Апокрифический дискос

Это серебряное с позолотой блюдо, сделанное довольно грубо, скорее всего, создано в Семиречье (на границе современного Казахстана, Киргизии и Китая). Когда-то миссионерами-сирийцами там были основаны многочисленные христианские общины. Блюдо, вероятно, использовалось в литургических целях — для выноса просфор при совершении Евхаристии. Изображение снабжено пояснительными надписями на сирийском языке древним письмом, называемым эстрангело.

История обретения блюда такова: его нашли в конце XIX века при распашке поля в Пермской губернии. Владелец поля, солепромышленник Лавров, обратил внимание на христианские сюжеты, украшающие блюдо, и переслал его в Императорскую археологическую комиссию. Там предположили, что блюдо привезено в Пермский край волжскими булгарами, которые активно торговали с Семиречьем.

На блюде отчеканены излюбленные христианские сюжеты: в медальоне слева — Гроб Господень и жены-мироносицы, в верхнем — сцена Преображения, в медальоне справа — сцена Распятия. Между медальонами с Гробом Господним и Преображением — два воина с булавами (видимо, так мастер представлял себе вооружение римской стражи, стоявшей у Гроба). Между Преображением и Распятием — сцена предательства апостола Петра: понятно, что перед нами Петр, так как рядом с ним изображен петух («истинно, истинно, говорю тебе: не пропоет петух, как отречешься от Меня трижды» (Ин. 13, 38)). Между Распятием и Вознесением — пророк Даниил со львами, которые у мастера вышли больше похожими на тюленей.

Изображения носят канонический характер, исключение составляют Вознесение и сцена у Гроба Господня. Необычная трактовка этих двух сюжетов превращает не лучший образец сирийского декоративно-прикладного искусства в бесценную для историка Церкви находку.

В сцене Вознесения отсутствует Богородица. И вряд ли это небрежность мастера. Почитание Богородицы, как известно, древнейшая христианская практика. Так в чем же дело?

Часть христианских общин Семиречья придерживалась учения константинопольского патриарха Нестория. Несмотря на осуждение ереси патриарха III Вселенским собором (431 год), его доктрина имела в Византии множество сторонников. Изгнанные из Византии, еретики переселились в Сирию и Иран, где несторианство распространилось среди местных христиан, а те понесли его дальше на восток. Сегодня несториане живут на территории Ирана, Ирака, Сирии и Индии.

Доктрина несториан, как признают историки Церкви, была не столько учением Нестория, сколько закономерным результатом эволюции антиохийской богословской школы (наряду с александрийской, она была одним из двух главных течений раннехристианского богословия). Согласно несторианам, две природы в Иисусе — человеческая и божественная — не составляют ипостасного единства, а лишь соприкасаются друг с другом. Слова Символа Веры о «единородном Сыне, который вочеловечился» представляют собой для несториан лишь метафору — наподобие ветхозаветной метафоры об Иерусалимском храме как Доме Божием. Может ли храм, сотворенный человеком, быть обителью Бога? «Если небо и небеса небес не вмещают Тебя — тем менее храм сей, который построил я», — эти слова Соломона (2 Пар. 6, 18) несториане приводили в доказательство своего учения о взаимном несоединении двух природ во Христе.

Для человека непреодолимость границы между двумя природами — божественной и земной — означает невозможность преобразить падшую природу. Земное существование становится для него мукой, а избавление от нее в виде смерти — желанным. Вопрос о двух природах встал еще острее на Халкидонском соборе (IV Вселенском), результатом которого стало осуждение монофизитской ереси. Сторонники монофизитства отрицали уже не реальное единство природ во Христе, а столь же реальное различие между ними (они считали, что реальна только божественная природа, а человеческая — умозрительна). После долгих споров Собор установил догмат о различии природ Христа, которое «никогда не исчезает от их соединения». Таким образом, природы «неслиянны и нераздельны», а потому преображение человека не только возможно, но и не предполагает его исчезновения в божественном.

Непреодолимые границы между земной и небесной природами Иисуса — это также и невозможность почитания Марии как Богородицы. Она не могла почитаться как Матерь Божия, так как земная дева не может дать рождение Божеству. Несториане именовали ее не Богородицей, а Богоприимицей или Христородицей.

Автору дискоса не было нужды изображать Богородицу в сцене Вознесения, потому что он принадлежал к несторианской Церкви и для него Богородица была второстепенным персонажем.

Обратимся теперь к медальону, изображающему Гроб Господень. Сбоку от гробницы мы видим жен-мироносиц и небесного воина — архистратига Михаила. Он возвещает женам Воскресение: «напрасно ищете Иисуса распятого: его здесь нет!» (Мф. 28, 4-5). Иисус воскрес, однако внутри гробницы мы видим — Его крест! Еще один крест находится в центре дискоса. Как это объяснить?

Приблизительно в то же время, когда в Пензенской губернии был найден этот дискос, в городе Ахмим (древний Панополис) в Верхнем Египте в гробнице христианского монаха была обнаружена пергаменная рукопись на греческом языке. Восемь листов ее занимал текст, повествующий о страстях Господних. Автор текста прямо называет свое имя — апостол Петр, а потому исследователи стали называть этот текст Евангелием от Петра. О существовании этого текста было известно из «Церковной истории» Евсевия Кесарийского. Там говорится о епископе города Рососа в Малой Азии Серапионе (около 200 г. н. э.): узнав, что его паства читает Евангелие от Петра, он сначала разрешил это, но потом понял, что текст был в ходу у еретиков‑докетов (гностическая секта, отрицающая реальность Боговоплощения, считающая его δόκησις, «призраком, видением»). Свое мнение епископ изложил в послании пастве, где написал, что многое в этом Евангелии «согласно с истинным учением Спасителя, некоторые же заповеди прибавлены, что мы и отмечаем для вас» («Церковная история». VI. 12). Что именно было добавлено к учению Спасителя, исследователи узнали из найденной в Египте рукописи:

«В ночь на воскресение, когда солдаты по двое несли вторую стражу, с небес раздался великий голос. Стражники увидели, как разверзлись небеса и как оттуда сошли два мужа, от которых исходило великое сияние, и как они приблизились к гробу. Камень же, который был привален ко входу, сам собою пришел в движение и отодвинулся — так, что гробница оказалась открытой, и оба юноши вошли в него. Видевшие это стражники разбудили центуриона и старейшин, которые вместе с ними несли стражу. Когда же стражники рассказывали, что они видели, то снова показались три мужа, выходящие из гробницы: два мужа поддерживали третьего, а за ними следовал крест. Головы двух [первых] мужей достигали неба, голова же того, кого вели под руки, превосходила небо. Затем послышался голос с небес, вопрошающий: «возвестил ли ты почившим?». И раздался ответ креста: „Да!”» (Ев. от Петра, 35-42).

Итак, описывая Воскресение Гос-подне, автор Евангелия от Петра упомянул двух сияющих гигантов, спустившихся с неба, и заговоривший крест. Эту сцену мы и находим на эрмитажном дискосе: на сцене из левого медальона крест выходит из гробницы, в центре дискоса крест изображен поднимающимся на небо, а в сцене справа апостол Петр рассказывает историю Воскресения по собственному Евангелию. В том, что мастер из Семиречья использовал Евангелие от Петра, нет ничего удивительного: наряду с Евангелием от Фомы, оно имело широкое хождение среди несториан.

Евангелие от Петра — это апокриф (от греческого слова ἀπόκρυφος «скрытый, тайный»). Этот термин заимствован из античности, где апокрифами называли книги, предназначавшиеся для адептов религиозных сект или посвященных в мистерии. В новозаветные времена апокрифами стали называть произведения древнехристианской литературы, которые не предназначались для широкого общенародного чтения и не включались Церковью в число общепризнанных. (Сейчас принято отличать апокрифы от неканонических книг, то есть книг Ветхого Завета, которые входят в полную Библию. К неканоническим книгам относятся Товит, Иудифь, Маккавейские книги, Премудрость Соломона, Послание Иеремии, 2-3 Ездры, Премудрость Иисуса, сына Сирахова, молитва Манассии, 151‑й псалом и некоторые добавки к книгам Даниила и Есфири.)

Апокрифы начали составляться в тот же период, что и каноничес-кие Евангелия. Не случайно евангелист Лука начинает свое повествование с упоминания о таких книгах: «многие начали составлять повествования о совершенно известных между нами событиях» (Лк. 1, 1).

Расцвет христианской апокрифической литературы приходится на II–III век н. э., до IV века были созданы десятки, а может быть и сотни апокрифических книг. Особенности апокрифической литературы хорошо видно по Евангелию от Петра. Хотя оно и рассказывает об известных событиях Воскресения, этот рассказ существенно шире новозаветного рассказа, полон фантастических деталей и иначе расставляет богословские акценты. Например, автор перекладывает ответственность за казнь Иисуса с римлян на иудеев: суд над Иисусом вершит не римский наместник Понтий Пилат, а Ирод Антипа, сын Ирода Великого. Кроме того, согласно Евангелию от Петра, Иисус не испытывал крестных мук, но «выглядел так, словно не чувствовал никакой боли» (Ев. от Петра, 10). Перед смертью «Господь возопил: „Сила моя, сила моя, ты покинула меня” и с этими словами он был взят наверх» (Ев. от Петра, 19). Последние два отрывка наводят на мысль о сильном влиянии докетов на автора Евангелия: по-видимому, автор последовательно разделял Иисуса-человека и Иисуса-Бога.

Очевидно, что, по сравнению с каноническими Евангелиями, текст имеет позднее происхождение и его автором был не апостол Петр: судебная процедура в том виде, в каком она описана в тексте, не могла иметь место во времена Иисуса. На подложный характер книги указывает и Евсевий Кесарийский, который приводит слова Серапиона: «Хотя мы, братья, и принимаем Петра и других апостолов, как принимаем Христа, но, как люди опытные, мы отвергаем книги, которые ходят под их именем».

Апокрифическая литература имеет много жанров: помимо Евангелий, до нас дошли (полностью или фрагментарно) апокрифические деяния апостолов, послания и апокалипсисы. Среди апокрифических Евангелий выделяют Евангелия детства и Евангелия страстей. Авторы апокрифичес-ких Евангелий детства пытались восполнить пробел фактов из детства и юношества Иисуса. В одном из них приводится история о том, как мальчик Иисус вдыхает жизнь в воробьев из глины, таскает воду в плаще, исцеляет порезы и даже воскрешает своего сверстника. Апокрифические Евангелия страстей, к которым относится и Евангелие от Петра, рассказывают о страстных событиях и о суде над Иисусом.

Апокрифы использовались только определенными христианскими общинами, но никогда не признавались всей Церковью. Помимо христианских апокрифических, есть иудео-христианские и гностические Евангелия. В гностическом Евангелии Иуды, частично сохранившемся на коптском языке, Иуда показан как единственный верный ученик Иисуса.

Ценность апокрифической литературы для библейской науки бесспорна: эти книги открывают нам дверь в мир богословских идей раннего христианства. Некоторые из них, например Евангелие от Фомы, датируемое началом II века до н. э., сохраняют древнейшие свидетельства о Христе: их страницы помогают ученым восстановить первоначальный контекст тех или иных слов Иисуса (в канонических Евангелиях одно и то же высказывание бывает поставлено в разный контекст).

И если в первые века христианства богословские концепции, содержавшиеся в части этих текстов, могли существенно исказить христианское вероучение, то для сегодня христианина эти книги — свидетельства сложного пути поиска истины, который прошла Церковь. А для ученых, исследующих материальную и тем более духовную культуру Церкви, еще и неоценимое подспорье в процессе выяснения научной истины, в чем мы и убедились, рассмат-ривая детали чеканки старого эрмитажного дискоса.