Догматика и органика

ДВА СВОЙСТВА ЦЕРКВИ

— Владыка Иларион, правильно ли я понял, что ключевым для вас является понятие «органического», или «жизненного», единства Церкви?

— Совершенно верно. Церковь есть сверхъестественное благодатное соединение возрожденных Богочеловеком людей в союзе любви. Новый источник и новая благодатная основа единения создает общество, в которомчлены связаны гораздо более тесно, нежели в каком-либо естественном обществе. Сам Иисус Христос представлял это общество в образе древа, то есть говорил об органическом единстве всех верующих, так что и самая жизнь возрожденной личности немыслима вне этого органического единства. Имея такой характер, Церковь может быть только едина. Два отдельно растущих дерева ничем не связаны между собой. Органически связаны между собой только ветви одного дерева.

— А вас не смущает, что термина «органический» не было у святых отцов? Вы же заимствовали его у богослова-романтика А. С. Хомякова.

— Дело в том, что Хомяков собрал и усвоил то, что говорили на Востоке и на Западе в течение нескольких веков по разным поводам, применил всё это к западным исповеданиям, дополнил различными весьма глубокими философскими и историческими соображениями, изложил, наконец, в совершенно новой форме и тоном вдохновенным. Хомяков сказал «по-новому», и в этом его громадная заслуга перед богословской наукой. Сокровищница свято­отеческой письменности — богатство неисчерпаемое, и кто выносит оттуда на свет Божий хоть какую-нибудь часть, того можно только благодарить.

— Хорошо. Но не вполне понятно, как это «органическое единство» соотносится со зримым административно-юридическим?

— Оно является первичным, а всё остальное — производным. Посмотрите на раннехристианские времена. Из посланий Климента Римского, Поликарпа Смирнского и Игнатия Антиохийского можно заключить, что тогда в церковной жизни ключевую роль играл нравственный авторитет. В древности достаточно было общих моральных связей, и Церковь для выражения идеи своего единства не нуждалась в искусственных юридических нормах. Не потому не было единства внешней организации, что она будто бы противна христианской идее Церкви, а только потому, что в действительности было единение более глубокое и тесное. Те формы общения церквей, которые можно отметить в первые времена бытия Церкви, больше свидетельствуют о проникновенности христиан идеей единой Церкви, чем формы общения позднейшего, чисто формального, юридического, бумажного.

— Неужели и догматическое единство тоже производно по отношению к «жизненному»?

— Полагаю, что да, хотя единство Церкви всегда предполагало некий «минимум» единомыслия. Христианство начало не с доктрины, не с формулы, а с обновления жизни. А потому и при единстве жизни в первое время могло быть некоторое разнообразие доктрины. Любовь соединяла сердца всех воедино; для теоретических разномыслий не было места, или, лучше сказать, если и были теоретические разномыслия, они мало затрагивали жизнь. В то время не было точной, единой и подробной формулировки христианского учения, обязательной для всех. В точной форме, нужно думать, преподавались только самые общие, главнейшие истины;в формулировке же отдельных частных сторон христианского учения такого единства не было.

— Вернемся к понятию «жизненного единства». Оно ведь не чисто духовно, оно существует в зримых и конкретных формах, не так ли?

— Ну, так а что такое организм? Это тело! Все члены в теле неразрывно соединены в одно. По всему телу течет одна кровь; все члены его самим своим бытием соединены друг с другом. Отдельный член живети развивается не сам по себе, но только в органической связи с целым телом. Тело — не случайное механическое собрание членов, из которых каждый в жизни своей замкнут в себе, но именно один организм, где одна нераздельная жизнь. С другой стороны, тело не есть что-то самобытное: телу свойственна органическая жизнь, однако этого далеко не достаточно для того, чтобы тело жило. Нужен Дух, оживляющий тело. В Священном Писании тело и рассматривается как орган Духа. Органическая связь отдельных членов и необходимость оживляющего Духа — вот два свойства Церкви.

ВОКРУГ ЕПИСКОПА

— А что является самым главным выражением видимого единства?

— Преемственный епископат, церковная иерархия. Непрерывное преемство епископов от апостолов есть самое главное доказательство истинности апостольства и Церкви. Доказательство того, что одна и та же животворная вера сохранена в Церкви от апостолов доныне и передана в истинном виде. Ведь именно епископов апостолы сделали своими заместителями в деле научения и сохранения истины в основанных ими церквях.

— Получается, что епископ всегда прав?

— Нет, конечно: ни основание церквей апостолами, ни преемство епископов не представляют совершенно достаточного и самодовлеющего ручательства за сохранение в Церкви Христовой истины. Дело в том, что вся церковная жизнь есть плод живущего в Церкви Духа Святого. Сохранение истины также не отделяется от этой общей церковной жизни, оно есть одно из обнаружений благодатной жизни Церкви. Чрез Духа Святого христиане и видят, и слышат, и говорят. Дух Святой дает познание истины. Имеющий Духа Святого может судить о еретических заблуждениях. Духом Святым охраняется и Церковь от заблуждения.

— А теперь выходит, что иерархия не нужна, ведь Духа Святого может познать и мирянин.

— Еще раз. Нельзя отделять истину от церковной жизни, а с этой стороны Церковь — как бы некоторая сверхъестественная реальность, совершенно, впрочем, неотделимая от ее видимого проявления. Она своими благодатными силами питает пресвитеров и епископов, которые, очевидно, лишь в силу своего церковного положения обладают харизмой истины.

— Но как соотносится отдельная епископская община с множеством епископов в Церкви?

— Она постольку жива, постольку живет Христовой жизнью, поскольку она соединена со всей Вселенской Церковью. Обособиться местной церкви, замкнуться в себе, это для нее то же, что для луча отделиться от солнца, для ручья — от источника, для ветви — от ствола. Жизнь может быть только при органической связи со Вселенской Церковью; порвется эта связь — иссякнет и жизнь христианская. Епископат в своей совокупности обладает особой благодатью, которой удостаивает всякого нового епископа, и поэтому он есть неразрывное единство, сохраняющее в Церкви особую благодать Божию. Епископ, с одной стороны, это средоточие отдельной Церкви, а с другой — единичный носитель кафолического епископства, на котором покоится единство во всей Вселенской Церкви.

— Вы были сторонником возрождения патриаршества. Почему?

— Смотрите, что есть патриаршество? Оно по существу есть возглавление епископов Поместной Церкви перво­иерархом. Везде и всегда меняются формы высшего управления Поместных Церквей, меняются сами Поместные Церкви, но неизменно сохраняется тот закон высшего управления, по которому оно возглавляется первоиерархом. Имена и объем власти первоиерарха изменяются, но непоколебимо стоит сам принцип. Печальным исключением является наша несчастная Русская Церковь со своим Синодом. Вся Вселенская Церковь Христова до 1721 года не знала ни одной Поместной Церкви, управляемой коллегиально. Московскому единодержавию, преобразованному Петром в неограниченное самодержавие, помешало русское патриаршество. И во главе Русской Церкви стала неведомая всей Христовой Церкви коллегия, в которой скоро воцарился дух монарха, потому что приставленный к ней обер-прокурором какой-нибудь гусар «сонмом архиерейским, как эскадроном на ученьи, командовал». Но неужели все Поместные Церкви, устанавливая главенство первоиерархов, отталкивали от себя Христа, желали, чтобы не Христос был посреди их, а патриарх? Не лучше ли и нам смиренно склониться пред основным законом высшего управления Поместной Церкви, как ясен этот закон из истории и из канонов?

НОВЫЙ ПРИНЦИП ЖИЗНИ

— Если Церковь движима Святым Духом, значит, она должна состоять из святых?

— Это неправильный вывод. Церковь есть общество верующих в Господа Иисуса Христа Сына Божия людей, возрожденных Им и Духом Святым соединенных в любви и под непрекращающимся воздействием Святого Духа стремящихся достичь совершенства. Это процесс, основанный на любви! Любовь — новый принцип жизни возрожденного человечества, и всё совершенствование, возрастание церковного организма обуславливается причастием отдельных членов закону любви. Весь этот процесс возрастания есть дело благодати Божией, но восприятие этой благодати возможно только при любви. Без любви дарования, полученные известным членом, были бы бесполезны для жизни целого тела, ибо этот член замыкался бы в себе, не знал бы других членов и являлся бы обособленным.

— И поэтому святость Церкви не может стоять в зависимости от хороших или дурных личных качеств отдельных членов?

— Да, христиане, вступившие в Церковь, тем самым отрекаются от греховной жизни и должны поэтому жить впредь в чистоте и непорочности. Но по слабости греховной природы человеческой они могут опять грешить, даже тяжко. Однако и после согрешения не всё еще потеряно. Человек может исправиться и быть достойным членом Христовой Церкви. Церковь, таким образом, состоит из людей, которые вступили на путь святости, руководствуются в жизни своей идеалом святости, которого и достигают путем постоянной борьбы с грехом и дьявольскими искушениями.

— Но ведь аналогичный вывод можно сделать и в отношении епископов?

— Разумеется, святость Церкви не зависит от святости иерархических лиц. Церковь свята в своих Таинствах. Лицо совершителя Таинства может быть недостойным, но Таинство от этого своей святости не теряет. Член церковной иерархии сообщает в Таинствах благодать в силу своего церковного положения, своей церковной должности, а не по своим относительным нравственным качествам.

— Именно поэтому вы не посчитали правильным отделиться от митрополита Сергия?

— Всем отделяющимся я до крайней степени не сочувствовал. Считал их дело совершенно неосновательным, вздорным и крайне вредным. Не напрасно каноны 13–15 Двукратного Собора (поместный собор Константинопольской Церкви 861 года. — Прим. ред.) определяют черту, после которой отделение даже похвально, а до этой черты отделение есть церковное преступление. А по условиям текущего момента преступление весьма тяжкое. То или другое административное распоряжение, хотя и явно ошибочное, вовсе не есть «casus belli» («причина к войне» (лат.). — Прим. ред.). Точно так же и всё касающееся внешнего права Церкви (то есть касающееся отношения к государственной политике и подобное) никогда не должно быть предметом раздора. Я ровно ничего не вижу в действиях митрополита Сергия и Синода его такого, что превосходило бы меру снисхождения или терпения.

924-1925 ГОДЫ, СОЛОВЕЦКИЙ ЛАГЕРЬ ОСОБОГО НАЗНАЧЕНИЯ.

По свидетельству протопресвитера Михаила Польского, «на Филимоновой рыболовной тоне, в семи верстах от Соловецкого кремля и главного лагеря, на берегу заливчика Белого моря мы с архиепископом Иларионом (на фото крайний слева. — Прим. ред.), еще двумя епископами и несколькими священниками, всё заключенными, были сетевязальщиками и рыбаками»

ОАЗИС И ПУСТЫНЯ

— Но где эта черта, кто ее переходит?

— Те, кто грешат против Церкви как союза любви. Дело в том, что сама принадлежность к христианству обусловлена не одним только признанием учения Христова, но прежде всего согласием с учрежденной Христом Церковью и покорностью ей. Быть христианином значит принадлежать к видимой Церкви и подчиняться поставленной в ней от Бога иерархии. Церковь есть осуществление любви Христовой, и всякое отделение от Церкви есть именно нарушение любви. Против любви грешат равно и еретики, и раскольники.

— Вывод: и еретики, и раскольники в одинаковой степени вне Церкви ­­и, следовательно, вне христианства?

— Вне Церкви нет спасения. Для спасения нужны особые благодатные силы, а их можно получить только в Церкви. Церковь — это как бы благодатный оазис, кругом которого совершенно бесплодная пустыня. Вне Церкви — вне благодати, вне Святого Духа, и это равно относится и к язычнику, и к еретику, и к раскольнику. Все они равно безблагодатны, потому что стоят вне Церкви.

— Но в чем тогда смысл экуменического движения? Вы относитесь к нему критически?

— Оно ставит себе высокую, прекрасную цель: уврачевать раны, исцелить болезни обществ христианских. Но чтобы это доброе намерение увенчалось желательным успехом, необходимо осознать болезнь, разъедающую и тяготящую христианский мир, во всей ее глубине. Иначе лечение не принесет осязательной пользы. Да, если смотреть на христианский мир как на составляющий единую Церковь, как на не разорвавший церковного единства, то это будет лишь поверхностный взгляд на состояние больного. Я твердо убежден, что было бы громадным шагом на пути единения, если бы экуменическое движение утвердило прежде всего истину единства Церкви и не считало бы все современные христианские вероисповедания и секты, взятые вместе, за единую Христову Церковь, потерявшую лишь видимое единство.

В основе всех реплик священномученика Илариона лежат буквальные цитаты из его сочинений.