Миссионерство или дикость?

Интервью 2008 года с протоиереем Александром Будниковым, настоятелем храма св. Пророка Илии на Пороховых. Долгое время отец Александр был председателем миссионерского отдела Санкт-Петербургской митрополии.
Раздел: Интервью
Миссионерство или дикость?
Журнал: № 12 (декабрь) 2008Автор: Анастасия Коскелло Опубликовано: 21 марта 2013
Интервью 2008 года с протоиереем Александром Будниковым, настоятелем храма св. Пророка Илии на Пороховых. Долгое время отец Александр был председателем миссионерского отдела Санкт-Петербургской митрополии. 

Отец Александр, кто Вас самого привёл в храм? Вы из верующей семьи?
– Какое там! Я из самой что ни на есть «атеистической» семьи… С родственниками у меня была самая настоящая «идеологическая борьба». Когда мне было восемнадцать лет, и они узнали, что я был на службе в Александро-Невской Лавре, это вызвало такую бурю возмущения – мол, «Саша, Саша, куда ты попал!» Все пытались меня «прорабатывать», стыдили, напоминали про Гагарина, который «в космос летал и Бога не видел»… Тогда ведь дейст­вительно молодой человек в храме представлялся каким‑то нонсенсом – в ленинградских церквях семидесятых годов были, как говорится, одни платочки…

– А откуда Вы вообще впервые узнали о Церкви – не можете вспомнить?
– Как это ни парадоксально, но, наверное, из Музея религии и атеизма, который находился тогда в Казанском соборе, и из всяких антирелигиозных брошюр. Тогда другой литературы о Церкви не было в свободном доступе.

– А что повлияло на Ваш жизненный выбор, почему Вы всё это восприняли крити­чески и всё‑таки повернулись к вере?
– Это было под влиянием чтения, в первую очередь, под влиянием книг Фёдора Достоевского. Читая его, я переосмыслил всю свою жизнь. А потом мне повезло. Я работал после школы на почте, а под зону обслуживания нашего отделения подпадала тогда Духовная академия. И вот я там познакомился с умными ребятами и благодаря им попал в церковную среду. И мои приятели так меня «перенастроили», что я уже в девятнадцать лет поступил в семинарию.
Полагаться нужно на огонь души

– Ваш рассказ показывает, какую огромную миссионерскую, если можно так выразиться, роль играла в советское время классическая русская литература. Но ведь сейчас люди гораздо меньше читают. Может, сегодня Церкви стоит больше внимания уделять другим носителям информации – более современным?
– Я считаю, что литературу, книги ещё не стоит сбрасывать со счетов. Конечно, мы живём в XXI веке и нужно осваивать новые электронные технологии, – но ведь за ними не угонишься, они сменяют одна другую очень быстро… Думаю, это миф, что какой‑то один вид СМИ нас спасёт. ­Нельзя полагаться на технологии.

– А на что тогда стоит полагаться?
– Нужно полагаться на «огонь души». Ведь у ранних христиан не было никаких электронных средств связи, не было подчас ни денег, ничего, – но они готовы были за Христа пойти на смерть, готовы были к тому, что их бросят на съедение львам. Сегодня тоже есть такие христиане, но их очень мало. В основном люди у нас какие‑то «теплохладные», вот что тревожит больше всего.
Внутренняя миссия

– Какая часть нашего общества, на Ваш взгляд, сейчас особенно нуждается в миссии Церкви? Кому в России больше всего не достает христианского просвещения?
– Я считаю, что сегодня очень важна так называемая «внутренняя» миссия. Ведь только пять-шесть процентов людей в нашей стране являются постоянными прихожанами храмов, участвуют в богослужениях, – а остальные‑то, даже считающие себя православными, заходят в храм только свечку поставить! И то не знают, как. Разве эти люди не нуждаются в проповеди? Ведь они христиане только по имени, а по мировоззрению, по образу жизни очень далеки от Церкви.

– По Вашим наблюдениям, где таких «номинальных» православных больше – среди молодёжи или среди людей старшего поколения?
– А это совершенно не зависит от возраста. Сейчас и молодёжь, и старики есть самые разные.

– А как Вы считаете, нужны какие‑то специфические формы миссии для молодёжи? Не стоит ли развивать какие‑то современные формы проповеди?
– Думаю, конечно, нужно это делать, но заниматься этим надо очень осторожно, не впадая в крайности. Потому что подчас, если священник одевается, как рокер, и гоняет на мотоцикле, то это выглядит слишком уж экстравагантно. Одних это привлечёт в Церковь, но, скорее всего, ещё большее количество это как минимум введёт в соблазн или смущение. Другое дело, если молодой батюшка просто поедет с группой ребят куда‑нибудь за город или на море, и будет там участвовать в каких‑то даже спортивных или развлекательных программах, – это вполне нормально. Вообще, говоря о воцерковлении молодёжи, я бы отметил положительную роль воскресных школ. Она уже заметна: те ребята, что пошли в воскресные школы в начале 90‑х, сегодня уже в основном женились, родили детей и целыми семьями посещают храмы. А многие из выпускников воскресных школ уже стали священниками.
Труды и дни

– Чем занимается сегодня Миссионерский отдел Епархии?
– У нас есть кабинет в Епархиальном управлении, недавно мы там сделали ремонт, поставили технику, открыли библиотеку. Туда приходят люди за консультацией – чаще те, кто попали под воздействие какой‑то секты, или их родственники. Мы оказываем им посильную помощь, даём советы, рекомендации. Мы ведём свою базу данных о различных религиозных учениях, которой желающие могут воспользоваться. Ещё у нас в плане – организовать контроль за содержанием литературы, продаваемой в церковных лавках Епархии, – чтобы там не было суеверий и искажения православного вероучения. Мы уже начали это делать, но пока дело продвигается очень непросто.

– У Вас есть помощники?
– Первоначально я был совсем один. Теперь кроме меня в отделе уже два постоянных сотрудника – протоиерей Георгий Иоффе и Валерия Александровна Рачкова. Остальные помогают нам на добровольных началах.

– Вы делаете что‑то для решения кадрового вопроса, как‑то готовите людей к миссионерской деятельности?
– Да, несколько лет назад мы открыли в Епархии Миссионерские курсы, там пока немного выпускников – человек двадцать, они помогают нам как добровольцы. Если будут финансовые возможности, – мы увеличим число постоянных сотрудников.

– Как люди могут попасть на эти курсы, и чем они смогут заниматься по их окончании?
– Приём мы осуществляем по результатам тестирования – без этого никак, потому что нам нужны нормальные, психически здоровые и хотя бы относительно молодые люди. Они слушают лекции, участвуют в семинарах. Потом мы привлекаем их к разным формам служения, например, они могут читать просветительские лекции или быть консультантами при храмах, или организовывать какие‑то миссионерские поездки.

– Что является главной сложностью в развитии Вашей работы?
– Сложности эти – финансовые. Потому что, чтобы люди работали постоянно и профессионально, им надо платить какую‑то зарплату. Чтобы организовать курсы, нужно оплачивать труд лекторов. Печать любых изданий тоже стоит денег. А спонсоров, к сожалению, у нас крайне мало.

– Вопрос, может быть, не очень приятный, но актуальный: с чем это связано? Ведь сейчас повсюду говорят, что в стране много денег…
– Сложно сказать. Почему‑то сегодня очень неохотно предприниматели жертвуют на просвещение. Почему люди предпочитают вкладывать свои средства в «камни», а не в живую проповедь? Они очень активно жертвуют на строительство церковных зданий, – но не на литературу, издательства, воскресные школы, миссионерские курсы. Может потому, что у людей такое материалистическое сознание, им нужно видеть конкретный результат: вот, мол, стоит храм, на него можно пальцем показать. А с образованием, с миссионерством так не получается. Думаю, что это наследие советской эпохи, и ещё не одно десятилетие мы будем это преодолевать.
Герои нашего времени

– Кто в Ваших глазах является самым выдающимся миссионером в современной Русской Православной Церкви?
– Для меня это митрополит Кирилл (Гундяев). Я считаю, что его «Слово пастыря» на телевидении – это очень важное дело для нашей Церкви сегодня. Пусть всего пятнадцать минут, но его может увидеть огромное количество людей, и он очень живо отвечает на самые сложные подчас вопросы.

– А как Вы смотрите на деятельность отца Андрея Кураева?
– Тут у меня двоякое впечатление. Он очень умный, образованный человек. Но у меня вызывает сомнение форма его деятельности – всё‑таки священник в традиционном понимании должен быть связан с конкретным приходом, а не разъез­жать повсюду как «вольная птица». Всё‑таки священнослужитель в первую очередь должен совершать служение в храме у престола,
а остальная деятельность – она дополнительная.

– В плане книг – кого из православных писателей-миссионеров Вы могли бы выделить?
– Конечно, отца Александра Меня. Из современных миссионеров лучше книг пока никто не написал. Он тысячи людей привёл к вере, включая Александра Исаевича Солженицына. Можно критиковать его мысли и с чем‑то не соглашаться, но надо помнить, в каких условиях писались эти книги. Тогда не было той свободы, тех условий, что есть сейчас, тогда все священники ходили под «колпаком» КГБ, и миссия была запрещена, – поэтому по тем временам отец Александр проявлял невероятную смелость. Какие‑то фанатики и антисемиты возводят на него нелепые обвинения, даже еретиком его называют, – но всё это беспочвенно. Это был настоящий подвижник веры, и смерть его это подтверждает – он погиб по пути на Литургию. Я думаю, что он был мучеником за веру и отдал жизнь за свою проповедь.
Современным языком

– Как Вы считаете, в какой степени проповедь Церкви может быть современной?
– Проповедь может быть современной в том смысле, что жизнь идёт вперед. Церковь – это не какой‑то мёртвый, «законсервированный» институт, она – живой организм. Поэтому мы должны говорить с современными людьми современным языком. Иначе мы превратимся просто в музейный экспонат, – как того и хотела когда‑то коммунистическая партия…

– Сейчас в Русской Православной Церкви довольно широко обсуждается возможность чтения Евангелия на русском языке за Литургией, произнесения каких‑то дополнительных поясняющих фраз в ходе богослужения, с тем, чтобы уже сама служба была «миссионерской». На ваш взгляд, будет ли это способ­ствовать миссии, допустимо ли это? Или это всё – «обновленчество»?
– Ну, эта идея совсем не новая, это было в наших храмах и до революции, об этом много говорилось на Поместном Соборе 1917–18 годов, и в советское время это практиковалось, и в парижских храмах я это видел. Я и сам это иногда делаю, если вижу необходимость. Концепция миссионерской деятельности Русской Православной Церкви допускает это, а обновленчество тут ни при чём. Обновленчество осуждается Церковью как раскол, как позорный сговор с властью. А среди миссионерских идей, которые обновленцы проповедовали, они почти ничего не придумали сами, это всё было и до них.

– В таком случае, как Вы считаете, не стоит ли сегодня внедрить такие «миссионерские богослужения» повсеместно в наших храмах?
– Думаю, нужно везде и всюду учитывать местные условия. Русские слова можно и нужно использовать там, где этого требуют условия, где это нужно приходу, а там, где приход хорошо понимает богослужение и так, или люди просто очень пожилые и консервативно настроенные – это ни к чему.

Миссионерство или дикость?
– Насколько остро, с Вашей точки зрения, в России сегодня стоит проблема сект?
– Проблема сект у нас существует, но сегодня она потеряла свою остроту. Экспансия новых религиозных движений, которая началась в девяностых, сейчас уже заметно ослабла. В целом, я бы сказал, что на сегодняшний день секты у нас в стране потерпели полное фиаско.

– С чем это связано?
– Дело в том, что у нас действительно был определенный духовный вакуум в начале девяностых. Люди, казалось, были оторваны от всякой религиозной традиции. И сектанты думали, что они пришли на «целину», где они быстро пожнут богатые плоды. Однако время показало, что основная масса наших людей имеет хороший духовный иммунитет.

– В чём он выражается?
– Это, по‑видимому, какой‑то фундамент, заложенный нашими предками. Потому что большинство наших людей, не имея каких‑то определённых знаний о религии, подсознательно отвергли все эти секты. И тех, кто в секты попал, – всё‑таки очень незначительный процент.

– Говоря конкретно, какие организации сегодня в Санкт-Петербурге могут быть признаны наиболее опасными и наиболее активными сектами?
– Это Свидетели Иеговы и Церковь сайентологии. Ещё есть Богородичный центр, – но это уже мелкая секта.

– А в чём, с Вашей точки зрения, смысл выражения «традиционные конфессии»?
– В нашей стране так называемые традиционные конфессии – это православие, католичество, буддизм, иудаизм и ислам. Это религии, которые традиционно исповедует население нашей страны. Мы не занимаемся миссионерством в отношении друг друга, это у нас называется «прозелитизмом» и считается неэтичным, так как нарушает принцип «свободы совести».

– Но между этими религиями так много различий… Что же их объединяет?
– Да, у нас разные богословские взгляды, разные точки зрения на личность Христа, но у всех у нас есть точка соприкосновения: мы признаем одного Небесного Отца.

– Тогда в этот список можно добавить и традиционных русских протестантов?
– В принципе, да, например, наших русских баптистов. В строгом смысле слова они, конечно, являются сектантами по отношению к Православию, но всё же наименование «секта» для них слишком жёсткое. Они не склонны к экстремизму, к навязыванию своих взглядов. Это нормальные люди, с ними можно вести конструктивный диалог и даже в чём‑то сотрудничать. И вообще, лучше уж быть протестантом, чем атеистом.

– Каким образом, с Вашей точки зрения, можно вести миссию среди сектантов? Могут ли, например, пикеты, митинги быть формой миссионерства?
– Думаю, что лучшей формой нашего миссионерства должна быть наша жизнь. А всякое агрессивное навязывание нашей позиции будет вызывать только отторжение и неприятие.Например, несколько лет назад группа наших православных, не спросив благословения митрополита, устроила пикет рядом со стадионом, где иеговисты проводили свой конгресс. Как это выглядело: какие‑то злые люди со всклокоченными бородами, с плакатами, выкрикивающие проклятия, их искажённые злобой лица… Какое же это миссионерство?! Это дикость какая‑то… Особенно это заметно было по контрасту с иеговистами, которые шли на своё собрание – чистые, опрятные люди, все спокойные… Спрашивается, что должны были подумать прохожие?

– Что бы Вы могли посоветовать верующим молодым людям, у которых есть неверующие друзья? Нужно ли стараться донести до них свою позицию, познакомить их с Евангелием, или нужно надеяться, что «Господь сам всё ­управит»?
– Думаю, что тут нужна какая‑то золотая середина. Если мы слишком будем навязывать свою веру – это вызовет только отторжение. Но и отказываться от активной позиции тоже нельзя. Я бы так сказал: нужно смотреть по обстоятель­ствам. Бог помогает нам, когда мы и сами делаем что‑то.

Поделиться

Другие статьи из рубрики "Интервью"