Воспоминания тюремного священника

После того, как меня рукоположили во иереи в 1991 году, я вспомнил евангельский призыв, что пастырь должен оставлять девяносто девять мирно пасущихся овец и идти к одной заблудшей, и решил посетить тюрьму с целью духовного окормления заключенных.
Журнал: № 3 (март) 2009Фотограф: Станислав Марченко Опубликовано: 20 февраля 2013
Заблудшие овцы
После того, как меня рукоположили во иереи в 1991 году, я вспомнил евангельский призыв, что пастырь должен оставлять девяносто девять мирно пасущихся овец и идти к одной заблудшей, и решил посетить тюрьму с целью духовного окормления заключенных. 

Мой друг протоиерей Николай Аксенов, внук владыки Мелитона, в то время окормлял женскую колонию в Саблино, и я спросил разрешения послужить молебен и принять исповедь заключенных. Он с радостью согласился и заказал мне пропуск. Помню, что первое посещение тюрьмы произвело на меня очень тяжелое впечатление. Когда из окошка в шлюзе испытывающее смотрит на тебя тюремный страж, когда со зловещим лязгом открываются и закрываются за тобой двери, то мурашки пробегают по спине, и ты ощущаешь, как жутко оказаться в заключении на годы. В зоне была молитвенная комната, в которой я отслужил молебен и исповедал заключенных. Их неопрятный, жалкий вид, выцветшие глаза (от авитаминоза), провонявшая табачным дымом и потом одежда… вызывали два противоположных чувства: брезгливости и сострадания. Все же, осознав, что во многом виноваты условия содержания в наших тюрьмах, чувство сострадания победило, и я, несмотря на тяжелые ощущения, решил и в дальнейшем посещать тюрьму.

Я стал задумываться, почему же в обществе такой антагонизм по отношению к заключенным? Почему никто не хочет говорить о них, думать об их тяжкой участи, а когда они выходят на свободу, от них шарахаются? Тем самым, толкая их на совершение новых преступлений. И пришел к неутешительному выводу, что это последствие тоталитарного режима, когда преступник считался «врагом народа».

Последняя луковица
Приближался праздник Пасхи, меня пригласили освятить куриную ферму и спросили, чем отблагодарить. Я сказал, что мне ничего не надо, и попросил для женской колонии яиц, и мне пожертвовали две коробки яиц — 750 штук. На второй день Пасхи я был в женской колонии и вручил каждой заключенной по Пасхальному яйцу. Радость их была неописуема — оказывается, им яиц не давали, чтобы избежать заражения сальмонеллой! Вот как у нас заботятся о заключенных!

В течение года я посещал колонию несколько раз, и много трагедий открыли мне эти несчастные женщины. Одна красивая женщина лет тридцати рассказала, что пьяный муж часто ее бил, но она терпела. Однажды она резала хлеб, а муж накинулся на нее и стал бить, защищаясь, она ударила его ножом и убила, за это ей дали пять лет. Я задумался, если развод является смертным грехом, но в некоторых случаях он лучше, чем убийство. Господь говорил, что по жестокосердию Моисей разрешил разводы, чтобы мужья и жены не поубивали друг друга. 

Постепенно чувство брезгливости и отвращения совсем исчезло, и на смену им пришли сострадание и сочувствие к этим несчастным женщинам, многие из которых были не настолько виноваты, чтобы лишать их свободы и содержать в столь тяжких условиях. 

На следующий год перед Пасхой я освящал дом одного большого начальника и попросил у него яиц для женской колонии. К тому времени закрылась колония на севере, и всех женщин отправили в Саблино, для них нам дали пять коробок яиц (1800 штук), которые мы красили всю Великую Субботу. Когда я привез их в колонию, то такое началось, что начальство, опасаясь за нашу безопасность, решило выдавать яйца в столовой во время обеда.

Постепенно я стал привыкать к тюремному служению, и когда долго не был в тюрьме, начинал скучать, да и узницы меня ждали и молились, чтобы я приехал. К тому же оказалось, что у одной моей прихожанки дача в Саблино, и я мог «убить двух зайцев»: прихожанку отвезти на дачу, она оплачивала бензин и давала немного на подарки заключенным, и побывать в колонии. На пожертвованные ею деньги я заправлял машину и покупал узницам лук, чеснок и немного лимонов, столь необходимых при авитаминозе. 

Исповедую и даю то луковицу, то чесночинку, когда подошла последняя женщина, то оказалось, что у меня в пакете осталась только луковица. Я, конечно, удивился такому странному совпадению, но не придал ему особого значения. Через месяц снова приезжаю в колонию, исповедую и раздаю лук и чеснок, когда подошла последняя женщина у меня снова в пакете оказалась последняя луковица, тут я еще больше удивился и вспомнил слова Господа, что и власы на нашей голове сочтены, однако подумал: «К чему бы это?» Ответ на этот вопрос я получил через несколько дней, когда позвонил мне настоятель «Крестов» отец Олег и попросил меня согласиться занять его место, так как его переводят на отдаленный приход. Не раздумывая, согласился, но когда рассказал об этом своим родным, они стали меня отговаривать, и я заколебался. Одно дело ездить по настроению в женскую колонию, где полторы тысячи женщин, есть настоятель, который строит храм, а другое дело быть настоятелем в «Крестах», где семь с половиной тысяч преступников, среди которых есть рецидивисты и насильники.

Я снова поехал в женскую колонию, которая по сравнению с «Крестами» казалась мне домом отдыха. Исповедую, даю то луковичку, то чесночинку, а сам думаю: «Хватит всем, или не хватит?» По моему маловерию не хватило только одной луковицы. Для меня это тройное совпадение послужило знамением, что надо идти в «Кресты».

«Кресты»
Согласно моему прошению, с 9 марта 1999 года я был назначен настоятелем храма святого благоверного великого князя Александра Невского в следственном изоляторе № 1 Главного управления исполнения наказаний по Петербургу и Ленинградской области, который обычно называют «Крестами», и который является самым большим в Европе. Началась совершенно новая для меня жизнь полная искушений, скорбей и радостей.

Первое, что очень меня расстроило, в храме «Крестов» располагался клуб, и заместитель начальника тюрьмы заявил, что храм здесь не нужен и никогда не будет открыт. Еще более удручающе было осознание страшной тесноты в камерах изолятора: в камере размером восемь квадратных метров сидело (лучше сказать: стояло) двенадцать человек, а на шести нарах спали по очереди. Конечно, я и раньше читал, что в изоляторах плотность содержания 0,8 м2 на человека, но одно дело смотреть на цифры, а другое — в саму камеру заглянуть. Это лишило меня покоя и сна, я представлял себя в подобной тесноте и приходил в ужас. 

Я исповедовал, причащал запасными дарами и крестил заключенных в кабинете для воспитательной работы. Когда число желающих исповедоваться и причащаться увеличилось, решено было приводить их в помещение храма, где был клуб. В алтаре храма была сцена, часть которой мы отделили перегородкой и… устроили храм. Во время службы некоторые заключенные падали в обморок, настолько они ослабели от нахождения в тесных камерах.

Я к тому времени убедился на опыте, что большинство преступников неверующие и некрещеные, понятия не имеют о Заповедях Божиих и даже Уголовный Кодекс знают плохо, а имеют свои воровские законы: «не пойман — не вор», «загуби ближнего своего, пока он не загубил тебя» и так далее. 

В октябре в «Кресты» приехал Владимир Путин. Когда он стал президентом, то быстро навел порядок: приказал распределить кассационников из изоляторов по зонам, провел судебную реформу, в результате в камерах вместо двенадцати осталось четыре человека.

Наконец, было принято решение о восстановлении храма в «Крестах». В храме была разобрана сцена, иконостас установлен на прежнее место.

В праздник Пасхи 2000 года был совершен крестный ход по двору и коридорам «Крестов» после ­80-летнего перерыва. Православное телевидение снимало эту службу и показывало по телевидению. Съемки в «Крестах» стали традицией, и снятые кадры были объединены в документальный фильм «Благоразумный разбойник». Все это не осталось незамеченным, и из Москвы приехал вице-президент благотворительного фонда «Благо» с предложением помочь в восстановлении храма святого Александра Невского в «Крестах». С 2000 по 2007 годы были заменены все сорок огромных оконных рам, проведено отопление, установлено пять позолоченных крестов, покрашены купола, отлиты и установлены колокола 900 кг, 400 кг, 140 кг и шесть малых. Изготовлены престол и жертвенник, приобретены облачения и церковная утварь. Богослужения совершались два раза в неделю, а некоторое время и ежедневно. Несколько тысяч заключенных смогли посещать богослужения.

«Благоразумные разбойники»
Приведу несколько примеров исправления заключенных. Сергей сидел за разбой. Он часто бывал на службе, перед вынесением приговора он дал Богу обет: если его выпустят из зала суда, то он всю оставшуюся жизнь будет служить Богу. Сергея освободили из зала суда, а подельщику дали шесть лет строгого режима. Сергей год работал в церкви, а потом ушел в монастырь, где сначала был пастухом, а теперь келарем (зав. столовой). Сейчас он готовится к монашескому постригу. Другой осужденный после освобождения стал заведовать небольшим автопарком, третий — стал инженером. Многие, выйдя на свободу, посещали богослужения в «Крестах», хотя обычно бывшие заключенные обходят тюрьму стороной. 

Были и страшные исповеди: этот человек был весь красный, его буквально трясло. Когда я спросил, в чем его обвиняют, он ответил, что за убийство двух людей ему дали пожизненное заключение, но на самом деле он убил семь человек. И я вспомнил, как наказан был Каин: Бог сказал ему, что «ныне проклят ты от земли» (Быт. 4, 11). Но Бог ограничил его наказание тем, что сделал ему знамение, чтобы никто, встретившись с ним, не убил его. (Быт. 4, 15). Это один из аргументов против смертной казни. Думаю, что существование потенциальной опасности, когда в результате судебной ошибки возможен приговор к смерти невиновного, является основанием для отмены смертной казни.

Вообще мой опыт тюремного служения привел меня к мысли о том, что только евангельский идеал может спасти людей от самоуничтожения и вечной погибели.

«О ПОМОГИТЕ»
Через три или четыре года на меня напало страшное уныние: я вдруг понял, что многие из находящихся в тюрьме хотят исправиться, но обществу они не нужны, и когда они возвращаются из тюрем, их никто не ждет, им не дают ни жилья, ни работы, пытаются «навешать» на них нераскрытые преступления и снова посадить. В 2007 году по причине расстройства здоровья вынужден был по собственному желанию оставить служение в «Крестах», но на приходе Святителя Николая, где я являюсь настоятелем, создан благотворительный отдел 

«О ПОМОГИТЕ». Это название расшифровывается так: «ОТДЕЛ ПОМОЩИ ОБЕЗДОЛЕННЫМ, МА­ЛОИМУЩИМ, ОБИЖЕННЫМ, ГО­ЛО­ДАЮЩИМ ТВО­РИТ ЕДИНЕНИЕ». Отдел также занимается тюремным попечительством: предоставляет все необходимое для совершения богослужений в «Крестах» и частично оплачивает хор. В том, что мне нельзя совсем оставлять «Кресты», меня убедило следующее событие. Из Москвы к нам приехал один бывший заключенный и подарил нам икону Благоразумного разбойника с части­цей креста. При этом он рассказал, что когда был смертельно ранен, то в состоянии клинической смерти оказался в аду, где ему явился благоразумный разбойник, который вывел его из ада и просил напомнить христианам о том, что первым в Рай Господь ввел его, Благоразумного разбойника. После выздоровления этот бывший преступник построил в Туле часовню в честь Благоразумного разбойника, заказал его иконы, побывал на острове Крит, где хранится крест, на котором был распят бла­го­разумный разбойник, и вставил частицу креста в икону. Я спросил его: «Когда совершается память благоразумного разбойника?» Он ответил: «23 марта». 23 марта — это же день моего рождения! Вот почему меня тянуло служить в тюрьме, и почему я выдержал служение в этом прообразе ада на ­земле.

Поделиться

Другие статьи из рубрики "Крупный план"