Русский Гомер

Иван Иванович Козлов (1779–1840) — дворянин, получил домашнее воспитание, служил в лейб-гвардии Измайловском полку, в дальнейшем двигался по гражданской стезе: канцелярия московского главнокомандующего, комитет для образования московского ополчения, позже — департамент государственных имуществ.

На исходе четвертого десятка был разбит параличом и ослеп. В 1821 году дебютировал со стихотворением «К Светлане».
Его перу принадлежит около двухсот стихотворений, несколько поэм, переводы из У. Вордсворта, Д. Байрона, Р. Бернса, С. Кольриджа и А. Мицкевича. Был близок с А. С. Пушкиным, В. А. Жуковским, П. А. Вяземским и братьями Тургеневыми.

Испытание слепотой

Первую треть своей жизни будущий певец "Вечернего звона" и не помышлял о поэзии. Религиозный и очень начитанный, обладающий феноменальной памятью ребенок с шести лет числился в Измайловском полку. По дворянской традиции, с каждым годом его чин повышался. С юности он был хорош собой, со вкусом одевался, в литературных салонах Москвы и на балах вел бурную светскую жизнь и считался лучшим кавалером.

Но блистательное будущее сломил грозный 1812 год и последовавшие за ним испытания. Всё началось с того, что московский пожар поглотил дом и имущество семьи Козловых. В этом же огне погибла и вся прежняя жизнь. Бежавшей от пожара семье пришлось перебраться в Петербург. Несчастья настигали Ивана Козлова, словно просчитывая его силы, одно за другим. У молодого человека стали отказывать ноги. Он не отчаивался и пытался ходить с тростью. Однако к 33-м годам обе ноги оказались полностью парализованными, и болезнь навсегда приковала его к постели. Одновременно стало ухудшаться зрение. В 42 года «во мгле сомкнулся мир земной», он окончательно ослеп:

Не зреть мне дня с зарями золотыми,
ни роз весны, ни сердцу милых лиц!
И в цвете лет уж я между живыми
тень хладная бесчувственных гробниц.

Иван Иванович стал изучать языки. Обладая необыкновенной памятью, уже будучи слепым, от окружающих, по слуху, он выучил английский, немецкий и польский. (Французский и итальянский языки знал раньше.) Особое утешение он нашел в Боге. Воспитанное в детстве религиозное чувство, духовное и молитвенное зрение обрело цельность и остроту. Силой духа старался он победить прорывающееся отчаяние и подавленность. Слепота углубила его поэтический дар и, по словам его друга В. А. Жуковского, «поэзия своим целебным вдохновением заговаривала в нем и душевные скорби, и телесные муки».

«Чернец»

Вполне вероятно, что если бы Иван Козлов не потерял зрение, то прожил бы, не зная в себе поэта. Несчастье познакомило его с самим собою, принудило заглянуть внутрь души и развить пламя поэтического видения. Первой значительной вехой в его литературной жизни стала поэма «Чернец». Задолго до публикации рукопись поэмы ходила по всей России. Лирическая исповедь молодого монаха, обремененного страшными воспоминаниями, духовным недугом, покорила сердца многих читателей — над ней рыдали, ее перечитывали и знали наизусть. «Чернец» вызвал широкие отклики и в литературном мире (позднее его сюжет повлиял на создание М. Лермонтовым поэмы «Мцыри»). Ивана Козлова стали печатать во всех литературных журналах. В письме А. Тургеневу в апреле 1825 года П. А. Вяземский пишет: «Я восхищаюсь „Чернецом“ — в нем красоты глубокие и, скажу тебе на ухо, — более чувства и размышления, чем в поэмах Пушкина». В первых строках поэмы автор признается, что Чернец ему созвучен: «моя душа сжилась с его душой». Мотивы покаяния, любви земной и небесной, возможности прощения, заданные в этой поэме, будут и в дальнейшем развиваться в творчестве слепого поэта.

Поэзия молитвы

С годами страшные ночные боли и дневные заботы сгустились в ноту высокой печали. Поэт стал называть себя «арфой тревоги, звучащей напевом мятежной тоски». В молитвенных стихах он не требовал облегчения страданий. Он просит смирения и покаянных слез, крепости веры и терпения, чтобы донести тленный венец жизни к ногам Христа. «Дай Магдалины жар священный, дай Иоанна простоту!» — восклицает слепой поэт. Он не клянет Бога, не вступает с ним в тяжбу, а воспевает сияющего в ярких лучах Творца, страшась только одного — чтобы покрывающая сила благодати не покинула его в страданиях, ибо «В тебе одном моя надежда, Ты радость, свет и тишина». Богу, который в ночи горит перед ним огнецветными зорями, он молится о том, чтобы не вступать в неравную тяжбу:

Молю, не вниди в суд со мной.
Ты всемогущ, а я бессильный,
Ты Царь миров, а я убог,
бессмертен Ты, — я прах могильный,
я здесь на миг, — Ты вечный Бог.

Семья

В семейной жизни Иван Козлов обрел верность, понимание и заботу. «Надежный друг дней мрачных и тяжелых, / вина всех дум, и грустных и веселых, / моя жена и мать моих детей!» — так писал поэт о своей супруге Софье Андреевне Давыдовой. В болезни и в безденежье семья не распалась, напротив, близкие всеми силами старались поддержать Ивана Ивановича в литературной работе, которая, к тому же, была единственным источником дохода. Дочери диктовал он свои произведения. Жене посвящал стихи.

С необычайной трогательностью он пишет Жуковскому, что, когда уходили от него все зрелища вселенной, он не взглянул ни на поле, ни на рощи, «забыл проститься с небесами», но хотел в последний раз насмотреться на жену и детей, запечатлеть «очам незримый образ их». Он старался запомнить их черты, понимая, что никогда не сможет увидеть, как они изменятся с годами: «И будет образ их не тот, который в сердце сохранится». Единственное упование о себе и о семье он возлагает на Бога, вечного и всевидящего:

И на Тебя я уповаю;
Как сладко мне любить Тебя!
Твоей я благости вверяю
Жену, детей, всего себя!

Поэт верил, что его безвременная тьма осветит дорогу его детей и своей мукой он призовет на них благословение Божие.

«Вечерний звон»

Чтобы поддержать семью, Иван Иванович занимался переводами. Благодаря его трудам русский читатель узнавал поэзию Вордсворта, Бернса, Байрона. Часто эти переводы были настолько вольными, — Козлов мог изменить стихотворный размер, заменить количество строф, — что их вполне можно считать оригинальными произведениями. Именно так появилось стихотворение «Вечерний звон», вольный перевод вирши лучшего друга Байрона, ирландского поэта Томаса Мура Thоеs еvеning bеlls.

Есть легенда, что Мур и сам перевел духовное песнопение, автором которого был преподобный Георгий Мтацминдели (Георгий Святогорец). Житие преподобного говорит, что с 1040 года он подвизался в Иверском монастыре на Афоне и занимался там поэзией и переводами. Стихотворение преподобного Георгия Афонского якобы вышло за пределы монастыря и было переведено на множество европейских языков, а через семь веков обрело новое звучание в переводе Томаса Мура. Однако грузинский оригинал исследователям обнаружить пока не удалось, и потому автором следует считать все-таки английского поэта.

Повествующий о бренности земной жизни «Вечерний звон» прошел через многие поколения слушателей. В этом, бесспорно, заслуга Ивана Козлова, под пером которого английский текст ожил и «обрусел».

Слепой поэт умер в 60 лет и был похоронен на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры. Судьба его, человека, лишенного скептицизма и душевной скупости, показала пример не только выносливого сопротивления физическому недугу. Терпя страдания тела, он приблизился к поэзии сам и приблизил к ней многих других. Поэзия соединила его с Богом, и это внушило ему ответственность за внезапно открытый дар. Всё же вместе дало тот посыл жертвенности, который и явился для него спасительным:

Прости, милосердый Отец мой, прости!
Кто может безгрешно крест тяжкий нести!
Да праведный гнев Твой падет на меня,
да буду я жертвой, — один, один я!