Архитектор чистого разума

22 апреля исполняется 290 лет со дня рождения Иммануила Канта (1724–1804), философа, который бесповоротно сместил фокус метафизики с исследуемой вещи на человека, увидел, что основание истинной науки — в ученом, что поиск всего истинного, всего устойчивого надо начинать с такой, казалось бы, лукавой и непостоянной вещи, как человеческий разум. В философии Канта — и великие опасности, и небывалые возможности. В том числе для религиозного сознания.
Раздел: Имена
Архитектор чистого разума
Журнал: № 4 (апрель) 2014Страницы: 18-19 Автор: Тимур Щукин Опубликовано: 22 апреля 2014

При чем здесь имяславие?

В 1907 году в России вышла книга «На горах Кавказа», написанная схимонахом Иларионом (Домрачевым). Кроме размышлений о Евангельском тексте, кроме богословских медитаций над красотами Кавказских гор и ущелий, книга содержит важнейшую богословскую мысль. Имя Божие, произносимое с верой, содержит в себе всю полноту благодати, содержит в себе Самого Бога и в этом смысле Им Самим и является. Отец Иларион фактически отождествляет Имя Божие с хлебом Евхаристии: постоянное присутствие Имени в сердце позволяет причастнику удерживать в себе «с Господом Иисусом единение и преискреннее общение» — то, что он получает во время Литургии.

Учение об Имени Божием спровоцировало в среде русского монашества на Афоне конфликт такой силы, что церковная власть в России была вынуждена пойти на жесткие меры. Имяславие было объявлено ересью в двух постановлениях Священного Синода от 1913 года, а все монахи-имяславцы силами русской армии выдворены с Афона.

Проблема, однако, не в репрессиях. А в том богословии, которое стояло за решениями Синода. Ключевой их аргумент — Бог, призываемый нами в молитве, именуемый Бог, не тождествен своему имени и никак не присутствует в мышлении, которое это имя порождает.

Этот тезис базируется на философии Иммануила Канта. Самое время поговорить о ней.

Философия — из уважения

Любой биограф Канта в начале своего труда оговаривается, что Кант — человек без биографии. И это чистая правда. Философ почти не выезжал за пределы родного Кенигсберга. Большую часть жизни он трудился в местном университете, читая самые разные курсы — от теологии до механики. Не имел ни жены, ни детей. Его образ жизни стал притчей во языцех: с пяти утра научные занятия или лекции, в час дня обильная и длительная обеденная трапеза, потом — отдых, прогулка по одному и тому же маршруту и ранний «отбой». И так день за днем, из года в год.

Человек, который саму историю философии заставил течь по-иному, долгое время философией интересовался мало. Главный труд первого периода его творчества — «Всеобщая естественная история и теория неба», в нем излагается учение о возникновении вселенной из первичной газовой туманности. В деталях она, конечно, давно устарела, но сама идея актуальна до сих пор.

Канту было уже 38 лет, когда он прочитал «Эмиля» Жан-Жака Руссо. И эта книга перевернула его миросозерцание, переменила и сферу научных интересов: «Было время, когда я… презирал чернь, ничего не знающую. Руссо исправил меня. Указанное ослепляющее превосходство исчезает; я учусь уважать людей и чувствовал бы себя гораздо менее полезным, чем обыкновенный рабочий, если бы не думал, что данное рассуждение может придать ценность всем остальным, устанавливая права человечества». Из этого внимания к человеку родилось желание понять, как он устроен: за счет чего мыслит, совершает поступки, восторгается прекрасным. Трем этим составляющим посвящены три главных книги Канта: «Критика чистого разума», «Критика практического разума» и «Критика способности суждения».

Мост над пропастью

Философ исходит из того, что между мышлением и тем, что оно мыслит, пролегает бездна. Но от края до края этой бездны человек — такова его природа — перекидывает мостик зрения, слуха, осязания, обоняния и вкуса. Вопрос в том, насколько этот мостик надежен.

Предшественники Канта — мыслители XVII века — разделились на две партии: рационалистов и эмпириков. Первые считали, будто мышление заранее знает, что принесут ему чувства, будто образ познаваемой вещи конструируется заранее и в точности этой самой вещи соответствует. По сути, для познания мостик и не нужен: чувства всего лишь сообщают разуму, что он прав. Вторые полагали, что, напротив, разум — производная от чувств, что трудолюбивые лошадки-чувства возят по мосту кирпичи для строительства Интеллектуального Дома.

Чтобы описать систему Канта, нужен более сложный набор метафор. Купцы с того берега, где живут вещи — вещи-в‑себе, как говорит мыслитель, — пересекают мост и кричат под окнами Дома. Дом просыпается, и его жители принимают у купцов товары. На первом этаже их перерабатывают, а на втором — сидят управляющие, которые задают правила торговли между мышлением и чувствами. Торговля идет бойко, и в ней все важны. И управляющие — их Кант называет «регулятивными идеями ра­зума» и причисляет к ним идеи Бога, Мироздания и Души. И приказчики — категории рассудка, априорные формы чувственности, то есть пространство и время, которые Кант считал исключительно принадлежностью субъекта. И купцы — чувства. Но… в Интеллектуальном Доме о другом береге никто доподлинно не знает.

Из гносеологии вытекает этика. Вещь-в‑себе непознаваема, но мы доподлинно знаем то неизменное, что есть в нашем сознании. Мы должны ориентироваться на идеи разума, потому что больше ориентироваться не на что. Даже если «Богу», «Миру» и «Душе» не соответствуют никакие вещи в чувственном опыте, сами идеи реальны, и наш долг этим идеям соответствовать. Это кратчайшее описание кантовского категорического императива. В нем суть кантовской морали.
Из этики — отношение к красоте. Если я способен познать только то, что сообщают мне чувства, если я действую только на основании того, что велит мне разум, прекрасное я могу оценить, лишь связав идею и чувство в единое целое, определив то, в чем соглашается совершенство разума и чистое удовольствие. В прекрасном соединяется целесообразность природы, о которой свидетельствуют чувства, и свобода мыслящего разума.

Критика богословского разума

Философия Канта идеально подходит для ученого, который не имеет права ни отказываться от познания, ни признавать предмет окончательно познанным, для моралиста, для художественного критика. Недостаток ее в другой области: в том, что философ не хочет строить иной мост — не к миру вещей из интеллектуальной области, а к миру духовных объектов. Проще говоря, он не видит возможности молитвы и постижения Бога.

Но есть еще больший вопрос: доступна ли вообще эта возможность для философской логики? Нет, можно сказать, что наше мышление — это и есть наша связь с Богом. Но тогда придется признать, что оно ничем от божественного не отличается. По этому пути пошли Ф. Й. Шеллинг, И. Г. Фихте и Г. В. Ф. Гегель. Можно сказать, что никакого моста вовсе нет, что с Богом нас соединяет безумная вера, отчаянный прыжок через бездну. Примерно так думал родоначальник экзистенциализма Сёрен Кьеркегор.

«Логика молитвы», связь молитвенного созерцания с мышлением описана у отцов Церкви, но их еще нужно прочитать… Русское богословие XIX века только-только распробовало вкус святоотеческой мысли. При этом оно охотно усваивало наследие светских философов. В академической теологии того времени Кант — едва ли не самый критикуемый внешний мыслитель. Но он именно потому и порицался чаще всего, что его читали и перечитывали все более или менее заметные интеллектуалы, начиная с митрополита Филарета (Дроздова). В такой ситуации перенять базовые положения философии оппонента — дело самое обычное. На определенном этапе они растворяются в воздухе и потребляются как самоочевидные даже теми людьми, которые Кантом специально не занимались.
Неудивительно, что идеологи «имяборчества»: архиепископ Антоний (Храповицкий), архиепископ Никон (Рождественский), профессор С. В. Троицкий — люди, чье мировоззрение сложилось в духовных школах, а не в монашеских кельях — не могли вместить идею единства имени Божия с самим Божеством. Кант был последователен. В своей книге «Религия в пределах только разума» он вообще ничего не говорит о молитве. В рамках его философии она бессмысленна. Но бессмысленна она и для имяборцев, опосредованно от Канта зависящих. Она обречена бродить в стенках сознания, никогда не прорываясь к сверхчувственному свету.

Имяборчество политически победило. Владыка Антоний (Храповицкий) в 1920‑е годы возглавил Русскую Православную Церковь Заграницей. А еще один подписант постановления 1913 года — архиепископ Сергий (Страгородский) — стал русским пат­риархом. Но не стоит винить в этом Канта. Епископы и саперы не имеют права на ошибку. Философы обязаны их совершать, чтобы продумать до конца все возможные логические ходы и именно этим показать: сюда идти бессмысленно, неправильно.

Кантовская философия неполна. В ней нет методологии гуманитарных наук. Ведь последние изучают человека, а пока что ни Кант, ни кто-либо другой не ответил: как человек вообще может быть объектом познания? Она проблематична в социальном конструировании: свой категорический императив я не могу навязать даже соседу, не то что обществу или государству. Наконец, она бесполезна в богословии. Но может быть, стоит дополнить инженерный проект Канта новым элементом? Может быть, мостик духовного созерцания удастся построить русской мысли, которая кенигсбергскому затворнику очень задолжала.

Поделиться

Другие статьи из рубрики "Имена"

28 марта, четверг
rss

№ 4 (апрель) 2014

Обложка

Статьи номера

ПРАЗДНИК
Пасхальное послание Высокопреосвященнейшего Варсонофия, митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского, духовенству, монашествующим и всем верным чадам Церкви Христовой в Санкт-Петербургской митрополии
Воспоминание Тайной Вечери
Похвала Пресвятой Богородицы (Суббота Акафиста)
АКТУАЛЬНО
Акцент на семью
Украина: линия разлома
Христианство прямого действия
ПОДРОБНО
/ Острый угол / Православная школа: двадцать лет спустя
/ Крупный план / Школа для избранных
/ Крупный план / Школа под монастырским крылом
/ Информация / Куда пойти учиться?
ОБРАЗЫ И СМЫСЛЫ
/ Lingua Sacra / «Мелочи» библейской ботаники
/ Имена / Архитектор чистого разума
/ Умный разговор / Наука и ее двойник
ЛЮДИ В ЦЕРКВИ
/ Ленинградский мартиролог / Протоиерей Николай Симо
/ По душам / Православные, хой! Интервью с Сергеем Ефременко
/ Приход / Храм Благовещения Пресвятой Богородицы (Пискаревский)
/ Служение / В хоре только девушки
/ Служение / Притяжение неба
/ Место жительства - Петербург / Четыре жизни Исаакиевского собора
КУЛЬТПОХОД
/ День седьмой / Глазами ребенка, глазами мастера
/ День седьмой / Великопостные концерты в апреле