Где нет слепых и дураков

«Чайка» над заливом
Здание деревянной церкви-школы на Лоцманской улице (до революции здесь компактно проживала единственная в своем роде профессиональная каста — цех кронштадтских лоцманов; ей и принадлежала церковь) не сразу увидишь за деревьями и заборами. За воротами — аккуратный сад, который можно было бы принять за английский, если бы не православный крест у тропинки. Благородное старое дерево перед домом, длинные коридоры, старинные лестницы, большие гулкие пространства внутри. Сейчас в доме никого нет: воспитанники и волонтеры в лектории, там, под звук блокадного метронома, идет представление. Артисты детско-юношеского хора «Благовест» привезли в лагерь постановку «Одна ночь» по Евгению Шварцу.
Руководитель и духовник лагеря протоиерей Александр Михеев занят почти постоянно — решаются текущие вопросы, приезжают люди, приходят поговорить воспитанники, которым отец Александр всегда уделяет внимание, но своим чередом идет и богослужебная жизнь. Во время спектакля с ним было не побеседовать, зато я познакомился с девушками-волонтерами. Одна из них, Вероника, приезжает в «Чайку» уже восьмой год. С отцом Александром она познакомилась на епархиальных курсах религиозного образования и катехизации имени святого праведного Иоанна Кронштадтского, где отец Александр преподает Богослужебный устав.
Все волонтеры — молодые люди, так или иначе связанные с церковной жизнью. Есть среди них и семинаристы. Кто-то приезжает сюда уже несколько лет, а, например, для Евгения это первая смена в «Чайке». Евгений имеет опыт работы с детьми, но, несмотря на то, что нередко среди волонтеров бывают студенты профильных педагогических или психологических вузов, к волонтерам специальных требований не предъявляют. Бывает и так, что студенты коррекционных факультетов, проходят в «Чайке» своеобразную летнюю практику, знакомясь с той работой, которая им предстоит, а также осваивают ее духовную составляющую. Для этого волонтеры приезжают в Лебяжье за несколько дней до начала лагеря, чтобы в спокойной обстановке пройти подготовительные занятия, окунуться в эту атмосферу.
— Поначалу было тяжело, — рассказывает Вероника. — Во многом потому, что само здание вместе с храмом в начале прошлого десятилетия было в плачевном состоянии. Все «удобства» на улице, воду возили из колодца.
Сейчас в здании лагеря есть всё, что нужно, для комфортного пребывания воспитанников, воспитателей и волонтеров. Для иных жителей Лебяжьего и церковь, и пансионат для особенных детей — приметы параллельного мира, не имеющего отношения к повседневным заботам. Другие же едут в храм со всей области, некоторые добровольно работают в лагере три смены в лето. Кажется, приходят сюда те, кто хочет обрести свободу, которой нет в обыденном мире и о которой тяжело рассказать человеку, обыденный мир не покидающему. А поскольку для воспитанников интернатов вопрос ежедневной несвободы стоит острее, чем для большинства из нас, и свободу они ощущают более зримо.
— В госучреждении нельзя, при всем желании, создать ощущение семьи, — продолжает Вероника. — А здесь есть возможность пожить большой семьей, поговорить с теми, кто никак не связан с детдомом, завести новых друзей и взрастить любовь друг к другу. Не случайно группы, на которые делятся приезжающие ребята, так и называются — «семейки». Поскольку воспитатели чаще всего воцерковленные, жизнь рядом с ними помогает ребятам духовно возрастать и меняться поведенчески — в интернате говорят, что они меняются именно после «Чайки».
Из сотни ребят реабилитационного отделения интерната, порядка половины ездят в «Чайку» регулярно. Это требует терпения и умелого планирования: на каждую смену может попасть не более двенадцати человек, шесть молодых людей и шесть девушек. Есть три летних смены, есть Рождественская, бывают и краткосрочные — весной и осенью. «Костяк» лагеря, ребята-любители проводить здесь время — это, конечно, те, кто и в городе максимально приобщен к церковной жизни. Педагог интерната Татьяна Иванова, впрочем, замечает, что никогда не интересуется, направляя в «Чайку» воспитанника, верующий ли он и, если верующий, то, как часто он ходит на Литургию. Ребята едут по своему желанию. И каждый год привозят сотни фотографий, видеороликов и впечатлений, которыми делятся с соседями и воспитателями интерната.
Отпуск с друзьями
Волонтеры подчеркивают, что хотя все ребята и имеют послушания: помогают готовить или убирать, акцент в «Чайке» делается не на труд и не на обучение. В лагере создается такая среда, в которой ребята раскрываются и «переключаются», получают возможность нравственно развиваться. Есть среди приезжающих и такие воспитанники, или даже выпускники детского дома, которые социально адаптированы и трудоустроены и могут приезжать в лагерь в свой отпуск. Для них время в «Чайке» и проходит как в отпуске: умиротворяющее пребывание на берегу залива, с прогулками, играми и дружеским общением. В распорядке дня лагеря центральное место занимают богослужения, а особое содержание смене придают паломнические поездки в монастыри.

— Что для ребят в лагере самое главное? На первое место я ставлю беседы с батюшкой, — говорит Татьяна Алексеевна. — Ребята хранят эти воспоминания и после возвращения в Петергоф. В детском доме они долго живут ими, ходят к батюшке на исповедь. В выходные в интернате, когда детям разрешают выходить в город, они пишут заявление, что пойдут в церковь. Они идут на Литургию, а потом уже отправляются ходить по магазинам.
Вот трапезная наполняется воспитанниками — спектакль закончился. Воспитатель предлагает им самим «рассказать молодому человеку», зачем они приезжают в «Чайку» и что им здесь нравится.
— Мы живем здесь хорошо!
— Трудимся!
— Гуляем, на залив ходим.
— В соседнюю деревню ходили.
— Молимся.
— С батюшкой беседуем.
Было бы неправдой сказать, что в общении с особыми людьми, как их принято называть здесь, у человека неподготовленного не возникает некой психологической скованности. Она, однако, пропадает очень быстро — когда замечаешь, как открыто и весело, совсем безболезненно и лишь иногда с застенчивостью эти люди обращаются к тебе. Вот уже и ты им не совсем чужой, растет обоюдный интерес.
Во что верят «особенные» люди?
— Вектор религиозности у ребят смещен в сторону ощущений, — рассказывает наконец-то освободившийся отец Александр. — Конечно, мы пытаемся иногда говорить о некоторых догматах, о Троице, о спасении, о добре и зле, но в силу своих особенностей ребята лишь в общих чертах представляют это, и мы не напираем. Мы предпочитаем, чтобы их вера раскрывалась в практической области. Чтоб они учились прощать, учились помогать. Часто они говорят: мне надо было что-то, я попросил у Бога, и Господь дал. Их личный опыт религиозности проявляется не через осмысление, а через интуицию. Они чувствуют, что Господь есть, и что он реально действует в их жизни, это не сказка и не миф. Каждый из них имеет личные отношения с Богом. Неправильно сказать, что такие люди верят в абы что. Я бы сказал, что они верят вопреки своей болезни, а не вследствие ее. Сколько здоровых людей ведет чисто прагматичный образ жизни — работа, зарплата, отдохнуть, выпить, закусить, и всё. Здесь же мы видим, как вера ограниченных умственно людей делает их жизнь красивее жизни обывателя.
Отец Александр Михеев совсем не имеет черт, которые часто проявляются у мирских ответственных лиц, занятых «социальной работой»: в нем нет суровости и презрения, происходящих из непрерывного ощущения тягот и важности своего дела. Это молодой еще человек со спокойным юмором, предупредительный и образованный. Он откровенно рассказывает о том, как ребятам из интерната тяжело принимать свою несвободу и отчужденность от мира, о чувстве ущербности, которое они испытывают оттого, что были отвергнуты родителями, о том, как распорядок жизни в интернате и вынужденный коллективизм внушали им ассоциации с тюрьмой, а телевидение манило представлениями о «большой жизни» — с бизнесом, любовью и развлечениями. В «Чайке» воспитанники смотрят на деревенскую жизнь и на жизнь в лагере, где каждому нужно постоянно работать, чтобы себя обеспечивать, смотрят на монастырский уклад с его распорядком, теснотой и послушаниями. И многие осознают, что вытянули не самый несчастливый билет.
— Я говорю: у вас есть два варианта жизни, — комментирует отец Александр. — Если вы живете с любовью, то вы живете в детском доме, как в монастыре, а если нарушаете эту любовь — то, как в тюрьме. Не сам распорядок создает тюрьму, а отношение нелюбви и злобы. Всё зависит от вас самих.
Руководитель «Чайки» мечтает, чтобы в будущем у подобных людей появилась возможность жить при монастырях, где они могли бы полноценно прочувствовать опыт не мирской, но счастливой жизни. Но сейчас, по его словам, монастыри заинтересованы скорее в рабочей силе, выполняющей послушания, а уделять внимание и заботу особым людям, требующим особого внимания и заботы, не успевают или не могут себе позволить.
Поэтому покуда, до лучших времен, эти большие задачи заботы и любви решает по мере сил его маленький лагерь.
…якоже и мы оставляем должником нашим
Большой груз на душе приезжающих в лагерь — отношения с родителями, вернее, их отсутствие. Именно об этом никогда не говорят с ребятами в интернате (во всяком случае — официально), хотя именно об этом они мечтают поговорить больше всего.
— Мы стали говорить, что родители не святые, что каждый человек может делать ошибки, принимать неверные решения, — рассказывает священник. — Когда родители отказываются от ребенка, это, конечно, неправильно, но не дает нам права их ненавидеть. Это стало для ребят некоторым откровением: они потом подходили и говорили: «Батюшка, вот мы простили своих родителей, мы за них молимся». Буквально чувствовалось, что их «отпустило». Злоба и зависть мешают жить.
Тема прощения звучала во время нашего краткого пребывания в «Чайке» не единожды. Как раз способам жизни в мире и любви с другими и прощению приходится учиться снова и снова.
— Всё приходит постепенно, — говорит Вероника. — Мы проговариваем эти вещи в течение смены: что можно делать, как лучше относиться к человеку. И в лагере они понимают, что хорошим быть хорошо. И что приятно, когда все вокруг хорошо относятся друг к другу.
Но разве только для особых людей это проблема? Татьяна Алексеевна, например, утверждает, что сама научилась прощать людей — в «Чайке», что именно после «Чайки» простила даже своих, как ей казалось, давних неприятелей. Чему-то мы учим, но одновременно и сами учимся…
Как дойти до дома
Несколько часов, быстрый экскурс в здешние порядки, краткий осмотр храма, экспресс-выход на залив. Едва ли достаточно для полного осмысления. На берегу одна из воспитанниц, Светлана, говорит мне, что стоять у воды полезно — она «успокаивает нервную систему». Остальные дети водят с воспитателями хоровод посреди ходящей волнами травы. Светлана говорит, что не любит играть в коллективе. Я тоже. Но, выезжая в Лебяжье, я думал, что не найду ничего общего с героями репортажа, а теперь знаю, что нас роднит, по крайней мере, страх быть отвергнутым. Разве тоска живущих в интернате из-за «неполноценности» — это не отражение тоски любого человека о зряшности своей жизни без смысла высшего?

Перед сном дети в «Чайке» расходятся по «семейкам» на мероприятие, которое называется «Свечка». Они просто зажигают свечу и передают друг другу по кругу. Тот, кто держит свечу, рассказывает, как прошел его день, что он узнал. В этот короткий день в Лебяжьем отец Александр рассказал, как один из ребят, Виктор, полуслепой парень, который помогает своему другу, слепому вовсе, спросил его, правда ли, что в Царствии Небесном он не будет слепым. Когда батюшка ответил, что правда, Виктор уточнил: «Так я, выходит, и дураком не буду?» «Говорю: нет, Витя, не будешь», — повторяет свой ответ отец Александр, не умея сдержать улыбки. Вот это мы, можно сказать, и узнали за время пребывания в Лебяжьем, вернее, напомнили себе. Что наступит время, когда не будет слепых, дураков, злых, несчастных... А значит, и прямо сейчас можно попробовать забыть о своих несчастьях, как это ни банально звучит. Особенно рядом с теми, кому не повезло больше, чем нам.

На прощанье рассуждаем с отцом Александром о том, что иные люди едут в храм из разных уголков области и даже страны, а люди из соседних домов, каждый день летом наблюдающие работу лагеря, не ходят никогда. Шутим, что они рассчитывают прийти, «когда прижмет», — храм-то рядом.
Ребята фотографируются перед отъездом рядом с деревянным крестом, прислонившимся к стене храма. Воспитанники улыбаются и, кажется, вовсе не думают, будто им не повезло. Они-то уже пришли домой.