специаль­но для этих целей держу в уме цитату, где он пишет, что его духовные чада, многим из которых он благословляет причащаться чуть ли не ежедневно, — к сожалению, не становятся лучше. Возможно, он думал, что они станут терпимее, добрее, милосерднее, — а этого не происходит. И он в дневниках задает себе вопрос: может быть, не надо им так часто причащаться? Мне кажется, этот критерий для современного человека не менее актуален. То есть все те, кто часто причащается, — они что, все невероятно добрые, милосердные, никого не осуждают? Давайте спросим у их близких.

— Знаете, если я нахожусь в храме, всё равно постилась в среду и пятницу или в пост, всё равно не ела с полуночи, то просто не вижу в себе причины не причаститься. Несложно ведь вычитать одно последование!

— А для кого-то прочитать правило — действительно проблема, потому что это тяжело и долго. Кроме того, человек к Причастию должен подготовиться не только постом и молитвой, но и неким внутренним сосредоточением. А общечеловеческое мнение таково: то, что очень важно, часто не бывает. И, например, невероятно авторитетный для многих Алексей Ильич Осипов говорит, что причащается четыре раза в год в посты. Упрекнуть его, что он плохой христианин, очень сложно. Поэтому я и говорю: считаю, что это такая традиция, которая главенствует в наше время. Может, она со временем станет другой. Сейчас есть сторонники и частого причащения, и редкого, и споров вокруг этого много.

— Так кто же прав в этих спорах?

— Тот, кто хороший и никого не обижает. Думаю, что определенная вариативность присутствует и этот вопрос вполне обсуждаемый. Другое дело, что бывают такие храмы, где священник выходит на проповедь и говорит: «А что это у нас не весь храм причащается? Что за безобразие, давайте, чтобы такого больше не было». И есть, наоборот, — где все настолько благоговейно относятся к Причастию, что в результате у Чаши никого нет.

Справка

Протоиерей Александр Тиманков родился в 1977 году. Окончил ЛМУ № 8, работал в реанимации. Окончил СПбДС. С 2005 года — священник собора Святого Апостола Андрея первозванного на Васильевском острове. Преподаватель воскресной школы. Постоянный участник программы «Пастырский час» на радио «Град Петров».

КАК ЛИТУРГИЯ ПЕРЕСТАЛА БЫТЬ «ОБЩИМ ДЕЛОМ»

— Но всё же, причащаясь, человек по-другому воспринимает Литургию — как общее дело, а не как спектакль, хоть даже и сакральный.

— Вы считаете, это плохо? Литургия — давным-давно не «общее дело».

— Разве это нормально?

— Дело в том, что так есть. Был очень хороший доклад митрополита Илариона (Алфеева), где он исторически рассмотрел причину, почему люди перестали причащаться. Именно потому, что Литургия перестала быть общим делом. Вот 30 человек древних христиан собрались для совершения Литургии, вполне естественно, что они на ней причащаются. Другой Литургии для них нет. Но если назавтра какой-нибудь градоправитель делает себе домашнюю церковь, где для него специально служится отдельно Литургия, то этот же древний христианин, проходя мимо, думает: «О, там служится Литургия, меня на ней нет, я на ней не причащаюсь, и со мной ничего не случилось. Значит, так можно? И в этом ничего страшного нет?» Из этого постепенно и растет убеждение, что где-то может совершаться Литургия, отдельно от меня, без моего участия. А развитие церковной жизни ведет именно к тому, что Литургия и отдельный человек абсолютно никак не взаимосвязаны. И сегодня это уже никакой не нонсенс, что христиане Литургию не создают, её создает церковная структура для прихожан.

— То есть вы считаете, что мы так далеко ушли от древнехристианской традиции, что её уже нет смысла искусственно восстанавливать?

— Да. Причем огромное количество святых совершенно спокойно воспринимали ту литургическую жизнь, которая была при них. Основной упор делая на своем духовном совершенствовании. Никогда Серафим Саровский не говорил: «Ох, катастрофа, люди не причащаются — как же жить-то теперь?!». Иоанн Златоуст — хотя при нем люди причащались раз в году на Пасху — и то очень сдержанно пишет, дескать, кого мы похвалим, кто часто или кто редко причащается? — Того, кто приступит с сокрушенным сердцем и с пониманием. Но тот же Иоанн Златоуст посвящает огромные проповеди тому, что надо быть хорошим и не грешить, тому, как взаимодействовать с людьми, как молиться, как учиться быть христианином. А в том, что люди редко причащаются, святые не видели проблем.

— В чем тогда мистическая суть Причастия?

— Считается, что в Причастии человек соединяется с Богом. Но при этом есть мнение, что когда человек обращается к Богу, он тоже с Ним соединяется. И когда священник с амвона возглашает: «И причастие Святого Духа будет со всеми вами» — считается, что тоже причастился. Критерий всё тот же: стали лучше, добрее стали? Значит, произошло соединение с Богом. Не стали? Значит, и Причастие не поможет.

— Если всё подвергать столь скептическому анализу, то получается, что мы возвращаемся к вопросу, на который вроде бы дали ответ пару десятилетий назад: зачем ходить в Церковь, когда Бог у меня в душе?

— Сейчас этот вопрос стремятся постичь большое количество именно глубоко воцерковленных православных людей, которые спрашивают: а насколько важно посещение храма? Именно вот такое частое, усердное, постоянное? Может быть, Богу можно служить в каких-то других проявлениях — в домашней молитве, в любви к семье, в милосердии к нуждающимся? И вообще, если я верю в Бога, то, может быть, я сам определю, какое место в моей жизни будет занимать Церковь? Это, конечно, я дерзко говорю, но когда мы видим то, что происходит сегодня в церковной жизни: люди молятся, постятся, причащаются, а не становятся лучше, почему-то хочется с этим согласиться.

БАТЮШКА, ПОДСКАЖИТЕ, КАК ПРАВИЛЬНО…

— Хорошо, вот вы говорите, что один священник в храме так может сказать, другой так… А как правильно-то?

— Знаете, я терпеть не могу вопроса «Как правильно?». Когда на радио «Град Петров» мне звонят и говорят: «Вот в этом храме так, а в этом так, как правильно?», я радостно отвечаю: «О, вопрос из моей любимой сферы. Отвечаю: никак не правильно. В этом храме так, а в другом так. Куда нравится, туда и ходите». Сейчас люди действительно стали очень мобильны и наблюдательны, они то в один храм пойдут, то в другой, и всё подмечают. Иногда просто удивительные вещи от слушателей узнаешь.

— Например?

— Допустим, настоятель любит всё греческое. И он пару возгласов на греческом языке скажет, ектению на греческом, что-то еще. Людям непонятно. А в другом храме будут казаки стоять с нагайками, и весь ход приходской жизни, включая проповедь, будет в тональности «а давайте кого-нибудь победим». В одном храме человеку скажут: «А чего ты не причащаешься, все причащаются, давай-ка!». А в другом скажут: «Что ты сюда пришел, в этот храм ходят только свои». Я специально утрирую, конечно, но и на самом деле в храмах сейчас много небольших различий.

— Да, я тоже замечаю: в одном приходе поклоны в начале Евхаристического канона делают, в другом — когда и священники в алтаре. Ну и так далее. Как правильно, всё-таки?

— Опять же — никак. Правильно быть хорошим. На самом деле это зависит от того, что вы сами ищете. Есть люди, которым нужны тоталитарные режимы, и они ищут такой храм, где бы всё делалось одинаково. И когда они в такой приход вливаются, они чувствуют: «прекрасно, я как все», и им хорошо. А другому человеку хуже нет, чем делать как все. Пусть же будет и так, и так. Может, и правда, такой плюрализм в храмах для нашего времени — как раз то, что нужно? Потихонечку мы пробуем разное. Как апостол Павел говорит: «Испытывайте всё, хорошего держитесь».

— Если в одном храме не понравилось, в другой перешел — это тоже нормально?

— Я не вижу ничего плохого, когда люди ищут то, что им больше по душе. Но можно и глубже копнуть, в себе попробовать разобраться: чего я хочу, чего от меня хочет Господь? Может, Он хочет, чтобы я, наоборот, себя смирил, преодолел трудности и в этом храме достиг того, чтобы мне здесь стало комфортно. Но, может, Господь желает, чтобы я нашел что-то другое. Тут точно так же, как и в остальной жизни. Вот нас кто-то притесняет, и мы думаем: показать человеку, что нам неприятно, или не показать? До какой степени терпеть? Может быть, стоит подождать, и тогда для нас откроется нечто невероятное, мы получим какую-то великую духовную пользу? А может, наоборот, стоит сказать человеку, чтобы он не обижал, а он ответит: «Ой, и правда, я ведь не замечал этого, спасибо, брат». Нет тут ответа, «как правильно». Для каждой ситуации — свой правильный ответ.

КТО ЖЕ ЗНАЕТ, ЧТО ТАКОЕ ИСПОВЕДЬ

— Еще один дискуссионный вопрос: почему у нас Исповедь обязательна перед Причастием, а в других Поместных Церквах — нет?

— Сказал бы кто еще, что такое Исповедь. Исповедь — это поздно сформировавшееся таинство. Откуда она взялась, как она формировалась — всё очень туманно. Но опять же, многие святые об этом совершенно не беспокоились, не писали друг другу: ой, нам срочно надо определить, как же у нас Исповедь будет происходить. Вот есть она — и всё, а чем её каждый наполнит — это дело каждого. И снова в каждом храме мы увидим свою традицию. Где-то считается, что общая Исповедь вполне допустима — и я в такой храм мирянином много лет ходил. Я там со священником за семь лет поговорил два или три раза. А так — голову подклонил — и пошел причащаться. Это считается Исповедью или нет? Вопрос дискуссионный. Как и дискуссионный вопрос — считается ли Исповедью, когда ты перечисляешь каждую неделю свои «привычные» грехи «на автомате».

— Мне кажется, скорее второе профанация.

— А с другой стороны, когда священники утверждают, что Исповедь должна быть такая же, как в первый раз, — боюсь, что для психики многих людей это будет тяжкое испытание. Такое искусственное накручивание, посыпание головы пеплом из-за того, что с соседом поругался. В общем, Господь нам дал очень интересное время: святых нет, опытных духовников нет, авторитетов нет. Крутитесь, как хотите. Ищите что-то новое.

— В числе «нового» сегодня можно назвать христианскую психологию, не находите?

— Да, батюшки сейчас поголовно получают психологическое образование. Я тоже читаю много по психологии — и это ужасно интересно. Оказалось, что весь XX век параллельно с Церковью действует огромная научная структура, которую тоже интересует внутренний мир человека! И которая активно занимается и борьбой с зависимостями, сохранением семьи, в общем, тем, чем традиционно должна заниматься Церковь. У меня был интересный опыт — пришла молодая девушка и говорит: «Мне надо исповедоваться», таким тоном, будто ей врач прописал. Я сначала насторожился — а что такое? Оказалось, что она ВДА — «взрослые дети алкоголиков», и занимается по программе «12 шагов». А там один из шагов — обретение Бога. И вот она исповедуется — и я понимаю, что у нас, внутри Церкви, никто так хорошо не исповедуется, как она. Притом что она пришла из «параллельной вселенной», она и в храм-то никогда не ходила. Но психологи дали ей настолько глубокое понимание себя, своего греха, своего недостоинства перед Богом… Это была очень глубокая Исповедь.

— По поводу Исповеди детей в том же документе дается некоторая степень свободы. «Возраст совершения первой Исповеди, а также частота совершения Исповеди для ребенка в возрасте от ­­7 до 10 лет при ежевоскресном причащении должны определяться совместно духовником и родителями, с учетом индивидуальных особенностей». Но сталкиваешься с тем, что считается: раз 7 лет, то «надо» на Исповедь, и все тут.

— Есть много священников, и я с ними вместе, которые считают, что детям не надо часто исповедоваться. Как один батюшка сказал: да, первый раз ребенку надо исповедоваться в семь лет. Второй раз — в восемь лет. Но снова отмечу: в каждом храме по-своему. И я бы очень предостерег родителей: не нужно доверять своих детей незнакомому священнику. Вы же, перед тем как в школу устроить, будете узнавать, какой учитель, какие о нем отзывы? Сколько было случаев, когда ребенка — особенно подростка — толкают к первому попавшемуся батюшке, а он выходит потом весь красный и в слезах, со словами: «Всё, я больше в церковь никогда не приду».

ХРАМ ЭТО ДОМ КУЛЬТУРЫ ИЛИ НЕТ?

— С детьми на Литургии особенно много вопросов. Например, часто вижу, что после Причастия мамы вышли с детьми на улицу, там ребята носятся, играют, а через какое-то время им с крыльца: «Вася, Коля, идите крест целовать!» Зачем заходить снова в храм целовать крест, если к нему, по обычаю, прикладываются в знак окончания службы?

— Ну да, смысла большого в этом нет. Другой вопрос, а зачем они выходят?

— Тесно, храм маленький, или просто дети устали, шумят, другим мешают.

— Знаете, когда открылся первый магазин «Икеа», мы туда приехали с семьей, и я чуть не заплакал. Вот как можно настолько людей любить, что сделать всё для семей с маленькими детьми? Что в душе было у Ингвара Кампрада, что он создал такой удобный для малышей магазин?

Что мешает что-то похожее сделать в храме? Почему нельзя, чтобы там было удобно родителям с детьми, как самой беспокойной категории населения? Чуть-чуть постараться, что-то утеснить — сделать, например, детскую комнату в притворе, поставить толстые стеклопакеты в несколько слоев. И пусть они там возятся! А мамы через стекло за ними наблюдают.

Вот, сетуют: сейчас мода делать из храмов дома культуры. И кружки там всякие, и чаепития. А храм в первую очередь должен быть для богослужений. А я вот категорически за дом культуры. Ведь храм чаще всего служит храмом, строго говоря, всего три часа в неделю. Всё остальное время он стоит практически пустой — вся эта площадь служит пяти зашедшим людям. А можно было бы постараться сделать так, чтобы человеку было комфортно провести на приходе в воскресенье большую часть дня. Чтобы он пришел на службу, после службы мог поесть, потом заняться чем-то с единомышленниками. То есть такой досуговый центр, где и поют, и плетут, и обучаются. А не музей!

— Кстати, о пении. Как вы относитесь к общенародному пению в храме?

— Знаете, моя жена регент, при ней лучше об этом не заговаривать. Но на самом деле здесь тоже возможны вариа­ции. Как у митрополита Антония было в Лондоне: одно воскресенье служили на английском, другое на славянском. Почему так нельзя? Одно воскресенье поет профессиональный хор, другое — общенародный. Или раз в месяц общенародное пение. С одной стороны, конечно, качество народного пения низкое, с другой — это прекрасный повод мотивировать людей на музыкальную подготовку. Ведь можно сделать не общенародное пение, а частично народное пение. «Так, дорогие, вот у нас есть любительский хор — кто хочет петь на службах, надо заниматься». Очень яркий пример в Москве — знаменитый любительский хор МФТИ. Там и банкиры поют, и домохозяйки, и журналисты. Но есть жесточайшее правило: две репетиции в неделю. Пропустил сколько-то в течение месяца — до свидания. Почему так нельзя сделать? Хочешь петь на службе — учись.

— Получается, всё так сложно… Чтобы просто восславить Бога в своей вере, в своей Церкви, я должна выучиться петь, выучить церковнославянский, изучить литургику…

— Нет, не должны. Когда вы в Эрмитаж входите, вы же не должны быть кандидатом искусствоведения. Приходишь, смотришь, впитываешь… Дети же ходят! Они же не должны сначала прочитать, чем искусство Ренессанса отличается от искусства фламандцев. Им говорят: «Дети, смотрите, как дяденька умеет красиво рисовать! Здорово! Как живой!» И дети смотрят — видят красивое, и радуются. Так и мы — если всего этого не изучили, будем радоваться и принимать с благодарностью то, что у нас есть.вЃ