Подлинная история

Джон Толкиен вошел в историю не только как великий писатель. Он был выдающимся филологом, почти 40 лет занимал должность профессора Лидского, а затем Оксфордского университетов. Толкиен — один из авторов Словаря среднеанглийского языка и монументального Оксфордского словаря английского языка, который переиздается до сих пор, хотя первое издание увидело свет в 1920 году. Им написаны интереснейшие исследования «Чосер как филолог» и «Беовульф», подготовлен к печати памятник английской словесности XIV века «Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь». И все же простые читатели любят его не за это. 

Мы не всегда верно понимаем значимость отдельных частей знаменитого цикла Толкиена: последовательность реализации замысла, как нам кажется, выстраивается в порядке его публикации. Получается, что «Властелин Колец» — продолжение истории про хоббита Бильбо и волшебное кольцо, а «Сильмариллион» — попытка автора в преклонном возрасте дать историю объяснения «Властелина Колец», которая ему проигрывает. 

Ничего подобного. Центральное для Толкиена произведение — повесть о Сильмарилах. Он писал ее всю сознательную жизнь, впервые взявшись за перо еще во время I Мировой войны. Джон Толкиен был офицером Ланкаширского полка, участвовал в одном из самых крупных сражений на реке Сомме, а затем из-за ранения больше года провел в госпитале. Именно там Толкиен сделал первые наброски о предыстории рода человеческого. К середине 1930‑х основная концепция была им продумана в деталях. Книга должна была состоять из четырех частей, включавших в себя предание о сотворении мира, об иерархии «богов»-Валар, собственно историю о создании, утере и попытках обретения вновь камней Сильмарилов, в которых был заключен божественный свет. Последней частью произведения была повесть о падении нуменорян, особой породы людей, в гордыне своей нарушивших основной запрет, наложенный единым Богом, и посягнувших на заповедную землю. 

«Хоббит» (1937) получился самостоятельной сказкой. Можно ничего не знать о «Сильмариллионе» и наслаждаться ее чтением. Однако в тексте имеются места, дающие отсылку к событиям Первой эры. Например, в восьмой главе говорится: «В старину у эльфов даже случались войны с гномами, которых они обвиняли в краже эльфовских сокровищ». Это прямая отсылка к событиям, описанным в 22‑й главе «Сильмариллиона».

Но «Властелина колец» Толкиен уже совершенно сознательно писал и рассматривал как часть более общего замысла. В нем он ставит вопросы, которые были ключевыми для «Сильмариллиона», и встраивает в ткань произведения изрядное число пересечений с основным циклом, включая прямые цитаты. 

Новизна и художественная сила трилогии такова, что читатель вполне может быть удовлетворен законченностью повествования, внутренней достоверностью событий и мотивацией персонажей. Указания на глубинный пласт истории, которая обретает свое разрешение во «Властелине колец», остаются на периферии его внимания. 

По существу, Толкиен создал художественный космос с собственной историей и мифом. Автор желал таким необычным способом выразить то, что всем современникам было хорошо известно, что они считали исчерпанным и нетворческим. Но для него, сына римско-католической Церкви, это было глубокой личной верой и подлинным жизненным стержнем.

Зачем говорить прикровенно об Истине, которая говорит о себе Сама, и, будучи Словом, открывает Себя в предельной полноте, какая только доступна людям в воплощении и вочеловечении? Да, некоторые приемы изложения отдельных христианских смыслов могли быть иносказательны, ведь и сам Спаситель говорил притчами. Книга Апокалипсис представляет собой своего рода «прикровение в откровении», причем попытки выстроить ее символы в связный образный ряд чаще всего терпели неудачу. Наконец, Таинства, преподаваемые в Церкви, апофатический, таинственный метод в богословии, возможны и действенны именно потому, что в общении человека с Богом присутствует неразрешимая антиномия явления в конечном мире Того, Кто по бытию бесконечен, Кто самое бытие превосходит. Но обо всем этом во все века христианства говорилось прямо. Никто из авторов не прибегал к изложению богословских истин под видом новосозданного «легендария», в котором ни одного персонажа невозможно сопоставить с каким-то конкретным христианским «прототипом»! 

Таковы были обстоятельства времени, начала прошлого века. Слишком велик был разлом человеческого духа, обнаживший себя в крушении всех привычных норм жизни, прервавший их, как считалось, правильное и поступательное развитие. Христианское осмысление происходящего уже не могло повторять прежние устойчивые формы. Ведущие теологи Запада — Карл Барт, Пауль Тиллих, Ганс Урс фон Бальтазар — стремились перестроить систему христианского богословия на новых основаниях. В свою очередь, Тейяр де Шарден и Мартин Хайдеггер пошли иными по отношению к традиционному христианству путями. Первый попытался оживить богословие за счет теории эволюции и терминологии, заимствованной из оккультных учений XIX века. Второй создал целый метафизический мир, построенный на идее фатального одиночества человека.

Что же Толкиен? В чем правда его построения, связывающего слишком различающиеся меж собой реальности: догматическую веру, миф и мечту? Реальность, их объединяющая, — история, которую Толкиен понимал исключительно в христианском измерении. Ведь христианин знает, что есть Начало, которое дало начало другому бытию, чтобы ему самому стать бытием в вечной и непреходящей жизни. Так и в «Сильмариллионе» есть абсолютно внеположный миру Илуватар, сотворивший мир с помощью музыки, и история, которая в ней скрыта, развернется, состоится. Эту музыку в конце всех времен и эпох исполнят «боги», которые никакой не многобожный пантеон, но «ангельские силы», «сослужители в творении», и его дети — тварные существа: «музыку, превосходящую ее, хоры Айнур и Детей Илуватара исполнят пред Илуватаром после срока всех дней. Тогда темы Илуватара будут воспроизведены так, как они суть, и обретут Бытие в самом произнесении своем, ибо все познáют в полноте замысел Илуватара об их участи».

Будет падение, всякий раз сопряженное с отказом от сотворчества, отказом от величайшего дара быть причастным наделению подлинным бытием, и попытка начать творение по собственному произволу.

Это произойдет с «ангелами»-Айнур, и выбор их будет безвозвратен, а «творение» обернется бесконечной чередой подделок, будь то драконы, орки или боевые волки. Это случится с эльфами, которым даровано «бессмертие», то есть фактическое неумирание от естественных причин в сотворенном мире, но с опытом смерти как смыслового предела жизни. Они соб-лазнятся о величайшем своем артефакте, камнях с божественным светом, и вступят в безнадежное противоборство с судьбой, которая падет на них неотменимой реальностью оборотной стороны совершенного братоубийства. Наконец, падут люди, пожелавшие искать бесконечной жизни в этом мире, тогда как фактическая их «смертность» была даром Илуватара к богопознанию. И придет полурослик Фродо, который долго продержится силой, заложенной Создателем в «малых сих», и сорвется в самый последний момент, соблазнится о вещи вторичной, власти над ближними, когда уже буквально будет «от добра до худа один шаток», но не долгая неодолимая дорога.

Мир Толкиена состоит из сложных и многозначных символов. Сам он более чем настороженно относился к внешним интерпретациям, не в последнюю очередь по причине «прикровенности», о которой шла речь. И мы понимаем, что ввести явным образом в свое произведение какой бы то ни было «аналог» Христа или Божией Матери он не мог, это было бы неуместным вмешательством, разрушающим художественную и концептуальную ткань цикла, и не приносящим никакой миссионерской пользы.

При этом Толкиен строго следовал христианской идее истории. Он не обольщался насчет будущего своего мироздания, конкретного будущего Срединной Земли после эпопеи с Кольцами Власти. В своем письме К. Бэйли, датированном 1964 годом, он писал: 

И все же путеводительная звезда Гил-Эстел знаменует собой три высочайшие добродетели христианина: веру, надежду и любовь. К вымышленным персонажам Толкиена приложимы библейские формулы. Вера побуждала Эарендила отплыть к блаженным землям, чтобы принести весть о бедствиях двух родов и вымолить для них прощение, верой движим был Фродо, отправляясь в свой страшный путь в Мордор. Надежда не покидала их в самую трудную минуту, и свет ее вел их вперед. Наконец, любовь поставил Бэрен выше «камней и творения искусства», самих Сильмарилов, величайших камней преткновения Первого века Земли, и любовь вызволила его из сени смертной.