Африканская графиня

— Вы знаете, меня часто называют африканской графиней. По паспорту я не Прасковья (это для французского слуха чересчур экзотическое имя), а Pauline — Полин. Девочкой я обижалась, когда меня звали русским именем. Я жила в очень специфической среде — во французском анклаве в мусульманской стране. Несмотря на аристократическое происхождение, я придерживаюсь республиканских и демократических убеждений. Мне небезразличны завоевания Великой французской революции. Мне нравятся марокканцы — своей простотой они похожи на нас, русских. Но, отвечая на ваш вопрос, скажу, что прежде всего я верующий православный человек.

— Особую роль сыграл русский приход в Рабате. Детьми мы ходили в обычную французскую школу, дружили с французскими детьми, и, конечно, не хотели разговаривать по-русски. Но дома был строгий запрет: говорить можно было только по-русски. Для меня это было очень трудно.

Приход давал нам возможность общаться с русскими людьми, потому что мы пели в церкви. Мой отец руководил хором — до эмиграции он учился в Гнесинском училище. Его хор часто давал концерты: исполняли и духовные песнопения, и народные песни. Пение помогало сохранить язык. С 1988 года я регулярно бываю в России. Общаясь с русскими, я стала свободно говорить по-русски.

Кроме того, я постоянно читаю. Без чтения нельзя.

— Сейчас я пишу книгу о своем детстве. После революции бабушка увезла четырех детей из России сначала в Прибалтику, потом в Париж. В Париже они жили очень бедно, приходилось даже вышивать поддевки для богатых американок. Мой отец выдержал экзамен в бакалавриат, поступил в сельскохозяйственный институт, стал инженером. Впервые приехал в Марокко студентом на практику. Он говорил, что не хотел вариться в эмигрантском соку, а потому уехал из Франции и обосновался с семьей в Рабате. Тогда правительством Франции в Марокко велось обширное строи-тельство: нужны были специалисты. Тем более что сестра моей матери уже жила здесь. Это было в 1929 году. Кто нас окружал? Были всякие люди…

Например, Михаил Львович Толстой, сын Льва Толстого. Я помню, как он мне рассказывал про зиму в Ясной Поляне и про зимнюю охоту. Когда живешь в Африке, не знаешь, что такое зима. Я получила представление о ней от сына графа Толстого. Рядом с Толстыми жил Игорь Константинович Алексеев, сын Станиславского. Они обосновались в Марокко, разбили сады, но потом быстро прогорели, потому что ничего не понимали в сельском хозяйстве. Пришлось все продавать. В Марокко бывал и Николай Меншиков, знаменитый во всем мире геолог, который обнаружил нефть в Алжире.

Были и другие люди. Кто-то коптил рыбу на продажу. Один из русских создал компанию такси. Он так преуспел, что у него был даже личный самолет. Мои родители презирали таких людей, потому что сами были бестолковыми в смысле денег.

Русская община в Марокко 1920–30‑х годов состояла преимущественно из трех категорий эмигрантов. 

Во‑первых, это были матросы и офицеры так называемой Русской эскадры, корабли которой вывозили из Крыма остатки поверженной армии генерала Врангеля. Эскадра базировалось в порту Бизерт (Тунис), который находился под контролем Франции. После признания СССР в 1924 году Франция, несмотря на заключенные с советской стороной соглашения, распродала флот и распустила флотские экипажи. Оставшиеся на улице военные поступили на службу к французскому консулу в Марокко (русские специалисты были нужны для освоения богатых минеральных ресурсов страны). 

Вторую категорию эмигрантов составляли русские, поступившие во французский Иностранный легион. Туда, по выражению одного из русских эмигрантов, «шли неудачники и вообще — лишние люди». Военная миссия легиона состояла в подавлении берберских племен, объединившихся в Рифскую республику на севере Марокко и бросивших вызов власти европейских колонистов. 

Третью категорию эмигрантов составляли французские специалисты русского происхождения, приехавшие в Марокко уже после подавления антиколониальных сил. Вместе с коренными французами они занимались в Марокко созданием инфраструктуры для вывоза ресурсов, а также освоением сельскохозяйственных угодий, переданных от местного населения колонистам.

Православный приход в Марокко был создан усилиями иеромонаха Валаамского монастыря Варсонофия (Толстухина). 8 апреля 1928 года в Рабате — французской столице Марокко — была освящена Воскресенская церковь, а в 1932‑м открылся большой каменный храм в мавританском стиле. Сейчас это одна из достопримечательностей Рабата.

Численность русских общин в Марокко в 1920–30‑е годы:
Касабланка — 200 человек, Рабат — 130, Хурибга — 40 человек,
Марракеш — 20–25.

По материалам работ А. Бовкало, Р. Колупаева и др.

— После обретения Марокко независимости русские эмигранты первой волны уехали: больше в стране было делать нечего. Мой брат уехал отсюда в 1952 году.

Так что сейчас русские в Марокко — это прежде всего бизнесмены, которые приезжают сюда по делам. Есть русские женщины замужем за марокканцами. Королевским оркестром в Марокко руководит русский дирижер, и в оркестре все сплошь — русские.

— Нет, не боюсь. «Я последний из могикан». Последний человек, который помнит русское Марокко первой половины XX века.

Конечно, то, о чем вы говорите, имеет место, влияние исламистов усиливается. С другой стороны, в Марокко существуют десятки церквей, есть даже синагоги. Христиан не притесняют. Мы не в Египте, где жгут церкви и убивают коптов, и не в Саудовской Аравии, где церквей вообще нет. Так что в этом смысле Марокко пока что уголок стабильности.

— Вы знаете, я бы пожелала любви и понимания. На мой взгляд, богатые люди в сегодняшней России — купеческое или буржуазное сословие — должны сделать шаг навстречу бедным. Я не политик, но мне кажется, что без этого шага стабильности в России не будет.

Беседовал Владимир Иванов