Будущее по-христиански
Мерою Ты наказал его
Ясно сформулировать свои представления о будущем мира библейские авторы смогли тогда, когда известный им мир подошел к концу. Какую бы датировку 24–27-й глав книги Исаии, так называемого Апокалипсиса Исаии, мы ни приняли (а они разнятся от VIII до II века до Р. Х.), очевидно, что в этих главах содержится прямое указание на Ассирийский плен (Ис. 27, 13). Политический крах Северного царства был состоявшимся фактом, Израиль переживал глубокий кризис, и для богоизбранного народа естественным был вопрос: если сейчас всё так плохо, то в чем тогда заключается Божий замысел о нас?
На этот вопрос отвечает Апокалипсис Исаии. Он рисует картины ужасающих бедствий: голод, социальный распад, при котором совершенно не важен статус человека — священник, он, слуга или господин, упадок «народного хозяйства», опустошение городов. Исаия (или его последователь) дает внятное объяснение, почему так произошло: «Земля осквернена под живущими на ней, ибо они преступили законы, изменили устав, нарушили вечный завет. За то проклятие поедает землю, и несут наказание живущие на ней; за то сожжены обитатели земли, и немного осталось людей» (Ис. 24, 5–6). Но эти страдания не бессмысленны, они являются инструментом для искупления Израиля. Бог не хочет его страданий, и как только Иаков приходит в разум, он отменяет наказание: «Мерою Ты наказывал его, когда отвергал его; выбросил его сильным дуновением Своим как бы в день восточного ветра. И чрез это загладится беззаконие Иакова; и плодом сего будет снятие греха с него, когда все камни жертвенников он обратит в куски извести, и не будут уже стоять дубравы и истуканы солнца» (Ис. 27, 8–9).
Важная черта библейской и христианской апокалиптики — Бог не просто возвращает человека (в Ветхом Завете — Израиль, в Новом — всё человечество) в прежнее состояние, Он дает ему совершенно иное качество бытия, свободное от страданий, социальных противоречий и даже от смерти: «Поглощена будет смерть навеки, и отрет Господь Бог слезы со всех лиц, и снимет поношение с народа Своего по всей земле; ибо так говорит Господь» (Ис. 25, 8).
Схожий сценарий «страшное бедствие — раскаяние народа — милость Бога, отменяющая не только наказание, но и зло как таковое» прослеживается в книге Иоиля. Важную новацию вносит книга Даниила, датируемая II веком до Р.Х.То зло, которое выходит на сцену в кульминации этой книги, описывается не только с помощью стихийных бедствий (например, нашествия саранчи, как в книге Иоиля). Оно предстает в облике великого царя, который угнетает служителей Бога и оскверняет святыни. Христиане назовут этого царя Антихристом, то есть «заменяющим мессию, Христа». Понятно, что представление о глобальном зле стало возможно только в эпоху государств, способных держать под своим контролем всю известную вселенную, создавших такую систему управления, которая требует вмешательства чиновника в личную жизнь гражданина, в том числе жизнь религиозную. Это-то государство и олицетворяет Антихрист. Может быть, он будет конкретной личностью (хотя пока бо`льшим злом кажется безличная бюрократическая машина), может быть, и нет. Особенно непонятным представляется механизм глобальной власти в современном мире — пока нет никаких предпосылок для возникновения какого-то «мирового правительства». Ясно одно: сильное государство (возможно, когда-нибудь оно станет глобальным), как и любое изобретение человека, может быть поставлено на службу злу, в том числе абсолютному злу.
В этом новация книги Даниила, которую в полной мере использует автор Откровения Иоанна Богослова. Далее сюжет развивается по описанному еще Исаией сценарию. Зло будет побеждено, воскреснут умершие, предстанут перед престолом Бога, Верховного Судьи. После этого праведники «получат прописку» в неизреченно прекрасном, идеально устроенном городе — Небесном Иерусалиме.
И вознес меня в духе на великую и высокую гору, и показал мне великий город, святый Иерусалим, который нисходил с неба от Бога. Улица города — чистое золото, как прозрачное стекло. Храма же я не видел в нем, ибо Господь Бог Вседержитель — храм его, и Агнец. И город не имеет нужды ни в солнце, ни в луне для освещения своего, ибо слава Божия осветила его, и светильник его — Агнец. Спасенные народы будут ходить во свете его, и цари земные принесут в него славу и честь свою. Ворота его не будут запираться днем; а ночи там не будет. И принесут в него славу и честь народов. И не войдет в него ничто нечистое и никто преданный мерзости и лжи, а только те, которые написаны у Агнца в книге жизни.
Откровение Иоанна Богослова. 21, 10–27
Тысячелетнее царство
Новый Завет к ветхозаветной картине мира добавляет существенную деталь: «началом конца» истории стало рождение Иисуса Христа, Его смерть и воскресение. Апокалипсис Иоанна Богослова от времени Христа ведет отсчет «Тысячелетнего царства». В это время на земле правят Христос и Его Церковь, а сатана томится в преисподней. После окончания «Тысячелетнего царства» сатана на недолгое время получает власть над мирозданием, но потом вновь низвергается в бездну, из которой уже никогда не выйдет. История заканчивается, Христос воцаряется безраздельно.
Многие раннехристианские авторы — например, Лактанций и Иустин Мученик—буквально трактовали «Тысячелетнее царство», понимая под ним общество, которым руководит Сам Бог:
Я и другие здравомыслящие во всем христиане знаем, что будет воскресение тела и тысячелетие в Иерусалиме, который устроится, украсится и возвеличится, как объявляют то Иезекииль, Исаия и другие пророки… верующие в вашего Христа будут жить в Иерусалиме тысячу лет, а после того будет всеобщее, словом сказать, вечное воскресение всех вместе и потом суд.
Иустин Философ. Диалог с Трифоном Иудеем
Эта концепция стала ключевой для всего средневекового «футуризма». Удивительное дело: церковное Предание, точнее его мейнстрим, прямо не осудив, вынесло за скобки это учение. Его разделяли многие ранние отцы, включая великого Иринея Лионского, но постепенно эсхатологическая проблематика, проблема конца истории вообще ушла из богословского дискурса. Зато она утвердилась в идеолого-политическом дискурсе Средневековья. Уже с IV века мы можем говорить о том, что ключевой идеей христианской эсхатологии стало не духовное преображение мира в конце истории, а осуществление конца истории в реальном христианском государстве.
От Евсевия до Филофея
В IV веке при Константине Великом Римская империя, границы которой на тот момент почти совпадали с границами цивилизованного мира, приняла христианство. Перед церковными авторами встал вопрос: «Тысячелетнее царство» и христианское государство — одно и то же? Положительно на этот вопрос ответил советник, друг и официальный биограф Константина Великого Евсевий Кесарийский. В одном из своих сочинений он прямо отождествил христианскую монархию с эсхатологическим будущим, описанным в Библии:
Рожденные, то есть, как бы от одного Отца,— единого Бога, и от одной матери,— истинного благочестия, все начали миролюбиво ответствовать и принимать друг друга: так что с того времени целая Ойкумена ничем не отличается от одного богомыслящего семейства, или родственного круга… Исполнились древние прорицания, вещания пророков и тысячи других предсказаний, которые приводить теперь не время, а вместе с тем исполнилось и следующее пророчество о спасительном Слове: обладает от моря до моря и от рек до конец вселенныя (Пс. 81, 8).
Евсевий Кесарийский. Слово василевсу Константину, по случаю тридцатилетия его царствования
Качественное изменение человеческого общества уже совершилось, считал Евсевий, и даже эсхатологический град — это не просто яркий символ далекого будущего. На месте распятия и погребения Иисуса Христа в Иерусалиме Константин в 335 году построил храм Воскресения. Евсевий назвал его храм «Новым Иерусалимом». Вся история византийской государственности проникнута связанной с этим символикой. Константинополь — новый Иерусалим. Император — новый Соломон. Святая София — новый храм Соломона.
Именно эта богословская концепция легла в основу идеологии, доминировавшей в Восточном православии. Мы знаем её по русской версии «Москва —Третий Рим»: Византийская империя завершила свое существование, но «Тысячелетнее царство» продолжается, поскольку христианский Рим переместился на северо-восток Европы.
Тот, кто от вышней и от всемогущей, всё в себе содержащей, десницы Божией, которой цари царствуют и которой великие славятся и могучие возвещают праведность твою, пресветлейшего и высокопрестольнейшего государя великого князя, православного христианского царя и владыки всех, держащему бразды святых Божиих престолов, святой вселенской соборной апостольской церкви пречистой Богородицы, честного и славного её Успения, кто вместо римского и константинопольского владык воссиял,— ибо старого Рима церковь пала по неверию ереси Аполлинария, второго же Рима, Константинова града, церковные двери внуки агарян секирами и топорами рассекли, а эта теперь же третьего, нового Рима, державного твоего царства святая соборная апостольская церковь во всех концах вселенной в православной христианской вере по всей поднебесной больше солнца светится,— так пусть знает твоя державность, благочестивый царь, что все православные царства христианской веры сошлись в едином твоем царстве: один ты во всей поднебесной христианам царь.
Филофей Псковский. Послание великому князю Василию, в котором об исправлении крестного знамения и о содомском блуде
Более того, на идее «нового Иерусалима» или «нового Израиля» основан весь нацбилдинг позднего Средневековья и Нового времени. Все государства старой доброй Европы (мы не исключение) при своем возникновении осмысляли себя как духовные инкарнации ветхого Израиля—это считывается и на уровне символов, и на уровне политической риторики. Последним таким государством, пожалуй, стали Соединенные Штаты Америки. Идеология государств, возникших на обломках Австро-Венгерской, Османской, Российской империй,— несколько иного рода.
Два града
У блаженного Августина на всё было свое особое мнение. Он мыслил трезво и приземленно, считая, что даже христианское государство — это Град Земной, сущностно отличающийся от Града Небесного, то есть Церкви:
Итак, два града созданы двумя родами любви: земной — любовью к себе, дошедшею до презрения к Богу; небесный — любовью к Богу, дошедшей до презрения к себе. Первый полагает славу свою в самом себе, второй — в Господе. Ибо тот ищет славы от людей, а для этого величайшая слава — Бог, свидетель совести.
Аврелий Августин. О Граде Божьем
Да, в ходе истории два Града могут взаимодействовать и помогать друг другу, но в конце времен Град Земной будет захвачен дьяволом и вступит в бескомпромиссное противостояние с Градом Небесным. Град Земной — это не Мордор. Если «черная страна» изначально выбрана обиталищем Саурона, то человеческое государство большую часть своей истории балансировало на грани света и тьмы. Легко увидеть, что идеи Августина стали актуальны в XX веке, когда время христианских государств, гигантских христианских общин, закончилось, но время антихриста еще не наступило. Теперь с государством можно взаимодействовать, спорить, судиться, заниматься его улучшением. Но мистики в нем уже никакой нет.
Последний император
И в заключение об интересном. В сирийском «Видении Мефодия Патарского», написанном в VII веке, рассказывается о том, как в конце времен восстанет римский император по имени Иоанн, который разгромит всех врагов христианства (прежде всего мусульман) и установит мир на земле —до прихода антихриста:
И возвестится повеление от Ангела: «Поставьте его царем и вложите меч в десницу его со словами: «Мужайся, Иоанне! Укрепись и побеждай супостатов своих». И, приняв меч от Ангела, поразит исмаильтян, эфиопов и всякий род неверный. Разделены будут при нем исмаильтяне на три части, и часть первую мечом убьет, часть вторую окрестит, часть третью, что на Востоке, силою покорит. И по возвращении его [с Востока] отверзутся сокровищницы земные, и обогатятся все, и не будет у них нищего, и земля даст плод свой сторицей. И перекуют все оружие на плуги и серпы. И царствования его будет лет тридцать пять.
Видение Мефодия Патарского
В отличие от современных антиутопий, в которых «последний герой», Безумный Макс или Джон Коннор, открывает перед человечеством новую и потенциально бесконечную перспективу, Псевдо-Мефодий очень пессимистичен: да, христианство восторжествует, но ненадолго.
«Видение» пришлось по душе средневековому, особенно западному, читателю, который жил в эпоху сражающихся мелких королевств и тосковал по большой христианской (=Римской) империи. Средневековое богословие стремилось адаптировать идею Рима к текущим политическим реалиям. К примеру, в трактате аббата Монтье-ан-Дер «О времени и происхождении Антихриста» (X век) в роли последнего императора выступает король франков. Впрочем, другие авторы могли приписать провиденциальную роль Византии или Священной Римской империи. Средневековый человек не мелочился. Если он хотел объяснить себе, что власть его короля прекрасна и эффективна, он объявлял его спасителем мира и и.о. мессии. Впрочем, рудименты таких представлений остались и в нашем мире. Посмотрите ближайшую пресс-конференцию Дональда Трампа.
