Быть или не быть патриотом

— Тема патриотизма интересовала вас всегда, отец Андрей, или вы обратились к ней недавно?

— Когда издательство «Никея» обратилось ко мне с просьбой написать такую книгу, я поначалу не спешил соглашаться: мне казалось, что это не совсем серьезно — человек, проживший больше двадцати лет вне России, пишет о патриотизме. Но потом понял, что есть Промысл Божий в том, что эта просьба прозвучала, недаром же Сергей Есенин сказал, и эта фраза превратилась в пословицу, — «Большое видится на расстояньи».

— И как на расстоянии выглядит российский патриотизм?

— В отличие от западного интеллектуального пространства, в России термин «патриотизм» не употребляется критически. Предполагается, что быть патриотом — это очевидное добро, это такая же добродетель, как честность, верность, порядочность.

— Но ведь любовь к своей стране — естественное чувство?

— Совершенно естественно, что француз любит Францию, русский — Россию, американец — Америку. Но ни одно из определений патриотизма не ограничивается любовью, оно предполагает какую-то деятельность, которая очень часто определяется как готовность защищать интересы своей страны, бороться с врагами. Но кто формулирует, какие у страны интересы и кто её враги? На практике вопрос о патриотизме — это вопрос о лояльности человека к государственной власти. И здесь для христианина вопрос встает особенным образом. С одной стороны, христианство никогда не было проповедью анархии. С другой стороны, в Евангелии мы видим образ Христа как Царя, имеющего всю полноту власти. Господь не разговаривает с Пилатом как подчиненный с начальником, и в той мере, в какой мы принадлежим Царству Христа, а не царству Пилата, Пилат не является нашим начальником. Можно сказать, что христианин не может быть до конца благонадежным подданным никакого государства, потому что никогда не будет признавать за государством право последнего слова.

— Но многие христианские святые, как мы знаем, были воинами и защищали свою страну.

— Древние святые-воины были прославлены не потому, что были воинами, а потому, что стали мучениками. Но были и другие примеры. Мученик Максимилиан отказался идти в армию на основании того, что он христианин. Мы любим вспоминать князя Александра Невского как святого воина, но, как заметил ныне покойный отец Георгий Чистяков (иерей Георгий Чистяков (1953–2007) — клирик Московской епархии, последователь протоиерея Александра Меня. — Прим. ред.), «Не воином, но князем-иноком в монашеской мантии, преподобным Алексием запомнил его православный народ. И только при Петре I начинают изображать святого князя на иконах в воинском одеянии, сделав из преподобного что-то вроде российского Марса, православного бога войны, поклонение которому связано с культом оружия». В этой же связи интересна концепция нового собора Вооруженных Сил России, который выглядит не как образ неба на земле, а весьма брутально. Когда я пытался осмыслить этот проект, мне стало ясно, что поклонение «богу войны» возможно не только в языческом мире. Для того ли мы прошли путь более чем в две тысячи лет? А разные приделы этого храма посвящены святым, «назначенным» нами самими небесными покровителями тех или иных родов войск.

— Святые — небесные покровители родов войск: как говорится, «что здесь не так»? Вот, например, святитель Николай Чудотворец — покровитель мореплавателей.

— Никто никогда не назначал святителя Николая покровителем чего-либо росчерком пера. Просто был опыт многих поколений людей, которые получали от него помощь в страшных, безнадежных ситуациях. Могут ли святые быть у нас на посылках? Связь между великомученицей Варварой и ракетными войсками мне кажется несколько натянутой...

— Вернемся к государственному патриотизму. Чем он плох?

— Государственный патриотизм отрицает добро и зло как таковое: добро — это то, что хорошо для нас, а зло — то, что для нас плохо. Его риторика строится на мифе о собственной исключительности, мессианстве. Американский патриот считает, что Америка никогда ни на кого не нападала, а лишь защищала демократию и права человека. Русский патриот, в свою очередь, уверен, что Россия никогда не вела завоевательных войн.

— В 1941 году Русская Православная Церковь, несмотря на гонения со стороны государства, призывала людей защищать Отечество. И в другие времена Церковь всегда призывала защищать свою страну. В Российской империи существовал институт военных священников (в настоящее время возрождаемый), и священники были вместе с воинами на передовой.

— Несколько лет назад я прочитал книгу «Крест на подсолнухах» — воспоминания католического капеллана Альдо дель Монте, который вместе с итальянскими солдатами оказался в окружении в Сталинграде. Он, не оправдывая фашизм, говорит, что место священника — рядом с людьми, что в любых обстоятельствах он должен «приносить весть Христову». Но есть и другой пример — архимандрита Спиридона (Кислякова), который писал о перевороте, пережитом им на Первой мировой войне, когда один из солдат, причастившись, подошел к нему и спросил: «Батюшка, как же я теперь пойду после причастия на позицию? Ведь я принял в себя Самого Христа, я ведь теперь органически соединился с моим христианским Богом, как же я теперь пойду убивать людей? Ведь в моем лице будет Сам Христос убивать людей, а если меня убьют, то вместе со мною и Сам Христос будет убит. Как же мне теперь быть?»

— Были ли для вас какие-то открытия во время работы над книгой?

— Меня поразило, что в России ничего не меняется. Радищев в свое время писал, что основная опасность для России — не внешние враги, а забитость, материальная и правовая униженность. Попробуйте почитать «Рассуждение о непременных государственных законах» Фонвизина — это страшно актуальная вещь для нашего времени. В книге я попытался сказать свободное слово. Я не хотел подводить читателя к какому-то готовому ответу — скорее, разбудить, «растормошить» его, помочь найти собственные ответы на вопросы.

— Вы много лет живете за рубежом, ваши прихожане — люди, которые или на долгое время, или навсегда переехали в другую страну. Как вы на приходе решаете проблему патриотизма?

— Меня всегда огорчает, когда национальное и государственное выходит вперед самого христианства. Мы стараемся этого не позволять и не приветствуем в храме никакую государственную или национальную символику. Но украинские приходы Константинопольского Патриархата, их немало в Испании, идут в этом отношении по совершенно другому пути.

— Что, на ваш взгляд, родителям следует говорить о России детям, если семья живет в другой стране? Что вы конкретно хотели бы донести до своих детей?

— Я хотел бы донести до них любовь к стране и ясное понимание того, что любить Россию — не значит непременно поддерживать определенную партию или политического лидера. О России лучше меньше говорить и больше её показывать. Россия говорит сама за себя. Поэтому мы стараемся путешествовать по стране. Моя дочь, живя в Испании, видела и Урал, и Байкал, и Камчатку. Не нужно хаять свою Родину, но не нужно выставлять её и сахарным пряником. У нас в истории были и славные, и страшные страницы. Россию, как и любую страну, нужно видеть в её целостности.