Наша карельская Нарния

Зимний лагерь прихода Рождества Богородицы карельского города Кондопоги снова собрал детей. На термометре — минус 30. Все четыре отряда — «синицы», «малиновки», «бобры» и «зайцы» — согрелись в работе. Сами расчищали площадку, сами рубили и тащили через озеро елку, делали горку, соревновались в изготовлении гирлянд, репетировали сказку.

В шапках снега уличные умывальники, сиротливо стучит о столбик на ветру забытый летом купальник. Небо расцвечено фейерверками. У костра, под гитару, — танцы «боб-ров», «зайцев» и «птиц». А на горке в Доме нас ждет огромный праздничный пирог и горячий чай.

Нельзя идти в никуда, просто на лыжах по озеру, а потом вернуться. Нужна цель. Мы готовим четыре клада и обматываем палочки скотчем четырех цветов. Четверо взрослых отправляются по озеру в разные стороны, чтобы спрятать клады. По пути мы втыкаем палочки в снег. Я держу путь на необитаемый остров, где летом проходила Робинзонада. С моей коллегой, учительницей математики Кондопожского лицея, мы обходим остров с разных сторон. Она показывает мне волчьи следы. Видно, что волки волокли что-то по снегу. Следов много, лыжни нет. Лыжи полностью скрываются под снегом, не видно даже загнутых концов. Озеро лежит передо мной, как чистый лист, я пишу на нем строчку своих лыжных полос. Забытое чувство восторга от первозданности и цельности этого мира вновь охватывает меня. Летом мы в легкой лодочке скользили по поверхности озера, а под нами в темных бездонных глубинах бродили гигантские рыбы. Может быть, они и сейчас не спят? Лодочная скорлупка на поверхности вод, а кругом никого, только горы, что веками глядятся в холодную массу ледникового озера…

Мои мысли прерываются криком о помощи. Коллега, пытаясь подняться на остров, упала на спину и не может встать: лыжи застряли в засыпанных снегом камнях. Я пытаюсь поднять ее, и слезы злости на собственное бессилие брызгают из глаз. Темнеет. Пока пойду за помощью, она, наверное, замерзнет на снегу. И волчьи следы… Необитаемый остров. Карелия. О, моя прекрасная Нарния! «Интересно, если погибнешь здесь, оживешь ли в другом месте?» Но я уверена, что здесь не случится ничего плохого. Только здесь просыпаешься с радостью и думаешь, какой прекрасный день трудов ожидает тебя. Здесь посылаются реальные испытания, и ты сдаешь экзамены жизни, здесь все зависит от состояния сердца, и все решается в пользу добра. Снимаю лыжи. Из палок делаем подпорки. С четвертой попытки коллега принимает вертикальное положение, и вскоре мы отправляемся в лагерь. Моя спутница слегка постанывает. Надо сказать, что человек она совершенно героический. Лучший учитель Карелии. Ее сын был спортсменом и умер от перегрузки, не успев создать семьи. Она сама перенесла онкологическое заболевание, но каждое утро встает в 6:00, купается или обливается ледяной водой. В свои 60 лет бегает на лыжах и сплавляется с учениками на рафтах по горным рекам…

В темноте мы благополучно при-шли в лагерь. Наш Дом на горке светит окнами далеко вокруг, и мы идем на его свет.

Он состоялся, когда «потеплело» до минус 23. Долго подбирали лыжи и ботинки ребятам. Спрашиваю семилетнюю Лизу: «Ты умеешь кататься на лыжах?» — «Да! Я катаюсь!». Уже в пути выясняется, что на лыжи встала впервые. «Почему ты не сказала правду?» — Молчит. Боялась, что не возьмут. Она — новичок в лагере. Летом была в первый раз. Тогда впервые взялась за весла, а к концу смены уже катала в лодке других ребят. Идет на лыжах, поджав губы, падает, встает и идет дальше. Коля, вожатый, ждет и подбадривает ее. Коля — удивительный человек. Он был в лагере впервые лет в 10, белобрысый, очень толковый мальчик. Коля — идеальный вожатый. Он добрый, веселый, в свои 19 умеет, кажется, все. Может долго грести без устали, играть с детьми, ставить и разбирать палатки, разводить костер в любых условиях, играть в приходских спектаклях. Он немногословен и безотказен. Он прекрасный помощник и друг Сан Саныча.

Детдомовский мальчик с ДЦП. Я не знаю, как протоиерей Лев Большаков (настоятель храма Рождества Богородицы в Кондопоге) нашел его, только несколько лет назад он появился в приходе, а вскоре и в лагере. Он живет в петербургском приюте. Отец Лев ездит за ним, чтобы привезти сюда на праздники или на лето. В этом году батюшка с сокрушением показывал два билета на верхние полки, которые только и смог достать, когда поехал за Сан Санычем. У Саши тяжелая форма ДЦП, когда он идет, в ходьбе участвует все тело, каждый шаг мучителен. Летом Саша постоянно тренировался, поднимаясь в горку, колени были в ссадинах и синяках. Саша и есть сам не может. И даже перекреститься правильно у него не получается. Но умеет пользоваться компьютером. Очень трогательно получать от него сообщения типа: «Наконец пошел снег. Я так люблю бродить под падающим снегом». Он очень веселый человек, любит шутки, разбирается в музыке. По возрасту — ровесник наших вожатых. Они всегда берут его в свою компанию. Летом Коля несколько раз купал Саньку, надевая на него спасательный жилет и сталкивая в озеро с мостков. Сан Саныч выныривал, молотил по воде скрюченными руками, улыбался. Дети привыкли к нему, стараются помочь и относятся как к равному. Все так, как должно быть. Он — наш, из лагеря.

Зимний лагерь короткий, но праздник продолжается в приходском Доме. 7 января накрытые столы ждут всех прихожан. Этой зимой исполняется 22 года приходу и традиции совместных празднований. В 1991 году на праздник собирались в подвале Горгаза, еще малым кружком, а на столе или на перевернутых ящиках, накрытых скатертью, стоял чай и булка (хала) с вареньем. Воскресная школа возникла сразу же, как началось служение отца Льва, командированного в карельский городок из Петербурга. Покуда не было приходского Дома, собирались у батюшки в квартире. «Да здесь жизнь возможна только в приходе или рядом с ним. В самом городе жизни нет», — считает 17‑летняя Таня, чтец и вожатая. Она учится на III курсе Новгородского университета, на филфаке. В храм пришла самостоятельно, в детстве, из неверующей семьи.

В этом году отец Лев предлагает издать сборник воспоминаний прихожан. «У нас очень богатая история», — говорит батюшка. Несколько лет назад, восстанавливая после пожара приходской Дом, в его стенах обнаружили множество осколков снарядов. Дом служил мишенью для врагов во время Великой Отечественной войны, по нему пристреливались, но он уцелел. Как уцелела и кондопожская Успенская церковь, в которой раньше служил отец Лев, чудо деревянной архитектуры, толстые темные бревна которой и по сей день хранят следы войны.

Бегу в кладовку за посудой и вижу коробку с надписью «Подарки для бомжей». О том, что приход уже много лет кормит городских бомжей, я знаю. Господи, как хорошо, что их не забыли и в праздник, не оставили вне радости! Заботливые руки собирали эти цветные пакетики, которые будут вручены вместе с праздничным обедом. Я однажды видела, как батюшка сам варил суп для бомжей. Он размешивал суп поварешкой в огромной кастрюле, сыпал крупу и приправы. Еще он умеет вешать занавес, режиссировать спектакль, перевязывать незаживающие язвы Сергею Петровичу.

Собственно говоря, с Петровича и началась наша Карелия. Был, правда, еще маленький эпизод…

Мне было 18 лет, а моему братишке четыре года, мама взяла две путевки в Карелию. Братишку оставили с соседкой. Мы побывали в Петрозаводске, на острове Кижи, а разместили нас на ночлег в Кондопоге, в гостинице «Кивач». Тогда я впервые узнала об этих местах. Увиденное и услышанное ошеломило. На острове Кижи я бежала за экскурсоводом, спрашивая, могу ли я здесь остаться и работать. Блаженное чувство узнавания или предчувствие счастья коснулось и не отпускало. Все было родным и знакомым. Тихая Кондопога с невысокими желтыми домиками по сторонам главной улицы, дивный водопад Кивач, все дышало радостью и свободой. А вот к Успенской церкви мы подъехали в пасмурный час ее бытия. Огромный ржавый замок на дверях отсекал надежду. Церковь дивно пахла забытым прошлым. Я уткнулась лбом в мокрое бревно и подумала: «Если бы меня спросили, чего я хочу больше всего на свете, я бы сказала — откройте эту дверь!» Потом надо было ехать домой, учиться, работать, заводить семью, рожать детей и всю жизнь любить эту маленькую прекрасную землю, как свою настоящую родину. Я ее тогда нашла. До моего крещения оставалось пять лет, до приезда сюда отца Льва Большакова — шесть. И однажды отец Лев открыл эту дверь, мы всей семьей, нарядные и торжественные, поднялись по лестнице и вошли в Успенскую церковь.

…Этого болящего из Кондопоги в Тервеничи привезли друзья на машине. В надежде на исцеление оставили там без денег и документов. Неделю матушки пытались помочь ему залечить незаживающую рану на ноге и облегчить страдания — неподвижность позвоночника. Но сдались и стали искать способ отправить его домой. Тут-то и подвернулись мы, уезжавшие в тот день из монастыря. В Лодейном Поле пытались поймать машину на Петрозаводск, водители огрызались: «Я вам не „скорая помощь!“» Пока мой муж ловил машины, мы с девчонками слушали рассказы Сергея Петровича об Успенском приходе. И о том, как отец Лев возит детей в Петербург в театр, и о вечерах классической музыки, и о том, что двери приходского Дома открыты для всех. А когда выяснилось, что отец Лев — духовное чадо приснопамятного отца Василия Лесняка, мы с радостью записали номер телефона прихода…

А потом мы сами убедились, что все рассказанное Сергеем Петровичем — правда, и много еще чего было, но уже с нашим участием. В этом необыкновенном месте не говорят громких слов о христианстве, а просто живут в предстоянии Богу.

— Матушка Юлия, почему некоторые люди, используя слова и доводы православия, пытаются душить и «строить» других? Это ведь не христианство, правда? — спрашиваю Юлию Олеговну Большакову, директора лагеря.

— Видишь ли, люди даже могут что-то простить друг другу, но труднее всего им простить чужую внутреннюю свободу. Именно чувство внутренней свободы говорит о правильных отношениях с Богом, о состоявшейся Встрече. Тот, у кого это вызывает подсознательную зависть, пытается лишить человека его свободы.

Кондопожские воскресная школа, лагерь и храм с трудом вмещают всех желающих. Прошло десять лет с нашего первого приезда сюда, моя старшая дочь теперь — постоянная вожатая в летнем лагере, в течение учебного года проводит экскурсии по храмам и монастырям, ведет активную, живую работу с детьми и взрослыми, помогая в подготовке к той самой единственной и важнейшей Встрече. Младшая дочь этим летом тоже попробовала себя в роли вожатой. На днях мы снова едем в Карелию с группой моих учеников, детей из многодетных и неполных семей.

Вырываясь из Петербурга, мы оказываемся в нашей карельской Нарнии и проживаем там целую жизнь, не старея. Мы выполняем там часть нашей необходимой работы и возвращаемся в этот мир, где за время нашего отсутствия ничего не меняется. Мы собираемся вместе и вспоминаем лагерь и приход, ловим вести оттуда. А если случится так, что мы больше не сможем вернуться туда, будем искать Нарнию здесь и помогать ее взращивать. Я думаю, каждый, кто захочет, сможет найти свою Нарнию, свое место приложения сил и способностей, где ждут именно его, где он не будет странен и смешон.