Бог стал человеком, готовы ли мы стать Богом?
История совсем не про это: жил да был мужчина Адам, была у него жена Ева, что-то они не то съели, Бог рассердился и выгнал их. В таких бытовых образах и простых словах Библия повествует нам о грандиозной вселенской катастрофе, о том, что человек, который сотворен Богом для того, чтобы с Богом находиться в постоянном прямом общении и любви, от Бога отпадает, от Бога прячется. Адам и Ева нарушили завет Бога, запрещавший брать плоды с единственного дерева в райском саду: со всех деревьев в Эдемском саду можете есть, а вот только с одного — не можете, потому что в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь (Быт. 2: 17). И это нарушение заповеди произошло: Адам и Ева предпочли свою волю воле Творца. А затем они спрятались от Бога. Наивные, они думали, что можно спрятаться за куст и Бог их не увидит! И дальше происходит нечто крайне важное в отношениях Бога и человека. Бог, прекрасно понимая и зная, что произошло, спрашивает у Адама: не ел ли ты с дерева, с которого Я запретил тебе есть? (Быт. 3: 11) Грех уже произошел, но Творец не только оставляет шанс исправить ситуацию, Он буквально подталкивает Адама к покаянию Своим вопросом. Но что отвечает Адам? Очень примечательный ответ, он не говорит: «Господи, прости, я нарушил!» — он говорит: «Жена, которую Ты мне дал, она ела и меня соблазнила». Это очень серьезное, глобальное изменение, это глубинный разрыв отношений Бога и человека и изгнание из Эдемского сада. Всё это не столько даже наказание в прямом юридическом смысле, а скорее, спасение Адама, потому что они с женой больше не могут предстоять перед Богом, они — порченные грехом, вывалившиеся своеволием из вселенской гармонии, созданной Богом, и эту заразу будут распространять неизбежно, где бы они ни появились. Поэтому они изгоняются из Эдемского сада — и для них начинается новая жизнь.
Вот откуда этот разрыв, эта неизбывная тоска по Эдему, потерянному раю, стремление вернуться в Эдем, восстановить прямые отношения с Богом, связать себя с Богом. Душа человека тоскует об этой Личности, о Любви с прописной буквы. Наша генетическая память в глубине души постоянно свидетельствует о том, что некогда всё было — да и должно было быть! — совершенно по-другому. Одна из версий этимологии слова «религия» говорит о том, что это — связь, от латинского глагола «связывать». И вот человек стремится восстановить эту утраченную связь, но сам не может. В реальной жизни каждому из нас далеко до барона Мюнхгаузена, никак не получается вытащить самих себя за волосы из болота. Человек пытается, но не может; он мучается, болеет душой, хочет найти Бога, а вместо Него изображает себе то золотого тельца, то еще кого-то другого и поклоняется ему.
Как превратить грязную воду в чистую
Христианство говорит нам о том, что два самых главных последствия изгнания из Эдема — это смерть физическая, телесная и смерть духовная. «В тот день, когда вкусишь, смертью умрешь». Если не вкусишь, значит, не умрешь — ведь человек не должен был умирать, он был сотворен способным никогда не умирать. И вот физическая смерть, телесная смерть — это результат грехопадения. Это и есть основная, первая часть катастрофы.
А вторая часть — нечто не менее значимое. В Эдемском саду у дерева познания добра и зла человек стал на колени — только не перед Богом, а перед грехом. Апостол Павел потрясающе говорит об этом: «Бедный я человек, то хорошее, чего я хочу делать, — я не делаю, а то плохое, чего не хочу, — делаю. Если так происходит, то делаю это не я, а грех, сидящий во мне» (см.: Рим. 7: 19–24). Грех входит в природу человека, человек меняется существенным образом, он становится другим, он преклоняет свои колена как знак подчинения — но только не перед Богом, а перед грехом.
И христианство объясняет нам, как вставать с колен, как изменяться, чтобы восстановить этот некогда разрушенный союз. Библия говорит, что не может человек этого сделать своими силами и для этого нужен только Сам Бог. Но почему именно так?
У христианских писателей встречается образ источника, некогда загрязненного, который уже не в состоянии давать чистую воду. Представьте себе: вокруг этого источника поколениями живут люди, пьют эту грязную воду, постоянно болеют, умирают. Все понимают: что-то не так с водой, но другого источника нет! В эту воду бросают то глину, то какие-то травы, читают заклинания, а проблема так и остается: ведь никто из жителей и представления не имеет, что такое — чистая вода! И однажды в этом же селении вдруг из-под земли пробивается новый ключ — с кристально чистой водой: это Творец приходит к Своему творению, приходит на землю, чтобы исцелить падшую природу, чтобы поднять человека с колен, чтобы он вновь мог свободно предстоять перед Богом и свободно, добровольно выбирать добро.
Но возможно ли это сделать? Ведь Бог мог по-разному прийти, как угодно. В языческих мифах явления божеств в земном мире сопровождались, как правило, различными эффектами, чтобы люди понимали: идет некто великий и сильный. Даже истинный Бог является Моисею на Синайской горе в громах и молниях. Но Христос приходит совершенно неожиданным образом, не в славе царя, как это можно было ожидать от Самого Сына Бога. Он приходит, как говорит Писание, «в образе раба» (Флп. 2: 7), то есть в виде простого, ничем не примечательного, обычного человека. Когда Он творит невероятные, невиданные чудеса — исцеляет неизлечимо больных, воскрешает мертвых, изгоняет демонов, — окружающие смотрят на Него непонимающими глазами и говорят: откуда в Нем такая сила? Разве Он не сын плотника Иосифа и Марии, и его братьев мы тоже всех знаем? (см.: Мф. 13: 55; Мк. 6: 3) Все они — самые обыкновенные люди! Более того, даже ближайшие ученики Христовы вплоть до Воскресения Христа из мертвых не вполне понимали, Кто это ходит рядом с ними, ест, пьет, спит, грустит, гневается… Но такое Рождество — скромное, незаметное, без пышных торжеств и почестей — было необходимо для того, чтобы была Пасха; без Боговоплощения не было бы и Воскресения. Падшей человеческой природе необходимо было восстановление и исцеление: человеку надо было встать с колен, сбросить ярмо служения демоническим силам, освободиться от греха и вновь обрести бессмертие.
Один замечательный святой, Афанасий Александрийский, в IV веке потрясающе ответил на вопрос, зачем нужно было Боговоплощение: «Бог стал человеком, чтобы человек мог стать Богом». Ни больше ни меньше. Вот что значит спасение с христианской точки зрения, в этой фразе заключена вся суть христианства. Поэтому очень важно осознанно к этому подходить, понимать, что в этом и есть основной смысл Рождества, вот что именно мы празднуем и вспоминаем в эти дни. Апостол Павел называл вочеловечение Бога самоуничижением, самоумалением (см.: Флп. 2: 7–8). Но нам очень важно понять: чтобы человек смог зайти на небо, небо сначала должно опуститься на землю.
Это и есть проявление той любви, о которой говорит Писание, называя самого Бога Любовью: Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем (1 Ин.4: 16).
Кто перевернул историю
Христос, Сын Человеческий, как Он Сам Себя неоднократно называет, Богочеловек, совершает абсолютный прорыв в отношениях Бога с человеком. Но каковы представления христиан о Боге? Как понять величие этого боговоплощения? Говоря языком философии, для монотеистического понимания Бог трансцендентен миру. Он — над этим бытием по сути, вне его.
В чем отличие христианского Бога от, например, греческих богов? Греческие боги антропоморфны, то есть они человекоподобны. Кто такой Зевс? Он просто эдакий супермен, не просто супергерой, а суперсупермен. Его бессмертие значит лишь то, что он никогда не умрет. Но он точно так же, как и обычные люди, изменяет жене, злится, радуется, ест и так далее — ест конечно же другое, — но сегодня тоже многие по-разному кушают. Бог христианский совсем не такой — это вовсе не старенький дедушка, который вращается на околоземной орбите. Когда мы говорим, что Бог вечен, мы утверждаем нечто принципиально иное, совершенно грекам неизвестное. Потому что у греков все ограничено космосом, есть предел, который греческая мысль не может преодолеть, — это природа, как бы она ими ни мыслилась. В греческой мифологии и для богов есть предел в мироздании, в космосе, который греки переживали как прежде всего разумную упорядоченность и красоту, противостоящие хаосу, беспорядочному началу. И греческие Боги точно так же подчиняются закону судьбы — этому безличному страшному закону. Вот поэтому Зевс так боится Прометея!
Христианский Бог совсем иной, Он — Творец мира. А что это значит — Творец мира? По-гречески, Творец — «пиитис», то есть буквально «поэт». Бог творит не только пространство, как многие часто считают, но и время — это тоже творение Божье. Поэтому нельзя задать христианскому Богу вопрос: «А что Ты делал до того, как создал мир?» У Бога не было «до того». Это мы с вами живем в категориях прошлого, настоящего и будущего. Это мы можем сказать, что до начала концерта мы стояли в фойе. А Бог в этих категориях не живет, Он этим категориям не подвластен. У него нет нашей диахронии, протяженности во времени. И начало, и конец наших поступков — перед Ним, как на ладони. Это мы в процессе, а Он — над ним, вне его. Представляете, какой Бог воплотился! Не Зевс превратился в кого-то и спустился, не Аполлон прискакал, а Бог, Который вне пространства и вне времени, Который и сотворил это пространство и время. Он трансцендентен, он вне этого мира, и теперь Он в этот мир входит — и переворачивается история, этот мир наполняется смыслом.
Это непостижимые вещи, они действительно рационально не улавливаются. Многие слышали знаменитую фразу: «Верую, ибо абсурдно», которую приписывают мыслителю II века Тертуллиану. Некоторые люди говорят: «Ой, вот эти христиане, что с них возьмешь, они верят в абсурд, верят в глупость», — но это примитивное, совершенно неверное толкование. Если прочитать настоящий текст Тертуллиана, он говорит иначе: Того, Кого не может вместить вся вселенная, вместили ясли; Тот, Кто сотворил вселенную, сам принял образ раба — это непостижимо, это не укладывается в сознании, это нельзя придумать и поэтому, говорит Тертуллиан, это достойно веры, и я верую. Не потому, что мне доказали, не потому, что мне рационально объяснили это, как мы говорим, на пальцах, а потому, что это невообразимо, это настолько превышает любое самое смелое человеческое представление о Боге, что я могу только благоговейно склонить голову в вере перед этим удивительным фактом. То есть это благоговение веры перед тайной, несовместимой с простыми рациональными выкладками, а вовсе не «слепая вера».
Из книги протоиерея Павла Великанова и Владимира Легойды «Несколько слов к Рождеству Христову»
