Май 1916 года

Присоединение к православию 268 душ беженцев галичан-униатов в городе Одессе. 

М. Кальнев

Идя навстречу духовным нуждам беженцев-галичан, одесский о­тдел Галицко-Русского общества, с благословения архиепископа Назария, еще осенью минувшего года открыл для них ряд религиозно-патриотических бесед, при живом участии местных миссионеров. Вскоре выяснилось, что среди галичан-униатов начала, сперва смутно, пробуждаться мысль о присоединении к православию. Решено поэтому было провести ряд специальных миссионерских бесед для униатов, с подробным опровержением заблуждений Римско-католической Церкви. По мере ведения бесед число униатов, желающих присоединиться к православию, увеличивалось, дойдя к концу Великого поста до 268 душ, после чего и назначено было днем присоединения их к православию Вербное воскресение.

Еще ранее присоединения, в один из воскресных дней беженцы, ознакомленные предварительно с особенностями и смыслом обрядов архиерейского богослужения, выслушали совершенную архиерейским служением Божественную литургию, с участием сонма городского духовенства.

Пред Литургией все беженцы, руководимые миссионерами и сопровождаемые членами Галицко-Русского общества, явились в собор, где десятью священниками совершено было над взрослыми Таинство Исповеди, по окончании которой архиеписк­опом Назарием. в присутствии многочисленного народа, совершен был торжественный чин присоединения. Отрицание от бывших католических заблуждений, произносимое беженцами во всеуслышание народа, их искреннее со слезами раскаяние, необычайное общее их пение православного Символа веры, число одновременно присоединяющихся всех возрастов детей, парней и девиц, женщин, мужчин и глубоких стариков, торжественный и глубоконазидательный чин присоединения — производили на всех присутствовавших в соборе глубокое, неизгладимое впечатление.

Всю Литургию присоединившиеся к Церкви беженцы, взрослые и дети, стояли в соборе впереди народа, с вайями и зажженными свечами в руках. С глубоким благоговением причастились они Святых Тела и Крови Христовой.

«Самобытность» графа Л. Толстого.

Профессор А. Бронзов

В известных кругах русского общества она считается аксиомой. Но в самое последнее время преинтересно выступил с разоблачением «самобытности» яснополянского графа Н. И. Троицкий в своей брошюре «Великий писатель земли русской, или Правда о „Двух стариках“. Критический этюд».

Содержание рассказа «Два старика» общеизвестно. Два мужичка пошли на богомолье в Иерусалим. Но один задержался на дороге, помогая бедной семье, израсходовал на это все свои деньги и потому вернулся домой. А другой побывал в Святом Городе, где, к удивлению, увидел впереди себя у Гроба Господня отставшего товарища, который в действительности в это время был, конечно, на своей родине. Возвращаясь, богомолец узнал о том, что его товарищ сделал для бедной семьи, а дома нашел у него во всем порядок, а у себя — неустройство. Вывод: дело не в путешествиях по святым местам и т. д.

Н. И. Троицкий отыскал издание профессора В. И. Аксоченского «Чтение для православного русского народа», а в нем «рассказ» «Странник и домосед», который, как оказалось при проверке, и скопирован, с некоторыми изменениями, графом Толстым, о чем, однако, последний умолчал. Замечательно здесь то, что Толстой, несмотря на всё его искусство, «не мог избежать даже буквального сходства со своим оригиналом. В рассказе Толстого одно переставлено на место другого; что в оригинале сказано после, то у него поставлено в начале, изменены имена, но сходство очевидно». Факт компиляции — вне всякого сомнения. Отношение графа к источникам ничем в сущности не отличается от способа пользования «шпаргалками» какого-либо гимназиста.

Даже и тенденция, проводимая графом, «что благотворительность выше, нежели путешествие по святым местам», далеко не нова: она проводилась «в русской письменности еще в начале XII столетия и при этом даже в сказании именно первого русского паломника во Святую землю (игумена Даниила)». Но у Толстого она получила совсем уже уродливую форму. Графу хотелось бы «подменить религию благотворительностью ради простого житейского благополучия, а следовательно христианство заменить социализмом». Но и эта мораль — увы! — «очень известна и без Толстого» и раньше его.

Миссионерское обозрение (по епархиям). 

П. М.

По Грузинскому экзархату. — «Молоканская пря»: так должно назвать происшедшее 27 марта в Бакинском молоканском общественном доме. За «общественным чаем», по случаю сбора пожертвований воинам, молокане подняли свою старую, как старо молоканство, «прю». Представители двух течений — старомолоканского и новомолоканского — заспорили, уже не в первый раз, о необходимости для молокан образования. Одни горячо высказались, что «науки приносят большой вред душе; ничего не давая ей, они служат только для того, чтобы получше устроиться в жизни и побольше получать». Другие же настаивали на необходимости «вооружить подрастающее молодое поколение знаниями, благородными привычками и твердыми, ясными убеждениями», для чего, за недостатком у молокан своей средней школы, рекомендовали отдавать своих детей в гимназии. Примирения не состоялось. Старомолокане ясно видят, что образованная молоканская молодежь лишь номинально остается пока в молоканстве, духовно совсем порвав с ним, и потому для охраны молоканства они и сами сторонятся образования, и другим тоже предлагают. Во главе старомолокан стоят «молоканские старцы-крепыши», степенные, сановитые и с обликом русских бородачей. Однако всё же новомолоканское течение берет верх и материальные выгоды образования постепенно разрушают твердыню «молоканского духа».