иерей Илия Верещагин

Еще в детстве я стал задумываться о смысле жизни, о том, что меня ждет после смерти. Я чувствовал, что у жизни нет конца... С детства я любил рисовать и поначалу хотел быть художником, учился в художественной школе, но позже решил пойти по стопам отца и старшего брата и стать моряком, а морские пейзажи писать для себя. Перелом наступил в выпускном классе — появилось желание быть художником в храме и заниматься реставрацией древних икон. Решение пришло внезапно: тогда я еще ни разу не держал в руках настоящую, «живую» икону. Я поступил на реставрационное отделение художественного училища имени Рериха. Поступая в училище, я наивно полагал, что все люди, работающие с иконами, — верующие, но оказался там в одиночестве и стал поддаваться влиянию окружающих. Во время учебы в училище я посещал богослужения эпизодически, постоянно были сомнения и борения. Но в храм меня тянуло.

Еще перед поступлением я зашел помолиться на подворье Оптиной пустыни и молитвенно обещал прийти потрудиться в этом храме. Но о своем обещании вспомнил, только когда окончил училище и стал размышлять, куда идти работать. На подворье меня взяли сразу, и я проработал там почти десять лет! Богослужения на подворье произвели на меня колоссальное впечатление…

В эти годы мне удалось несколько раз посетить Афон. Византийская культура и монашеская молитва, красота богослужения и греческое пение потрясли меня настолько, что я почувствовал: быть только художником-реставратором для меня недостаточно. Я попросил настоятеля Оптинского подворья игумена Ростислава (Якубовского) взять меня в алтарь, и он сделал меня чтецом и алтарником.

Я долго сомневался, поступать ли мне в семинарию. Для меня семинария была чем-то недоступным, но в то же время глубоко в душе я чувствовал, что все равно буду учиться в семинарии и стану священником. Иначе — без служения Богу — я уже не представлял свою жизнь. Однажды к нам на престольный праздник приехал из Оптиной пустыни отец Илий. Я получил у него благословение на учебу в семинарии и стал готовиться к поступлению. Учиться было трудно, приходилось после занятий работать, чтобы прокормить двоих детей. Когда владыка Амвросий рукоположил меня во диакона, стало еще сложнее все совмещать. Как раз тогда нашей бригаде реставраторов предложили потрудиться в кафедральном соборе Смоленска над восстановлением одного из красивейших барочных иконостасов в России. И я перевелся на заочное отделение Смоленской семинарии, которую и закончил в этом году. Получилось так, что я сначала пришел к Богу, через веру пришел к искусству, а через искусство опять вернулся к вере, воцерковился и стал служить в храме.

Сейчас я продолжаю заниматься реставрацией, с бригадой реставраторов восстанавливаю альфрейную живопись в здании Генштаба — новых залах Эрмитажа. Свою работу по реставрации я тоже считаю служением, для меня это неотъемлемая часть жизни.

К сожалению, нередко приходится сталкиваться с отсутствием художественного вкуса у духовных лиц в Церкви: на приходах исчезают старинные иконы, забеливаются остатки фресок. И у музейных работников появляется обоснованный повод обвинять Церковь в культурном невежестве. С другой стороны, если храм построен в древнем стиле, нужно, чтобы его внутреннее убранство этому стилю соответствовало. Хотелось бы, чтобы в семинариях начали преподавать основы реставрации и тем самым прививали будущим священникам художественный вкус и понимание исторической и культурной ценности храмового убранства. И чтобы в епархиях появились специальные отделы, которые занимались бы реставрацией и восстановлением храмов, возвращенных государством.

Я считаю, что каждому важно использовать все свои таланты для блага Церкви. Вот, святой Иоанн Дамаскин был и высокопоставленным чиновником, и поэтом, и философом, и иконописцем. Всеми своими талантами он послужил Церкви.