Невидимая катастрофа

В этом материале мы предлагаем прислушаться к словам супругов, которые подошли к черте развода вплотную. Может быть, в этих рассказах мы узнаем самих себя?
Раздел: Острый угол
Невидимая катастрофа
Журнал: № 2 (февраль) 2012Авторы: Тимур Щукин, Екатерина Челпанова Опубликовано: 2 февраля 2012
Этот «Острый угол» готовить к публикации было особенно сложно. Сначала решили написать материал, в котором рассказывается, как наше общество относится к супружеству, сколь необдуманно люди заключают брачный союз и с какой легкостью разрушают. Статистика, комментарии специалистов, цитаты из трудов православных богословов — всему нашлось место в этой статье. Но она не получилась. Потому что не было в ней самого главного: голоса тех, кто стоял на грани развода и переступил ее. Цифры, философские суждения, экспертные оценки будут в других материалах. А здесь мы предлагаем прислушаться к словам супругов, которые подошли к черте развода вплотную. Может быть, в этих рассказах мы узнаем самих себя?

Сделал все возможное?


Я впервые стал задумываться о семье, когда мне было 20 лет. Жизнь для себя, в одиночку, казалась мне бессмысленной, наверное, потому что я вырос в семье, где все друг друга поддерживали. С детства для меня семья была главной ценностью, а сожительство и «легкие отношения» казались чем-то противоестественным.

Я окончил медицинский военный вуз, поступил в аспирантуру и именно в это время ощутил сильную потребность создать собственную семью. Но по характеру я довольно закрытый, компании и развлечения не люблю, и друзей у меня почти нет. Поэтому я совершенно не представлял, где найти девушку, которая могла бы стать моей женой. Примерно тогда же я крестился и стал ходить в церковь под большим влиянием одного авторитетного для меня ученого. Я стал читать Евангелие и нашел в нем ответы на многие вопросы, которые мучили меня давно. Мне казалось, что я действительно обрел смысл существования. В закрытой военной среде я видел много грязи, чернухи, это было мучительно, поэтому я долго стремился к абсолютному жизненному ориентиру, каким и стала для меня вера…

В тот момент мне казалось, что «правильные», серьезные девушки могут быть только в церковной среде. Правда, эту среду я знал больше по книгам. Мой друг-ученый, который привел меня в Церковь, пообещал познакомить меня с одной девушкой из уважаемой церковной семьи.

Знакомство с будущей супругой (назовем ее Ольга) было очень поспешным и неромантичным. Нас представили друг другу после службы, и Ольга сказала, что ей нужно бежать, но она готова продолжить общение. В то время она оканчивала университет, подрабатывала, по выходным пела в церкви и занималась домашним хозяйством, так как ее мать была тяжело больна. Мы стали общаться, но виделись не очень часто: у Ольги не было времени ходить на свидания. Я познакомился ближе с ее семьей: строгая, патриархальная (отец распоряжается семейным бюджетом и авторитет для всех), многодетная (Ольга и два брата), церковная и интеллигентная. Жили они довольно аскетично, одевалась моя избранница очень бедно и производила впечатление девушки скромной и немного задавленной бытом. Мне показалось, что я нашел идеальную кандидатуру на роль будущей супруги. Скоро я сделал Ольге предложение, она была, как мне показалось, удивлена, думала некоторое время, но в конце концов согласилась.

Вскоре мы поженились и стали жить отдельно на квартире, которую предоставили родители Ольги. Я учился в аспирантуре и работал. Получал не много, но на жизнь хватало, к тому же помогали мои родители. Забеременела Ольга очень быстро, беременность проходила легко, но вместе с ней нашему супружескому счастью пришел конец. Вспоминая то время, могу сказать, что настоящей семьей мы были всего один месяц. Затем начались упреки со стороны жены, что я не закончил ремонт в квартире, мало зарабатываю, не помогаю материально ее родителям. К тому же Ольга стала совершенно равнодушна ко мне как к человеку, не проявляла заботы, не интересовалась моей жизнью. Как только мы поженились, она уволилась со всех работ, и семью обеспечивал только я. Но когда Ольга получила пособие на ребенка, она заявила, что это ее личные деньги, и я к ним не имею отношения. Тогда я надавил, и эти деньги тоже были пущены на хозяйство.

Я присутствовал при рождении дочери и сразу понял, что очень люблю ее. Из другого города, чтобы помочь нам в первое самое трудное время, приехала моя мать, но жену она очень раздражала, и ей вскоре пришлось уехать. Родители и родственники Ольги никак не участвовали в жизни нашей семьи, мне даже пришлось заплатить шурину, чтобы он довез нас до роддома.

Я много помогал Ольге с ребенком, потому что хотел быть настоящим отцом, часто сидел с ним, укладывал спать, готовил еду. Мы договорились, что Ольга будет сидеть с дочкой три года, и записали ее в хороший садик. Но когда оставалось ждать около года, жена заявила, что срочно выйдет на работу, так как ей не хватает денег. В итоге дочку пришлось отдать в ужасный детский садик, в который она не хотела ходить. Дочка плакала так, что у меня сердце разрывалось. Но жена была непоколебима в своем решении.

Когда дочке исполнилось три года, жена сказала, что поедет с ней летом на юг. Денег на самолет не было, предполагалось, что добираться она будет дешевым поездом, условия проживания тоже были неясными. Я был категорически против этой авантюры, но жена сделала все по-своему. Это при том, что мои родители готовы были взять ребенка к себе в деревню в отличные условия на все лето!

После той поездки в наших отношениях появилась еще одна брешь. Мы стали фактически чужими, даже разделили бюджет. Мне пришлось пойти на это вопреки своему желанию, поскольку жена считала, что семью обеспечивать должен только я, а она работает «для себя». Домашние скандалы с битьем посуды стали постоянной частью нашей жизни, даже дочка стала говорить: «Мама папу не любит». Если я оставался дома писать научную работу (я занимаюсь наукой, не только практической врачебной работой), жена буквально не давала мне работать, заявляя, что я «ничего не делаю». Дома я чувствовал себя чужим. Отец подарил мне машину «Жигули», она стала единственным местом, где я мог уединиться и фактически сбежать из того ада, который творился дома.

Через год моя жена поехала в отпуск в Грецию. Ребенка стали отправлять на все лето к моим родителям, так как жене «нужна была свобода». Я не провожал ее, потому что в то время мы уже не разговаривали и жили каждый своей жизнью. Вернулась жена из отпуска с венерическим заболеванием. Мне как врачу было очевидно, что она мне неверна, но я продолжал жить с ней ради ребенка, поскольку был очень привязан к дочери, которая давала мне силы жить, бороться и профессионально расти… Я часто благодарил Бога за то, что Он подарил мне смысл существования, иначе бы я, наверно, сошел с ума. Поездки жены в Грецию стали регулярными, я знал, что она ездит к любовнику, но внешне мы старались выглядеть обычной семьей.

Мне кажется, я сделал все возможное для сохранения нашей семьи, хотя я понял, что Ольга меня никогда не любила и вышла замуж, чтобы выйти из роли старшей дочери в «многодетной православной церковной семье». В самой же этой семье царило внешнее благочестие, но не было ни взаимовыручки, ни взаимной поддержки.
Вячеслав

Очень сложно оценивать ситуацию в семье, когда слышишь только одну половину. В рассказе Вячеслава Ольга предстает эгоистичной и корыстной стервой. Себя он, напротив, выставляет в самом лучшем свете. Но мы ведь многого не знаем. Почему, например, Ольгу «раздражала» свекровь? Может быть, мама героя сама была не очень тактична? Родители жены не помогали молодой семье? Но разве «предоставить квартиру» — это не помощь в наше время, когда купить новое жилье практически невозможно? Что кроется под фразой «я надавил, и жена стала отдавать пособие»? Таких вопросов много…

В этом монологе я не вижу желания найти с женой общий язык, узнать, чего она хочет от брака. Герой рассказа следует каким-то своим представлениям о долге мужа и отца и, судя по всему, не желает признавать, что существует иная точка зрения. Конечно, если Ольга — действительно сатана в юбке, диалог не имеет смысла. Но ведь чаще всего человек грешит не потому, что сознательно хочет зла себе или близким, а потому, что ему кажется, будто другого выхода нет. Он и был бы рад вести себя иначе, но никто не предлагает альтернативы. В браке эта альтернатива обретается в диалоге. Конечно, очень трудно договориться с человеком, которому ты противен. Но кто сказал, что будет легко?

Протоиерей Александр Сорокин




Не люблю, когда все кончается


Я стала путаться в местоимениях, и все время спотыкаюсь на слове «он»: мне хочется сказать «ты». Может быть, так честнее вести мой рассказ. Естественнее. О том, как мы жили с тобой и почему разошлись. Я до сих пор не могу привыкнуть к тому, что «ты» — это абстракция. Что никакого «ты» больше нет, а есть только образ тебя — былого — в моей голове. Ты, наверняка, уже другой. И живешь другим. Но, может быть, если бы не было того — прежнего — тебя и той — прежней — меня, то и теперь нас таких, какие мы есть, не было бы.

Сейчас у меня все хорошо. Как это обычно называют? Я «встретила свою вторую половину». Только я не понимаю, почему мы тех людей, которые были значимы для нас прежде, которых мы любили, называем потом «ошибкой». Не перечеркиваем ли мы этим свою собственную жизнь? Свое собственное сегодня? Мы никогда не отказываемся от университетов, в которых учились, городов, где родились, только вот почему-то те, кого мы любили, становятся «не теми». Может быть, поэтому мы не можем, не хотим признать, как много было нам дано авансом и как мало мы из этого смогли воплотить.

С Владимиром… с тобой я была знакома с детства. И у нас было общим почти все: интересы, друзья, приход, книги. Даже жесты, кажется, у нас стали похожими. Мне стало казаться, что ты был и будешь в моей жизни всегда. Ты был чем-то само собой разумеющимся. И я знала, что бы ни случилось, даже если я не буду знать, что делать, если я полюблю другого, — я смогу найти поддержку у тебя. Пожалуй, ты значил для меня даже больше, чем родители. То, чем жили мы с тобой: наши религиозные поиски, наша вера в возможность конечного смысла, было очень далеко от них. Мы стали друг для друга почти всем. Ты был моим отражением. Но я не знала тогда, какое это счастье — иметь отражение.

Мои родители были не в восторге от наших отношений, хотя и не препятствовали им. Гуманитарная наука для них вообще была вещью сомнительной, особенно в качестве мужской профессии. Тем не менее, на пятом курсе мы поженились. В то время я зарабатывала больше, чем Владимир, мне удалось найти неплохую работу. А он жил случайными заработками, поэтому уйти в декрет не представлялось возможным: тогда нам просто нечего бы стало есть. Так прошел год, и меня стало раздражать нежелание (мне так казалось) Владимира что-то менять, неготовность взять на себя ответственность за семью. Я стала мечтать о другом типе мужчины, брутальном и волевом, а не тонком и сопереживающем. Мне показалось, что такой муж-неудачник мне уже не нужен, он не смог быть сильным, не выдержал жизненного испытания. С Владимиром мы были по-прежнему эмоционально близки, но при этом у нас стали появляться свои собственные интересы, круги общения. Практически одновременно мы завели знакомства на стороне: по Владимиру было видно, что он познакомился с женщиной, за мной тоже стал ухаживать другой мужчина.

Я думала, что с Владимиром все кончено, страница перевернута. Даже говорить нам было не о чем. Но почему-то я не подавала на развод. И не изменяла Владимиру. Когда он подал на развод, я испытала шок. Казалось, что брак мне лишь в тягость, но развод оказался крушением мира.

Сразу же после развода я стала встречаться с успешным, надежным мужчиной, мои родители были от него в восторге и радовались, что я рассталась с Владимиром. Они не понимали, каково мне. А я как будто не жила в то время: ходила на работу, следила за собой, встречалась с друзьями, но делала все механически. Жизнь потеряла все краски и вкусы. Новый друг вскоре сделал мне предложение, но я ему отказала: мысленно оставалась с Владимиром. Я многое бы отдала за то, чтобы вернуть его, хотя новый друг предоставлял мне все, чего раньше не хватало: надежность, мужественность, обеспечение семьи. Но я ответила, что не могу его обманывать, так как чувств у меня к нему нет, а выходить замуж по расчету я не могу.

Наступило самое мрачное время. В храм я перестала ходить, все религиозные чувства куда-то пропали. Я видела, что наступила черная ночь. И не знала, где взять хотя бы спичку, чтобы сделать светлее. Неправда, что к Богу приводят скорби. Меня они увели от Него. На годы мне опротивело все, связанное с церковной жизнью. Как, впрочем, и многое другое, чем я жила до развода. Я узнала, как человек одинок в этом мире и какое счастье иметь близкую душу. Мне потребовалось около пяти лет… не для того, чтобы «забыть» Владимира, а для того, чтобы на-учиться жить без него. Потом, мне кажется, Бог все же вознаградил меня за скорби, потому что я стала счастливее. Я узнала, как можно найти источник жизни в себе самой, сколько всего интересного в моей собственной душе и в окружающем мире. И хотя сейчас я замужем и очень люблю своего мужа, я умею жить одна. Так как знаю, что значит быть одному во Вселенной. Да, я стала жестче и практичней, но теперь меня не так-то легко сломать.

Я не считаю, что Владимир был «ошибкой молодости». Мне кажется, где-то в неведомом мире жива наша любовь. Прошлое не кончается, оно где-то есть. Я не люблю забывать. Особенно людей. Я очень не люблю смерть, не люблю, когда все кончается. Поэтому не расставайтесь с любимыми. Расставание — это упражнение в смерти, потому что в этот момент исчезает та новая личность, которая рождается в подлинных отношениях. Христос победил смерть. Поэтому и мы должны сделать все от нас зависящее, чтобы не оставить ей ни малейшего шанса.
Анастасия

Супруги из первой истории стоят на грани развода, потому что между ними нет (и не было) никаких связующих нитей, кроме ребенка. Анастасия, напротив, рисует нам образ идеальной пары, распавшейся по глупости и малодушию обоих. Не знаю, чего искал Владимир, но героиня точно искала «добра от добра». Что тут скажешь? Британские ученые недавно эмпирическим путем доказали, что идеального мужчины не существует (оказывается, это математически невозможно). Думается, это можно доказать и относительно женщины. О том, что нельзя путать мыслимый идеал и реальную вещь, говорили величайшие мудрецы от Платона до Канта. А мы, христиане, зная о факте грехопадения, и подавно должны знать, что людей без недостатков не бывает. Не нужно искать идеального супруга. Нужно из самого себя лепить то, что (хотя бы в отдаленной степени) напоминает Божий замысел о нас. Если супруг вас любит, он и сам увидит этот идеал (и даже, быть может, лучше вас) и к этому идеалу потянется. По-моему, такой путь куда интереснее бесплодной охоты за «принцем».

Протоиерей Александр Сорокин




Нужен был пинок


Во всяком большом деле случаются сложные ситуации. Семейная жизнь — не исключение. Вот и у меня случилось. Конкретной, серьезной причины я назвать не могу. Да и не было ее. Как-то все по мелочи накопилось. Поздний приход домой, немытая посуда, невыполненные обещания, нежелание идти в кино на фильмы, которые нравятся ей и не нравятся мне. И началось… разногласия, эмоции, амбиции: я же мужчина, я старше, на мне ответственность, с меня спросят. Если ей не нравились мои решения, она обижалась и называла меня эгоистом. Звучали фразы: «Ты думаешь только о себе, ты забыл о семье». Мне же думалось: «Ведь я прав, это все она. Не понимает, не ценит…» Вот уже и жизнь порознь. Однажды прозвучало слово «развод»…

Это слово звучало и раньше, но я не придавал ему значения. Оно говорилось в сердцах. А в этот раз я понял: если так и будет продолжаться, она разведется. Характер у нее горячий…

Но как же так! Неужели в мгновение рушится то, что создавалось годами? Неужели кончилась семья! Или, может, так будет лучше?.. И начались прогулки по ветреным набережным, разговоры с собой у пустой рюмки в пустом кафе, крепкий чай на ночных кухнях с теми, кто готов выслушать:
— Нет, если я пойду извиняться, это будет унизительно. А в чем я виноват?
— Ты очень ошибаешься, так рассуждая. Что тебе важнее: семья или самомнение? Ты вообще ее любишь? Ты забыл главное!

Да, я ее люблю. Но когда конфликт на пике, любовь как-то съеживается. Больше места занимают прагматические вопросы: если она сейчас такая, что будет дальше? Сможет ли она измениться? А я смогу? А если все это будет повторяться?.. Я больше думал о себе, боялся за себя… Но в какой-то момент одиночества отчетливо осознал, что если не менять себя ради любви, ради семьи, то можно остаться один на один со своей гордостью. Еще страшнее представить, что жизнью это может не ограничиться…
«Что Бог сочетал, того человек да не разлучает» (Мк. 10, 9). Ох, как же легко следовать заповеди, пока не окажешься в такой ситуации! И как сложно жить в гордости.

Господи, помоги и вразуми…  Как все решилось, я и сам не понял. Просто, встретившись однажды, решили забыть все старые обиды, не вспоминать случившегося и не повторять ситуаций. Мне повезло, что она меня любит, иначе бы так просто все не закончилось. Резюмируя, хочу сказать, что люди могут жить вместе только в любви или в стремлении к ней. Когда ты знаешь, что любишь человека, но себя все-таки любишь больше, — это пока не любовь. Но уже стремление.

Видимо, чтобы понять это, мне нужен был пинок. Слава Богу за все…
Алексей


Поделиться

Другие статьи из рубрики "Острый угол"

29 марта, пятница