20 лет спустя: история одного наместничества
Епископ Кронштадтский Назарий,
викарий Санкт-Петербургской епархии, родился 11 августа 1952 года в селе Ивковцы (Украина) в многодетной семье. В 1974 году окончил Крымский сельскохозяйственный институт. В 1974–1975 годах служил в группе советских войск в Германии. С 1978 года работал в Центральном республиканском ботаническом саду Академии наук Украинской ССР в должности старшего инженера. В 1982 году поступил в Ленинградскую духовную семинарию. В 1985 году пострижен в монашество и рукоположен во диакона, а затем в иеромонаха. С марта 1986 года нес послушание в Свято-Троицком соборе Александро-Невской лавры. С ноября 1987 года — настоятель Спасо-Преображенского собора в Выборге. В 1988 году окончил Ленинградскую духовную академию, в том же году возведен в сан игумена. С 1 января 1990 года — настоятель подворья Казанской иконы Божией Матери Валаамского монастыря в Ленинграде. В феврале 1991 года возведен в сан архимандрита и назначен настоятелем Коневского Рождество-Богородичного монастыря. 25 октября 1996 года назначен исполняющим обязанности наместника Александро-Невской лавры. 17 апреля 1997 года утвержден в должности наместника. В 2009 году избран епископом Выборгским, викарием Санкт-Петербургской епархии. В 2013 году Священным Синодом ему определено иметь титул Кронштадтский.Октябрь 96-го
Ни один наместник Лавры не находился на этом посту больше двенадцати лет, а меня Господь терпит уже двадцать. Назначение стало для меня полной неожиданностью. Я знал, конечно, что архимандрит Кирилл (Начис), тогдашний наместник, — уже пожилой человек. Он много сделал для возрождения монастыря. Именно он занимался вопросами передачи некоторых помещений: шесть комнат выделили в Свято-Духовском корпусе, мол, устраивайтесь, как можете. При нем же начались монашеские богослужения, первое прошло в Никольской церкви на кладбище, потому что Свято-Троицкий собор оставался еще просто приходским храмом. Мое назначение случилось накануне дня моего тезоименитства. Вот первое, что я увидел: в приходской трапезной, где должны были питаться монахи, не было практически никакой пищи, соответствующей монастырскому уставу. Стол был полон, но братия довольствовалась единственным салатом, приготовленным без мяса. Я понял, что очень трудно совместить бытование прихода и монастыря. Это касалось и богослужения, и питания. Поэтому сразу стало понятно — Свято-Троицкий собор должен стать монастырским.
Старый крест над Невским
Мысль возродить в Лавре монашескую жизнь пришла еще митрополиту Никодиму (Ротову), уже тогда он постановил именовать «белых» настоятелей собора наместниками. Я считаю, что это был первый шаг к будущему возрождению монастыря.
Я никогда не помышлял о жизни в Лавре, мне очень нравился Коневец, я туда столько сил вложил… Если откровенно, я хотел остаться там до конца дней, чтобы меня там и похоронили. Мне нравится, что в Коневском монастыре, в отличие, например, от Валаама, осталось немало документов, по которым мы можем судить о жизни монастыря прошлых лет. Это легенда, что Коневец был беднее Валаама. Коневские монахи в старину говорили, что Валаам — монастырь крестьянский, а Коневец — дворянский: в числе братии было много монахов из образованных слоев общества.
Я пришел в Лавру с некоторым сожалением. Но считаю, что согласился я не зря, ведь главное в избранном мною монашеском пути — послушание. На следующий день после своих первых «лаврских» именин я освятил крест, который сейчас установлен над Надвратной церковью. Этот крест совершенно особенный, он сделан методом ковки якорей, видимо, еще в петровские времена, на верфи. Исследователи считают, что ранее он венчал Троицкую церковь, первый храм обители, который до наших дней не сохранился. Крест был найден на территории Лавры, исследован и отреставрирован. Так что свой путь наместника я начал с водружения креста над Невским проспектом — это большая честь и большая ответственность.
Первые дела
Братии было семь человек. Все они были переведены сюда указом митрополита Иоанна (Снычева) — он просто собрал монахов в сане с приходов. Кабинет наместника располагался в помещении бывшего профсоюзного комитета предприятия «Прометей». Кабинет был большой, оформленный в стиле советских учреждений: стены покрашены масляной краской, на полу ковролин в пятнах. Слава Богу, что имелись иконы. Стол был, стул, правда, только один — очевидно, считалось, что посетители в кабинете начальника должны стоять. Еще кабинет украшала современная «стенка», которую кто-то, наверное, монастырю подарил. В этой «стенке» была пишущая машинка и папка. Когда я ее открыл, то увидел в ней всего один листочек — совершенно «слепую» копию указа об открытии монастыря, даже списка братии не было. Еще мне было передано 11 тысяч рублей, которые каждый месяц староста собора выдавал на нужды братии. На эти 11 тысяч и немногие личные средства мне пришлось начать самую первую стройку: оборудовать магазинчик в просфорном корпусе, он и сейчас есть. А тогда он стал нашим единственным источником дохода.
Я сразу поставил вопрос о питании братии, а также о постепенном введении богослужебного устава по монашескому чину. Я сказал владыке Владимиру (Котлярову): «Пока нам не передадут собор, пока у нас не будет никаких источников дохода, монастырскую жизнь нам не организовать». Владыка и сам прекрасно понимал это, и по его инициативе в ноябре 1997 года приходской совет самораспустился, и владыка в один день передал храм в ведение Духовного собора (орган, осуществляющий помощь наместнику в управлении обителью. — Прим. ред.) и наместника Лавры.
Еще одно важное мое личное решение — закрытие южных ворот Лавры. Когда сквозной проход был, здесь спортсмены бегали, с собаками гуляли, даже любовью занимались на коммунистической площадке. Правда, когда я ворота закрыл, случился скандал, пошли жалобы на наместника, который «закрыл от народа его достояние». Митрополит даже вызвал меня к себе и сказал: «Открой ворота». Я ответил: «Владыка, если я их открою, то через эти ворота уйду с чемоданчиком снова на Коневец». Владыка Владимир сейчас на покое. Я очень благодарен ему, он входил в наше положение, был настоящим священноархимандритом обители.
Уединение в центре города
С самого начала мы не очень спешили принимать всех желающих поступить в монастырь, но не потому, что, как говорила одна печально известная личность, «нет человека — нет проблемы». Монашество на Невском проспекте имеет свои особенности. Брать сюда людей, не укрепленных в вере, не до конца уверенных в том, что им следует идти монашеским путем, гибельно для самих этих людей. Я иногда ошибался, я же не Господь Бог, с кем-то приходилось и прощаться, но всегда особенно внимательно подходил к отбору братии.
Насельник Лавры должен быть не только духовно сильным, но и грамотным, готовым ответить на любой вопрос, поскольку каждый день здесь бывает тьма народу, и вопросы они задают самые разные. Стремлюсь к тому, чтобы все насельники имели духовное образование, у нас почти все его имеют. Бывает, что молодые люди приходят трудниками, и если мы решаем их принять в число послушников, я обязательно призываю их получить образование. Кому-то из них в итоге рекомендую найти себе спутницу жизни и стать священником. Я слежу за их судьбой и считаю правильным, что они не стали монахами. А опыт жизни в обители пошел им на пользу и в мирской жизни. Путей спасения очень много, и монашеский — далеко не единственный, возможность выбора есть всегда.
Сейчас нас 55 человек, большинство в постриге. Если бы мы брали всех, монахов было бы уже за триста.
Сегодня, когда к нам кто-то просится, я всегда советую взять отпуск и просто пожить у нас. Человек присматривается к монастырю, и братия к нему присматривается. Я всегда советуюсь по вопросу приема в братию с Духовным собором. Если я или они говорят «нет» — значит, нет.
Главная трудность — в том, чтобы в центре города почувствовать себя монахом. Настоящий монах и на базаре будет чувствовать себя монахом, но если у человека нет опыта монашеской жизни, ему очень трудно понять, что это на самом деле такое. Искусительное место, вокруг огромный мегаполис. Бывает, приходят туристки и говорят: «Я заплатила, покажите мне монашескую келью». Частенько наши насельники удирают от таких «любознательных» короткими перебежками. Нам негде спрятаться, можно только отсидеться в своей келье, здесь нет зоны, куда не пускают посторонних. Правда, у нас есть скит. Кто-то жаждет туда попасть, а бывает, что человек привыкает к этой суете и рассматривает пребывание в скиту как наказание. Когда я вижу, что человек или устал, или очень уж прикипел к городской жизни, то советую ему отправиться пожить в скит.
Сейчас мы уже второй скит обустраиваем — далеко, в Кингисеппском районе. В народе это место называют «Сойкинская святыня», там стоит Никольский храм, требующий большой реставрации. На сегодняшний день построен храм-часовня, заканчиваем дом, в котором поначалу будут жить и строители, и братия. Сложно: в этих местах нет ни света, ни воды — надо проводить электричество, пробивать скважину. Ну, не нам бояться трудностей: монахи должны или молиться, или трудиться, латинская пословица Ora et labora — абсолютно верная.
Храмы Лавры
К 300-летию монастыря нам пообещали, что вернут Благовещенскую церковь-усыпальницу, но воз, как говорится, и ныне там. Уже тогдашний вице-губернатор Василий Кичеджи, который это обещал, находится на другом посту. Мы очень ему признательны, он действительно хотел, чтобы храм был передан, но есть группа в Законодательном Собрании, которая этому сопротивляется, возводит на нас напраслину — мол, мы загубим памятник архитектуры. Я надеюсь, что справедливость восторжествует. Мы молимся об этом, акафисты читаем прямо перед храмом.
К декабрю освятим, надеюсь, верхний храм Феодоровской церкви. Нижний храм еще требует большой работы: в процессе реставрации под полом были найдены разбитые надгробные плиты. Оказалось, там похоронен, например, один из авторов проекта указа об освобождении крестьян — бывший декабрист граф Яков Иванович Ростовцев, там и супруга его похоронена. Их могилы считались утраченными. Обнаружились там и архиерейские могилы. Список у нас есть, но не все могилы сохранились. Пока мы надгробные плиты законсервировали. Хотим их восстановить и закрыть стеклом по музейным стандартам.
Тихвинская и Лазаревская церкви остаются в ведении Музея городской скульптуры. В Лазаревской усыпальнице одно из надгробий ухитрились перенести прямо в алтарь, где был престол. Тихвинская церковь вообще изуродована, большинство людей не догадываются, что здесь был храм.
Некрополи и сейчас называются «Некрополи Александро-Невской лавры», но, по сути, отношения к Лавре не имеют, как и Никольское кладбище. Чтобы похоронить кого-то на монашеском участке, нам приходится обращаться к губернатору. Слава Богу, ни разу не отказали… надеюсь, и мне не откажут. Хорошо, что не запрещают хотя бы присматривать за могилами.
Когда наместник — архиерей
В моей жизни с епископской хиротонией практически ничего не изменилось, я ведь не правящий архиерей — как был наместником, так и остался. Немного другим, правда, стало отношение чиновников и бизнесменов, как я заметил. Поскольку наместник — архиерей, практически во все праздники проходит архиерейское богослужение. Сегодня я рукополагаю в основном только членов нашей братии. Архиерейская хиротония запоминается на всю жизнь, и когда сам кого-то рукополагаешь, то ясно осознаешь, что это реальное осуществление апостольского преемства и явное действие Святого Духа.
Мой титул — «епископ Кронштадтский», я иногда служу по приглашению в Николаевском соборе, но только как викарий. Собор ведь не епархиальный, а ставропигиальный, к тому же ведомственный… Даже в соборе Владимирской иконы Божией Матери в Кронштадте служу чаще: я дружен с настоятелем, протоиереем Святославом Мельником, мы земляки, да и с его братом почти вместе учились.
К административной деятельности я привыкал еще со студенческих лет в Ленинградских духовных школах. В 1987 году стал настоятелем в Выборге. Часто бывает, что понимаешь человека как священник, но приходится принимать решение и поступать так, как должен администратор. Особенно трудно, когда приходится кого-то увольнять. Стараюсь, чтобы человек не оставался на нас озлоблен. Советуешь, куда ему податься. Бывало так, что этот человек потом приходит и благодарит. Бывает, что хотелось бы применить административный ресурс, а сан и духовное звание не позволяют это сделать. Часто это спасает от неправильных поступков.
Первый том содержит информацию о храмах, приделах, часовнях и других молитвенных местах во имя святого благоверного великого князя Александра Невского в России и по всему миру.
Второй — о митрополии и епархии Московского Патриархата, о его зарубежных и ставропигиальных учреждениях, о Белорусском Экзархате, самоуправляемых Церквах Московского Патриархата, а также о Поместных Церквах.
Свои культурные традиции
У нас в Лавре ведется обширная деятельность, связанная с просвещением и культурой. Когда организовали фольклорный фестиваль, нас ругали — как можно в монастыре водить хороводы. Но я считаю, что народное искусство монастырю не помеха. Чем дольше мы будем отталкивать народную культуру, тем дальше от нас будет народ. И фестиваль наш называется «Славим Христа», акцент делается на народные традиции празднования именно церковных праздников. Пятнадцать лет у нас проходит этот фестиваль, к нам приезжают люди из глубинки, иногда им даже за восемьдесят лет. Бывает, люди принимают Крещение, приехав из мест, где вовсе нет храмов. Поэтому я считаю, что от фольклорного фестиваля больше пользы, чем вреда. А кинофестиваль «Невский благовест», проходящий в Лавре, — единственный в мире, нет других межконфессиональных фестивалей христианского кино. Деятельность нашего духовно-просветительского центра «Святодуховский» очень активная и широкая, в коротком интервью всего не расскажешь.
Есть люди, которым одного ярма мало: я как раз такой человек. Не успеешь завершить одно дело, которое мог бы и не делать, как тут же находишь другое.
